смотрели на стоянку кочевников, где началась самая настоящая резня.
Демоны убивали друг друга. Они выскакивали из палаток либо во всеоружии, озираясь по сторонам в поисках жертвы, либо практически обнаженными с крайне растерянным видом. Первые, очевидно, являлись сторонниками Турогруга, а вот вторые… вторые, можно сказать, были трупами.
Вооруженные демоны выволакивали сородичей на улицу, сбивали с ног и безжалостно добивали. Изрубленные тела падали на сухую землю, окропляя ее багровыми брызгами. Некоторые еще пытались сопротивляться, они хватали оружие или пускали в ход когти и шипы. Искаженные болью и гневом гримасы мелькали в беспорядочном хаосе сражения. Кровь, своя и чужая, заливала грязные тела демонов, возвращая им исконный красный цвет. Они рубили друг друга, раздирали плоть, впивались зубами. Стоянка наполнилась музыкой битвы: хрустом ломаемых костей, ревом боли, скрежетом и лязгом стали, протяжными стонами, глухими щелчками выворачиваемых шейных позвонков и торжествующим воем.
Демоны — жестокие воины, способные устроить бойню даже в самой незначительной стычке. Но сражение демонов с демонами — истинный ад.
Турогруг пробивался к центру, методично раскраивая сородичам черепа, отрубая конечности и вспарывая тощие животы. Вождь играючи размахивал огромной секирой, широкими мазками рисуя в воздухе узоры из кровавых брызг и криков умирающих. Он продвигался вперед короткими рывками, оставляя после себя изуродованные трупы и вопящих от боли раненых.
Завидев военного вождя, два почетных стража у палатки совета старейшин расступились, бросив оружие на землю. Однако отказ от сражения не спас их от гибели — не успело копье первого упасть, как его хозяин уже отшатнулся назад, зажимая рассеченное горло руками. Второй страж поспешил наклониться за своим топором, но колено Турогруга впечаталось в искаженную гневом рожу, воткнувшись в глаз рассохшимся шипом. Вождь схватил демона за рог, высвободил колено и отшвырнул конвульсивно дергающееся тело в сторону.
Откинув полог лезвием секиры, Турогруг зашел в палатку.
— Что происходит? — сипло повторил Диолай. Он вцепился в плечо одержимого, тыча дрожащим пальцем в сторону стоянки кочевников: — Ты это видишь? Видишь?!
— Вижу, — угрюмо буркнул Ахин, скинув руку сонзера.
— Но зачем они?..
— Не знаю.
— Это же их сородичи!
— Да.
— Зачем они их убивают?!
Одержимый повернулся и влепил пощечину Диолаю. Сонзера отпрянул, схватившись за вспыхнувшее болью лицо, покрытое ожогами от солнца Пустошей.
Трехрукий с укоризной посмотрел на Ахина, но промолчал. Впрочем, тот уже и сам понял, что погорячился.
— Прости, — прерывисто выдохнул одержимый, отведя взгляд. — Нервы на пределе. Мне тоже очень не нравится происходящее, но я ничего не могу поделать, потому что даже не понимаю, что тут творится.
— Да нет, правильно, поделом, — пробормотал Диолай. Он осторожно потер щеку и болезненно поморщился. — Нечего панику разводить… Просто, знаешь, со временем привыкаешь, что рядом с тобой находится «тот самый одержимый», без ведома которого ничего вокруг не происходит.
— Не в этот раз, — покачал головой Ахин. — Не в этот раз…
***
«И почему все самое важное всегда происходит по ночам?»
Ахин протянул мелко подрагивающие руки к небольшому костерку в центре палатки совета старейшин. Снаружи слышался утробный рык демонов, мародерствующих на телах сородичей и сваливающих трупы в кучи. Кажется, на ночной холод Пустошей они обращали не больше внимания, чем на дневную жару. То есть нисколько. Однако Ахин и Диолай успели замерзнуть, пока их вели по стоянке кочевников. А Трехрукий чувствовал себя вполне комфортно, что, в общем-то, никого не удивляло.
Турогруг сидел на циновке напротив одержимого, даже не позаботившись стереть с себя кровь, поблескивающую глубоким багровым цветом в слабом свете костра. Сзади стояло несколько демонов, еще больше толпилось за стенами палатки — каждый хотел слышать разговор военного вождя с чужаками.
— Будем говорить, — начал Турогруг. — Ты хотел, чтобы старейшины присутствовали, — он обвел мрачным взглядом темные углы палатки: — Они присутствуют.
Ахин судорожно сглотнул, искоса посмотрев на рассаженные вдоль стен трупы. Изувеченные мертвые демоны выглядели очень старыми. Их тощие тела сгорблены, сморщенная кожа обвисла, рога и шипы потрескались. Если подумать, то одержимый никогда прежде не видел доживших до преклонных лет демонов — в столице они умирают намного раньше.
— Вряд у них получится вести беседу, — взгляд Ахина задержался на лице одного из старейшин, чья голова была почти идеально ровно разрублена пополам. Симметрию нарушали только глубоко посаженные глаза, смотрящие в разные стороны от глубокой трещины в черепе, торчащая вбок челюсть и вывалившийся язык.
«Но мы живы, — успокоил себя одержимый, оглянувшись на стоящих у него за спиной кочевников. — Пока что. А останемся ли мы такими, если будем задавать слишком много вопросов?»
Турогруг невесело ухмыльнулся и бросил гостям бурдюк. Ахин вынул пробку и принюхался. После увиденного на стоянке он бы ничуть не удивился, если бы его попытались напоить кровью или чем-нибудь похуже. Однако внутри плескалась обычная вода. Не совсем свежая, но пить можно.
Сделав пару глотков, одержимый передал бурдюк Диолаю. Сонзера жадно припал к нему, шумно сопя забитым носом, и остановился только тогда, когда его желудок сам начал издавать булькающие звуки.
— Славно, — громко икнул Диолай, подбираясь ближе к костерку. Бурдюк с водой он оставил себе. — А откуда у вас это все? Я думал, что Пустоши… ну, как бы… пустые.
«Конечно, спрашивай. Я подожду, — недовольно поморщился Ахин. — Нам спешить некуда, чего уж там…»
— Мы научились искать, — ответил Турогруг, глядя при этом на одержимого. — Карстовые воронки, трещины в земле, дожди с южных болот. Для костров собираем хворост, запасаемся ветками из приграничных лесов, выкапываем корни, сушим на солнце свое дерьмо.
Сонзера посмотрел на слабое пламя, потер внезапно зачесавшийся нос и отодвинулся подальше.
— Но гораздо проще и быстрее забрать все нужное у хилых людишек, — продолжил вождь. Он вскинул голову, обведя присутствующих демонов свирепым взглядом: — Так, братья?
— Да! — взревели багровокожие воины, громко бряцая оружием и стуча кулаками по груди и бедрам.
— Да, вождь! — вторили им демоны на улице.
Услышав эти дикие звуки, Ахин вспомнил недавнюю резню. Крики, кровь, кипящая ярость…
Что-то надломилось внутри одержимого, высвободив накопившиеся эмоции. Темный дух всколыхнулся, длинные тени от тусклого огонька метнулись по стенам палатки, на мгновение выхватив из полумрака застывшие лица старейшин. Пламя отразилось в их остекленевших глазах — в серой пелене смерти мелькнули отблески гнева и разочарования. Они проступили на поверхность, легким инеем оседая на мертвецах. И Турогруг нутром почувствовал этот холод.
Нахмурившись, военный вождь посмотрел на одержимого и положил ладонь на рукоять секиры. Он не знал страха, но пристальный взгляд черных глаз как будто впивался в него, растекаясь по телу вязкими ледяными потоками, сворачивающими кровь и сжимающими внутренности. Отчего-то
