Большую часть вне лагерей, которые они устраивали в различных точках мира, Стелла проводила в обличье волчицы, и потому просто помотала головой из стороны в сторону.
— Здесь была Башня, — продолжил Катон, раскинув руки, будто хотел разом охватить всю мёртвую землю, простирающуюся на многие лиги вокруг. — Очень сильная Башня, которая несколько месяцев удерживала Третьего. Ты ведь знаешь, кто такой Третий?
Катон впервые заговорил о нём, но Стелла откуда-то знала о Третьем сальваторе и раньше, и потому кивнула, подойдя ближе, коснувшись хвостом ноги Охотника.
— Башня пыталась забрать у Третьего его магию, — продолжил Катон, потрепав её по голове. — Долго и отчаянно, но он отказывался так просто расставаться со Временем. Он боролся столь же отчаянно, из-за чего само время этого мира исказилось. Ты знаешь, сколько прошло с той самой минуты, как мы все оказались здесь, до той, когда мы нашли тебя?
Стелла действительно не знала и продолжала благодарить богов за то, что они уберегли её от этого знания. Шестое чувство подсказывало ей, что она бы просто не выдержала этого.
— Несколько месяцев, — жёстко произнёс Катон, убрав руку от её головы. Стелла вдруг отчётливо ощутила, какой холодный здесь ветер. — Третий был захвачен Башней сразу же после того, как оказался здесь, и он несколько месяцев боролся с ней так, что это отразилось на всём мире. Тебе, возможно, показалось, что прошло всего пару часов, может, даже минут, но на деле прошли месяцы. Время исказилось настолько, что почти никто этого не понял.
Стелла и представить не могла, что всё настолько серьёзно. Она и впрямь думала, что прошло не больше пары часов, что она просто переждала их в каком-то относительно безопасном месте, может быть, в одном из домов, что был в том селении, где её нашла Дикая Охота, и не понимала, как можно было не заметить подобного. Разве способна существовать столь мощная магия, меняющая абсолютно всё?
Исключением был Катон, но Стелла уже давно не относила его к простым смертным. Дикая Охота никогда не была просто группой охотников, которые могли использовать какие-то таинственные тени и узнавать то, что для других навсегда бы осталось загадкой. Дикая Охота была легендой, ранее странствовавшей под разными небесами, но ныне застрявшая здесь, как и все, кого Герцог-Карстар сумел проклясть с помощью хаоса. Об этом Стелле рассказал Катон, когда обучал её устройству миров.
Он учил её истории, что была известна ему, культурам других народов, обращениям к различным людям, лишь языки совсем не давались ей. Стеллу это расстраивало, ведь Катон был очень умным и умел найти подход к любому человеку на любом языке. Чаще он, конечно, находил конфликты и драки, но Стелла ни за что на свете не стала бы осуждать его за это. Он был вождём Дикой Охоты, существом, лишь внешне напоминавшем человека, и ему было дозволено то, что для простых людей было бы безумством и преступлением. Он был одновременно всем и одним-единственным, который имел право на многое, в том числе на то, чтобы говорить о Третьем сальваторе, не боясь его.
До Стеллы доходили слухи, что Омага, столица страны великанов, активно восстанавливается. Несколько раз Катон навещал её, но никогда не брал с собой Стеллу, из-за чего она не имела возможности изучить всё самостоятельно и увидеть сальватора, о котором многие говорили. В это время она обычно оставалась в лагере, скрытом от глаз непрошенных гостей магией Катона, охотилась в ближайших лесах вместе с остальными или просто коротала время, надоедая Иану просто тем, что существует.
Охотники относились к ней с подозрением, но принимали исключительно из-за приказа Катона. Стелла не понимала, в чём её вина. То ли Охотникам просто не нравилось, что среди них есть девушка, то ли они считали, что она каким-то образом обманула Катона и заставила его принять её в Охоту.
Но ей не нужно было никого обманывать — и она бы ни за что не смогла даже подумать о том, чтобы обмануть Катона. Он спас её от тварей, которые, как оказалось, рыскали возле того селения и не напали на неё лишь из-за того, что Охотники оказалась рядом. Он воспитал её как часть Дикой Охоты, научил всему, что знал сам, исключая магию и меч, говоря, что ей нужно уметь защищаться исключительно с помощью своих сил. Он всегда был рядом и слушал её жалобы, если ей приснился плохой сон; если олень, на которого она охотилась, был спугнут кем-то другим; если у неё опять не получалось прочитать отдельные буквы, не говоря уже о словах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пока Катон был рядом и заботился о ней, ей было всё равно, что думают другие Охотники.
Ведь не просто так боги направили Дикую Охоту к ней.
***
— Она красивая, — вдруг сказала Стелла, бездумно крутя в руке один из кинжалов Катона.
Она сидела на полу его шатра, помогая приводить оружие в приличный вид, но делала это, почти не задумываясь. Все её мысли до сих пор были в Тоноаке, прекрасном ярком городе, которым управляла не менее прекрасная фея по имени Эйлау. Стелла не смогла с ней поговорить, ведь она была в обличье волчицы, да и Катон запретил перевоплощаться, но зато она внимательно следила за ней. Её серебряные волосы красиво переливались в свете сотен свечей, горевших в зале, где она их встретила, точно расплавленный металл; тёмные карие глаза изучали каждого, кто прибыл с Катоном, но от этого взгляда не становилось неуютно, нет. У Стеллы возникало чувство, будто за ней наблюдают не для того, чтобы избежать проблем, а для того, чтобы в случае чего помочь, будто леди Эйлау была готова взять на себя ответственность за все ошибки своих гостей, даже самые маленькие и незначительные, и помочь исправить их.
— Она? — перепросил Катон, отшвырнув очередное послание в сторону. Он сидел возле низкого стола, на которым высились свёрнутые послания, какие-то ещё запечатанные или перевязанные лентами, какие-то давно старательно изученные, и периодически заменял бумагу в руках бутылкой вина.
— Эйлау, — уточнила Стелла, поднимая на него глаза. — Она очень красивая…
Она была божественно красивой, но об этом Стелла боялась сказать вслух. В сравнении с феей она была лишь блеклой тенью, которую кто-то выпустил в свет. Волосы Стеллы никогда не отрастали ниже плеч, были сухими, ломкими, напоминали солому, и ей это очень не нравилось. Как, впрочем, практически всё в себе: у неё были мышцы, но, увидев её в первый раз, об этом нельзя было даже подумать, как и о том, что у неё вообще может быть такая же прекрасная фигура, как у леди Эйлау.
— Не привязывайся к ней слишком сильно, — бросил Катон и вернулся к посланиям, которые Охотники отправляли ему с разных уголков мира. — Мы нечасто будем её навещать.
— Я бы умерла от стыда, если бы мы её часто навещали…
— Что?
Стелла прикусила кончик языка, поняв, что сильно сглупила, сказав об этом вслух. Но странное чувство, сплетённое из обиды, разочарования и боли, не давало ей покоя. Стелла не знала точно, сколько ей лет, сколько она уже с Дикой Охотой и сколько ещё впереди, но сильно волновалось, изредка слушая песни странствующих (и очень смелых) бардов о прекрасных леди и рыцарях.
Она не была прекрасной леди, но отчего-то хотела, чтобы это изменилось. Она бы ни за что не рассталась со своим волчьим обличьем, держалась бы за него до самой последней секунды, но ей бы хотя бы на мгновение стать такой же красивой и желанной, как леди Эйлау.
— Стелла, — требовательно произнёс Катон. — Повтори, что ты сейчас сказала.
Стелла сжалась, услышав его тон. Когда Катон требует — нужно исполнять, каким бы ужасным ни был приказ. Он — вождь Дикой Охоты, и он имеет право на всё, о чём только скажет. Перечить ему было бы самоубийством.
— Я бы умерла от стыда, если бы мы её часто навещали, — тихо пробормотала Стелла, вяло стирая с лезвия одного из кинжалов засохшую кровь.
— Что это значит?
— Она очень красивая…
— Это я уже понял, — перебил Катон, и по его слегка изменившейся интонации Стелла осознала, что он начинает злиться.
