— Мистер Старбак? — спросила Джулия, встревоженная выражением ужаса на его лице, но прежде чем она успела договорить, Салли внезапно быстро пересекла палату и взяла Старбака под руку.
— Уведи меня отсюда, пожалуйста, — тихо и в спешке произнесла она.
— Сал…, - Старбак запнулся, осознав, что Джулия знала Салли как Викторию. — В чем дело?
— Этот человек, — Салли едва выговаривала слова, даже не потрудившись указать, о ком она вела речь, — меня знает. Пожалуйста, Нат. Уведи меня.
— Уверен, что это не имеет значения, — тихо сказал Старбак.
— Пожалуйста! — прошипела Салли. — Просто забери меня отсюда!
— Я могу чем-то помочь? — озадаченно вмешалась Джулия.
— Полагаю, нам пора идти, — ответил Старбак, хотя проблема заключалась в том, что плащ Салии и его шинель были сложены в конце того барака, где стоял хирург в окровавленном фартуке, и именно хирург опознал Салли и переговорил с преподобным доктором Петеркином, который, в свою очередь, теперь общался с миссис Гордон.
— Пошли, — сказал Старбак, потащив Салли за руку. Он решил бросить одежду, хотя и жаль было потерять прекрасную серую шинель, когда-то принадлежавшую Оливеру Уэнделлу Холмсу. — Вы меня простите? — спросил он Джулию, проходя мимо нее.
— Мистер Старбак! — властно позвала миссис Гордон. — Мисс Ройял!
— Не обращай на нее внимания, — велел Старбак Салли.
— Мисс Ройял! Подойдите сюда! — выкрикнула миссис Гордон, и Салли, ошеломленная этим тоном, повернулась в ее сторону. Адам поспешил в палату, чтобы узнать, в чём дело, а преподобный Джон Гордон поднял глаза, стоя на коленях у койки лихорадочного больного.
— Я поговорю с вами снаружи, — объявила миссис Гордон, направившись к маленькому крыльцу, где в хорошую погоду пациенты могли подышать воздухом, укрывшись под скосом крыши. Салли подхватила свой плащ.
Хирург ухмыльнулся и поклонился ей.
— Сукин сын, — зашипела на него Салли. Старбак вытащил свою шинель и вышел на крыльцо.
— У меня нет слов, — обратилась миссис Гордон к Салли и Старбаку из дождливой темноты.
— Вы хотели со мной поговорить? — дерзко ответила ей Салли.
— Не могу поверить, что вы могли так поступить, мистер Старбак, — миссис Гордон проигнорировала вызов Салли и посмотрела на Старбака. — Вы, воспитанный в благочестивом доме, приобрели столь дурные манеры, что ввели подобную женщину в мой дом.
— Какую женщину? — набросилась на нее Салли. На крыльцо вышел преподобный Джон Гордон и, подчинившись резкому приказу жены, закрыл за собой дверь, но до того Адам и Джулия тоже успели выйти на переполненное крыльцо.
— Возвращайся внутрь, Джулия, — настаивала ее мать.
— Пусть останется! — сказала Салли. — Какую женщину?
— Джулия! — миссис Гордон пронзила взглядом дочь.
— Дорогая матушка, — произнес преподобный Джон Гордон, — может, ты поведаешь нам, что всё это значит?
— Доктор Петеркин, — негодующе заявила миссис Гордон, — только что сообщил мне, что эта женщина… эта женщина…, - она остановилась, не в состоянии подобрать приличное слово, которое могла бы использовать в присутствии дочери. — Джулия! Немедленно вернись внутрь!
— Дорогая! — обратился к ней преподобный Джон Гордон. — И что же это за женщина?
— Магдалина! — выпалила миссис Гордон.
— Она хочет сказать, что я шлюха, преподобный, — с горечью заметила Салли.
— И вы привели ее в мой дом! — вопила миссис Гордон на Старбака.
— Миссис Гордон, — начал он, но не смог прервать тираду, которая изливалась на его голову, словно барабанящий по крыше крыльца дождь.
Миссис Гордон хотела знать, известно ли преподобному Элиялу Старбаку о глубине падения сына и насколько далеко от Божьей благодати он свалился, и как дьявол стал его приятелем.
— Она падшая женщина! — закричала миссис Гордон, — и вы привели ее в мой дом!
— Господь наш общался с грешниками, — попытался слабо возразить преподобный Джон Гордон.
— Но он не подавал им чай! — миссис Гордон невозможно было переубедить. Она повернулась к Адаму. — А что касается вас, мистер Фалконер, то я шокирована вашими друзьями. По-другому просто не скажешь. Шокирована.
Адам бросил на Старбака полный угрызений совести взгляд:
— Это правда?
— Салли — мой друг, — ответил Старбак. — Близкий друг. Я горжусь своим знакомством с ней.
— Салли Траслоу! — воскликнул Адам, наконец-то воскресив в памяти личность мисс Ройял.
— Вы хотите сказать, что знаете эту женщину? — накинулась на Адама миссис Гордон.
— Он меня не знает, — устало отозвалась Салли.
— Я вынуждена поставить под сомнение, являетесь ли вы подходящей парой для моей дочери, мистер Фалконер, — нажимала на Адама миссис Гордон. — Этот вечер — просто провидение Господне, возможно, он показал ваше истинное нутро!
— Я сказала, что он меня не знает! — настаивала Салли.
— Вы ее знаете? — спросил Адама преподобный Джон Гордон. Адам дернул плечами:
— Ее отец когда-то был одним из арендаторов моего. Это было давно. А после этого я ничего о ней не знаю.
— Но вы знаете мистера Старбака, — миссис Гордон еще не вытащила из Адама достаточную долю сожалений. — Вы хотите сказать, что одобряете его знакомства?
Адам посмотрел на своего друга.
— Уверен, что Нат не знает о роде занятий мисс Траслоу.
— Я это знал, — возразил Старбак. — И как я уже сказал, она мой друг, — он обнял Салли за плечи.
— И вы одобряете выбор вашего друга? — миссис Гордон потребовала у Адама ответа. — Одобряете, мистер Фалконер? Потому что я не могу допустить, чтобы моя дочь была связана, хоть и вполне благопристойным образом, с человеком, который общается с приятелем падшей женщины.
— Нет, — ответил Адам, — не одобряю.
— Ты совсем как твой отец, — сказала Салли. — Гнилой изнутри. Если бы у вас, Фалконеров, не было денег, вы бы были хуже собак, — она высвободилась из рук Старбака и выбежала под дождь. Старбак повернулся, чтобы последовать за Салли, но был остановлен миссис Гордон.
— Сейчас вы делаете свой выбор! — предупредила она. — Это вечер выбора между Господом и дьяволом, мистер Старбак!
— Нат! — поддержал миссис Гордон Адам. — Дай ей уйти.
— Почему? Потому что она шлюха? — Старбак почувствовал, как на него накатывает гнев, настоящая ненависть к этим ханжеским свиньям.
— Я сказал тебе, Адам, что она мой друг, а друзей бросать нельзя. Будь вы все прокляты, — он побежал вслед за Салли, нагнав ее у края барака, где грязный склон парка Чимборасо круто сбегал вниз, к Кровавому Ручью, рядом с которым проходили городские дуэли.
— Прости, — сказал он Салли, снова взяв ее под руку. Она шмыгнула носом. Дождь намочил ее волосы и испортил прическу. Она плакала, и Старбак прижал ее к себе, накрыв алой подкладкой своей шинели. Дождь жалил его в лицо.
— Ты был прав, — приглушенно пробормотала Салли. — Нам не следовало туда идти.
— Им не следовало вести себя подобным образом, — ответил Старбак. Салли тихо всхлипывала.
— Иногда я просто хочу быть такой, как все, — выговорила она сквозь слезы.
— Просто хочу иметь дом и детишек, ковер на полу и яблоню в саду. Я не хочу жить, как отец, и не хочу быть тем, кто я сейчас. Только не навсегда. Я просто хочу быть обыкновенной. Ты понимаешь, о чём я, Нат? — она подняла на него глаза, ее лицо освещали огни кузниц, круглосуточно горевшие у реки, на противоположной стороне ручья.
Он погладил ее по мокрому от дождя лицу.
— Понимаю, — сказал он.
— А разве ты не хочешь быть как все? — спросила она.
— Иногда.
— Боже, — она отпрянула от него, вытерла нос и смахнула мокрые волосы со лба.
— Я надеялась, что скоплю достаточно денег, чтобы после войны открыть магазинчик. Ничего особенного, Нат. Галантерея, что-то вроде того. Я коплю деньги, ну знаешь, чтобы быть как все. Не выделяться. Не быть какой-то «мисс Ройял», просто быть, как все. Но отец прав, — встрепенулась она в новом порыве мстительности, — в этом мире люди делятся на два типа. На овец и волков. На овец и волков, Нат, а себя не изменить. А они там все овцы, — она с презрением указала через плечо в сторону бараков.
— И твой приятель тоже. Весь в отца. Он боится женщин, — замечание было на редкость уничижительным.
Старбак снова притянул ее к себе, уставившись через покрытый тенью Кровавый Ручей туда, где на рябой от дождя поверхности воды отражались кузнечные огни. До сего момента он не осознавал, насколько одинок был в этом мире. Изгой. Одинокий волк, сам за себя.
Точно такой же была и Салли. В поисках независимости нарушившая правила благопристойного общества и посему отвергнутая им. Ее никогда не простят, как не простят и Старбака.
