изолированному помещению. Народу там оказалось на удивление мало.
Окон в помещении не было, поэтому источником света служили лишь длинные лампы на потолке. У стен располагались металлические столы и лавки, а возле входа в ряд выстраивались автоматы с водой, кофе, сэндвичами и шоколадными батончиками. Раньше такие стояли повсюду — в аэропортах, на вокзалах и просто на улицах, но за последние месяцы все они опустели. Здесь же царило невиданное изобилие — нашелся даже автомат с сигаретами.
Я не курил с прошлой ночи, а потому увидев его, в первую очередь направился к нему. Марта помогла мне справиться с выданной Трэвисом пластиковой картой, которой я и оплатил пачку сигарет. Пока я тыкал пальцами в кнопки, она взяла нам обоим кофе, после чего мы устроились за одним из столов в самом дальнем углу комнаты. Сидя друг напротив друга, мы провели в ней следующие полтора часа.
— Так и думала, что ты не бросил курить, — пододвигая ко мне переполненную пепельницу, с лукавой улыбкой произнесла Марта. Она отпила глоток кофе, обвела взглядом комнату с облупившимися темно-серыми стенами и прибавила: — Здесь что-то вроде места для отдыха и курилки одновременно. Таких на этаже еще три, но ты со временем освоишься и сам их найдешь. Эта самая дальняя и потому самая тихая, так что рекомендую. Людей тут обычно меньше всего.
— Спасибо. — Усмехнувшись ее словам, я достал из пачки сигарету и прикурив, с удовольствием затянулся. Почти все это время я не сводил с нее глаз. — Вообще-то до того, как попасть сюда, я не курил два месяца. Сигареты, так же как и еду, достать стало сложно, но если с отсутствием еды я еще хоть как-то мирился, то сигареты… Знаешь, сложно не курить, когда вокруг тебя весь мир катится к чертям.
— Да уж, прекрасно понимаю, о чем ты. Я и сама чуть было не закурила после всех этих событий. — Вдруг она тихо рассмеялась и, глядя в меня сияющим взглядом, воскликнула: — Черт, я так рада тебя видеть, Джон! Это единственное хорошее событие со времен начала эпидемии.
Я был благодарен ей за этот всплеск. Мне так много хотелось ей сказать, но с той минуты, как я познакомил их с Лорой, между нами установилась необъяснимая и как будто даже неловкая сдержанность.
Безусловно, мы оба испытывали от встречи радость, вот только после первых восторгов она постепенно перерастала в растерянность, эмоциональную скованность и отчуждение. Мы все больше говорили друг с другом общими, словно искусственными фразами и, очевидно, оба не понимали, как себя вести. Своим восклицанием она немного разрядила эту принужденную атмосферу.
— Я тоже безумно рад, Марта. Правда. Даже не могу выразить, насколько я рад тебя видеть. Честно говоря, я считал, что уже разучился улыбаться и совсем забыл, как это делается.
— Да уж, улыбка и смех теперь стали роскошью и расходовать их нужно предельно экономно, — пошутила она.
— Давно ты здесь?
— С середины января.
Тихо присвистнув, я отпил кофе.
— Давно. Подумать только, ты все это время была тут… Я… Черт, я считал, что ты погибла. В начале декабря на севере случилось нападение на лагерь. Ты ведь была там?
В ожидании ответа я впился глазами в ее лицо и, увидев, как оно передернулось, а потом застыло в мученической гримасе, понял, что была. И понял, что ей через многое пришлось пройти, чтобы выбраться. Опустив голову, она немного помолчала, а затем приглушенным голосом ответила:
— Да, была. Там творился сущий ад. Погибли почти все.
— Но ты выбралась, — с напором сказал я.
Я чуть не добавил, что плевать я хотел на всех, но остановился. Сам не знаю, почему меня вдруг начала разбирать злость на окружающих, но сейчас я хотел бы остаться с ней наедине. Оказаться вдвоем подальше от посторонних глаз и сотни громких голосов… Вероятно, если бы в данную минуту начался апокалипсис, мне и на это было бы плевать.
— С трудом, — с ее губ сорвался горький смешок. — Тот лагерь тогда только открылся и таких стен, как тут, в нем и в помине не было. Простые заграждения из колючей проволоки, деревянные заборы, несколько каменных зданий, но в основном там стояли шатры и палатки. То есть, ты понимаешь, что для них пройти туда было проще простого. Все эти игрушечные баррикады и заграждения они попросту смели. Почти на пять тысяч беженцев приходилось всего чуть больше сотни вооруженных солдат, так что когда они заявились туда целой армией, никто не был готов. Тогда ведь никто еще не знал, что они вообще способны на что-то подобное…
Устремив остановившийся взгляд в пространство, она умолкла, а я безотчетно протянул к ней руку и взял ее ладонь. Действие мое было неосознанным, но жадным, изголодавшимся, ищущим. Сколько раз, закрывая глаза, я представлял себе, что смогу когда-нибудь еще вот так ее коснуться.
Вздрогнув от неожиданности, Марта отвлеклась от своих воспоминаний и заговорила вновь:
— Там все очень быстро произошло. Люди были расслаблены, ведь повсюду ограждения, военная техника и сами военные. Все себя чувствовали в безопасности. Я приехала туда со своей группой на три дня, чтобы снять серию репортажей, а на вторую ночь все и случилось.
— Я видел твой репортаж и видео с места событий. Их выкладывали те, кто смог выжить. Мы в то утро как раз подъезжали к городу и связь уже начинала барахлить, а с того дня пропала совсем. Я тогда чуть не свихнулся и чуть телефон не разбил, все искал хоть что-нибудь от тебя.
— Значит, ты знал, что я была там?
— Случайно узнал. Вернее, Роб рассказал. За день до этого он видел твой выпуск из того лагеря, так что я мог только предполагать, но был уверен, что если бы ты выбралась или тебя там вообще не было, то однозначно где-то всплыла твоя заметка, репортаж, выпуск новостей, хоть что-нибудь… В общем… да… Я хотел думать, что ты смогла каким-то чудом спастись, но как-то все меньше в это верилось со временем. Теперь понимаешь мой шок, когда я тебя сегодня увидел?
Договорив, я сдержанно посмеялся, в стремлении скрыть в очередной раз накатившую на меня лавину противоречивых чувств.
— Понимаю, — улыбнулась она. — Я ведь тоже считала, что ты погиб.
Она снова умолкла, но глаза ее говорили. Говорили о многом. При всем желании я не смог бы в точности описать, что именно выражал ее взгляд, но от него горло у меня стянуло обручем, а во рту пересохло.
— Как ты выбралась оттуда? — хрипло
