обрушиться как цунами.
Аурен смотрит на меня, но дело не только в ее глазах. В них таится что-то еще.
Я чувствую ее голод, ее жажду мести, и у меня не остается сомнений, что она ее исполнит. Я бы с радостью уступил дорогу и позволил ей вершить расправу над этим проклятым королевством. Я мешаю ей не ради них.
Мне не дает сойти с места изматывающая ее сила. Страх, подстегивающий терпеливо убеждать Аурен, потому как я чувствую, что эта сила питается ею, истощает, убивает.
– Золотая пташка, ты меня слышишь? – нежно спрашиваю я.
Аурен наклоняет голову, словно пытаясь понять, кто я, а я мрачнею, чувствую, как жмет в груди.
Магия одержала верх.
– Аурен, – мягко уговариваю ее я и делаю шаг вперед. – Теперь ты можешь ее отпустить.
Ее прекрасное лицо хмурится, золото за ее спиной усиливает отпор. Магия искрит, отчего кожа Аурен блестит как лучи света даже несмотря на то, что со лба капает пот, а дышать ей становится сложнее.
Слишком. Магия отнимает слишком много сил.
Не обращая внимания на пол, вонзающийся в сапоги, я подхожу к ней. Стараясь не выдавать взглядом панику, смотрю только на Аурен и пытаюсь ее успокоить.
– Детка, тебе нужно отпустить. Ты себя опустошаешь.
– Опустошаю? – спрашивает она, но ее голос необычайно спокойный и равнодушный.
Я киваю.
– Да. Тебе нужно опустить магию, иначе ты себе навредишь.
Зал как будто пульсирует.
– Мое золото не навредит мне, – шипит Аурен, и ее почти животный взгляд обрушивается на меня.
– Уже вредит. Твоя аура меркнет. Ты ее не видишь, а я вижу. Мне нужно, чтобы ты дышала и отпустила силу, – с мольбой произношу я.
– Нет! – Пол снова колышется гневной волной.
Я сжимаю зубы, когда ее аура начинает тускнеть, и понимаю, что всеми чертовыми силами должен это предотвратить.
– Теперь тебе ничто не угрожает. Она тебе не нужна, – говорю я, пытаясь смягчить ее магию.
Но Аурен продолжает и разбивает мне чертово сердце.
– Я хочу всем причинить такую же боль, какую причинили мне.
Я плотно сжимаю губы, пальцы зудят, так хочется ее коснуться.
– Ты уже покарала главного виновника, – обещаю я.
Ты покарала его.
Уступив обуревающему меня желанию, я делаю шаг вперед и глажу Аурен по щеке.
– Вернись ко мне, Золотая пташка, – шепчу я. От ее сияющего взгляда мои глаза горят, но я не отворачиваюсь.
От моего прикосновения внутри нее что-то дрожит, а слабеющая аура трепещет, и потом Аурен моргает. Странное сияние в ее глазах отступает.
– Слейд?
Меня наполняет надежда.
– Верно, детка. Отпусти магию.
Только я решаю, что моя Золотая пташка вернулась, в глазах Аурен вспыхивает паника и она обращается к богам.
– Я не могу. Я не знаю, как ее отпустить!
Проклятие!
Я хватаю Аурен за дрожащие руки, пытаясь удержать, и в ответ на ее ужас моя сила ударяет по мне.
– Дыши, Аурен.
Комната сотрясается, золото мечется и разливается в приступе безумства.
– Я не могу ее контролировать, не могу…
– Ты можешь, – говорю я ей, потому что с иным не смирюсь. Она повергла Мидаса не для того, чтобы ее же собственная сила с ней расправилась. – Попробуй, Аурен. Это твоя сила, она подчиняется тебе.
Аурен вздрагивает и пытается остановить силу, ее кожа становится горячей на ощупь. Но когда пол снова покрывается рябью, тревога снова ею овладевает.
– Оно тебя убьет! – кричит она, отталкивая меня. – Уходи, Слейд! Я не могу… не могу его больше сдерживать и не знаю, как остановить!
Не давая ей отталкивать меня, я обхватываю ее лицо руками и говорю:
– Посмотри на меня.
Ее испуганные глаза наполняются слезами.
– Ты должен уйти.
И позволить ей умереть? Ни за что!
– Я уже тебе говорил. Если думаешь, что я уйду без тебя, то ты выжила из ума, – рычу я.
Позолоченный потолок вдруг начинает капать как дождь, стены выгибаются, пол шатается, а Аурен от всего этого дрожит, и ее аура становится такой тусклой, что почти исчезает.
– Аурен, твоя аура быстро тускнеет, ты должна отпустить силу! – кричу я громко, чтобы заглушить стенающее золото.
В ее слезящихся глазах видна мольба.
– Уходи. Пожалуйста, – говорит Аурен, оседая в моих объятиях, когда у нее подкашиваются ноги.
Я чудом успеваю пригнуться, когда слева от меня падает поток золота, обрушившись на пол.
– Проклятие, Аурен, у тебя нет времени. Отпускай!
Но Аурен либо больше не может, либо не хочет. Моя сила сходит с ума, магия вытекает из моих ног, золото трескается. Когда ее аура почти меркнет, корни вокруг моей груди впиваются в кожу, будто пытаются пронзить мое чертово сердце.
Ужас решительно охватывает меня, проникает в саму душу. Аурен не может умереть. Она, черт возьми, не может.
Я ей не позволю.
Потому делаю единственное, что приходит мне в голову, прежде чем станет слишком поздно, и Аурен позволит силе полностью ее испить.
Наклонившись, я вдыхаю ее запах, смакую исходящий от ее кожи жар.
– Прости меня, – шепчу я, поскольку презираю себя за то, что сейчас сделаю. За то, что лишаю ее выбора. Но когда вопрос стоит о ее жизни, не могу бездействовать и позволить ей собой жертвовать. Я этого не выдержу.
Я прижимаюсь к ее губам, и даже сейчас их податливого тепла хватает, чтобы повергнуть меня. Когда Аурен приоткрывает рот, я выдыхаю гнилую силу, и та проникает меж ее губ, скользит по горлу и укореняется под кожей.
Ее сила пошатывается от этого внезапного вторжения, но страх в глазах Аурен меня добивает.
– Прости меня, – повторяю я, потому что она боится меня. Но Аурен слаба, чертовски слаба, а у меня время на исходе.
Еще раз протолкнув силу, я вынуждаю Аурен обмякнуть, хотя чутье сопротивляется и кричит, что это неправильно. Моя же магия воюет со мной, когда я заставляю Аурен замереть между жизнью и распадом, приказывая силе разлагать ее изнутри. Но я боюсь, чертовски боюсь навредить ей, ошибиться, надавить слишком сильно.
– Прости меня, – в третий раз шепчу я, но знаю, что она меня уже не слышит. «Пожалуйста, пусть это поможет, – безмолвно умоляю я. – Пожалуйста, пусть она будет жить».
Когда от ее ауры остается только дымок, Аурен наконец падает, издав еле слышный вдох, а я подхватываю ее.
Когда Аурен теряет сознание, волна золота бесконтрольно обрушивается на пол. Подхватив безжизненно поникшую любимую на руки, я выбегаю через арку, и в то же время раздается громкий хлопок. Но даже в коридоре с потолка тоже капает невзрачное золото и застывает на полу неровными волнами,