— Не знаю, — ответила она тихо. — Я пытаюсь заглянуть в будущее… вообразить время, когда смогу сама распоряжаться своей жизнью и устраивать ее так, как мне будет угодно. Но не могу этого вообразить… Если все пойдет хорошо и мы вернем домой «Проказницу», я ведь не отступлюсь и по-прежнему стану оспаривать ее у Кайла. И, если мне удастся ее отстоять, я буду плавать на ней. — Она честно и прямо смотрела Грэйгу в глаза. — Мы уже говорили об этом с тобой. Я знаю, ты никогда не оставишь Офелию. А я — Проказницу, если только смогу снова завладеть ею. Ну и что нам со всем этим делать?
Он криво улыбнулся:
— Трудновато мне будет желать тебе удачи, ведь в случае твоего успеха я-то сразу все потеряю. Потеряю тебя… — Она не успела толком нахмуриться, когда он рассмеялся: — Но я все равно пожелаю тебе победы, и ты это знаешь. Ну а если ничего не получится, я буду тебя ждать. Вместе с Офелией.
Она опустила глаза и кивнула, но в сердце затаился холодок. Поражение… Что будет означать для нее поражение? Жизнь до старости без своего корабля. «Проказница» навсегда будет потеряна для нее. Она станет женой Грэйга. Пассажиркой на его корабле. Будет следить, чтобы дети, которых она ему нарожает, не падали за борт… А потом сыновья будут взрослеть и отправляться в море вместе с отцом, а она — сидеть дома, вести хозяйство, выдавать замуж дочерей…
Такая будущность внезапно показалась ей сетью, готовой опутать и задушить ее. Альтия безуспешно попыталась найти воздуха для дыхания, попробовала убедить себя — нет, конечно же, ее замужняя жизнь была бы совсем не такой… Ведь Грэйг хорошо знал ее. Ему было известно, что ее сердце навсегда принадлежало морю, а не домашней рутине. Но, как нынче он признавал и уважал ее долг перед семьей, точно так же после их брака он потребует от нее исполнения долга перед ним, мужем. Ибо зачем еще жениться мореплавателю, как не затем, чтобы в его отсутствие кто-то присматривал за домом и поднимал на ноги детей?
— Я не могу быть твоей женой. — Оказывается, она выговорила это вслух. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза: — Это-то на самом деле и мешает мне вправду полюбить тебя, Грэйг. Мысль о цене, которую мне пришлось бы заплатить… Любить тебя — пожалуйста. Но жить в твоей тени — нет, никогда…
— В моей тени?… — спросил он недоуменно. — Альтия, я, похоже, чего-то не понимаю! Ты будешь моей супругой, тебя станет уважать моя семья, ты будешь матерью нашего наследника… — В его голосе звучала искренняя обида, он изо всех сил пытался найти нужное слово. — Что еще я могу тебе предложить? Нет более ничего, что я мог бы подарить женщине, на которой собираюсь жениться… Это — и еще себя самого… — Его голос упал до шепота: — Я надеялся, этого хватит, чтобы завоевать тебя…
И он медленно разжал пальцы. Ни дать ни взять — отпускал птицу на волю.
И Альтия неохотно убрала руку из его ладони.
— Грэйг… Ни один мужчина не мог бы предложить мне большего. Или лучшего.
Он вдруг грубо спросил:
— И даже Брэшен Трелл?
Его голос охрип, когда он произносил это имя.
Альтию же охватила ледяная жуть. Так он знал! Знал, что некогда она переспала с Треллом!.. Как хорошо, что она сидела, а значит, не надо было думать, как устоять на ногах. Она постаралась, чтобы ее лицо осталось спокойным, а заодно попыталась унять бешеный шум в ушах. Во имя Са, уж не в обморок ли она собиралась упасть?… Глупость какая. И почему, собственно, такое содеялось с нею от его слов?
Он вдруг поднялся на ноги и отошел на несколько шагов от стола. Он незряче смотрел в темноту ночного леса.
— Итак, — сказал он. — Стало быть, ты любишь его.
Это прозвучало почти как обвинение.
От стыда и чувства вины у нее пересохло во рту.
— Не знаю, — тоже хрипло выговорила она. Она попыталась прокашляться. — Это просто… просто случилось. Мы были в таверне, а пиво оказалось отравлено, и…
— Да знаю я. — Грэйг отмахнулся. Он по-прежнему не смотрел на нее. — Офелия рассказывала. Она пыталась предупредить меня. А я не захотел ей поверить.
Альтия зарылась лицом в ладони. Так Офелия предупреждала его. Альтия ощутила опустошающее чувство потери. Это было как удар под ребра. Она вдруг усомнилась, что Офелия вправду хорошо к ней относилась.
— И давно ты… все узнал? — кое-как выговорила она. Он тяжело перевел дух.
— Помнишь вечер, когда она подначила меня поцеловать тебя? И я поцеловал?… Так вот, в ту же ночь, попозже, она мне и рассказала. Я думаю, она чувствовала себя… ну… виноватой, что ли. Она думала, что, если я слишком влюблюсь в тебя, это причинит мне боль… когда я выясню, что ты… ну… ох… не такова, как я ожидаю.
— И почему ты только сейчас об этом заговорил?
Альтия подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он каким-то косым движением пожимает плечами.
— Я думал, это не будет иметь никакого значения. Хотя в душе, конечно, я беспокоился. Мне задушить хотелось сукиного сына! Из всех низостей, которые можно совершить, он выбрал… Но потом Офелия сказала мне, что у тебя, может, сохранились к нему какие-то чувства. Что ты, может, по-прежнему немножко в него влюблена!..
Это прозвучало почти как вопрос.
— Не думаю, — ответила она. Но ее слова не несли в себе яростного отрицания, они были скорее равнодушны, и это удивило ее.
— Везет же ублюдку, — заметил Грэйг с горечью. — Насчет меня ты точно знаешь, что не любишь. А насчет него — не уверена!
— Я очень давно знаю его, — неуклюже проговорила она. Она очень хотела сказать, что не любит Брэшена. Но можно ли всю жизнь знать человека, много лет дружить с ним — и хотя бы до некоторой степени не полюбить?… Взять, к примеру, хоть Давада Рестара. То, что он творил как торговец, вызывало у нее отвращение. А поди ж ты, образ добродушного «дядюшки» сидел в душе по-прежнему крепко. — Много лет Трелл был членом команды и моим другом, — продолжала она. — И, что бы ни произошло между нами, эти годы никуда не исчезли. Я…
— Я все-таки не понимаю, — перебил Грэйг. В его голосе звучал глубоко запрятанный гнев. — Он же обесчестил тебя, Альтия. Он тебя скомпрометировал. Когда я все выяснил, я был в ярости! Я вызов ему бросить хотел! Я думал, ты ненавидишь его! А значит, подлец достоин был смерти! И я был уверен — после того, что сотворил, он никогда больше не посмеет вернуться в Удачный… А когда он все же вернулся, я чуть не убил его прямо на месте. Только две вещи удержали меня. Я не мог оторвать ему голову, не объявив во всеуслышание о причине, по которой вызываю его. А я не хотел срамить тебя. Потом я узнал, что он посетил ваш дом. И я подумал, что он, может быть, предлагает… покрыть грех. Но если он предлагал, а ты ему отказала… Скажи, он тебе предлагал? И, если только в этом все дело, ты, может быть, чувствуешь какие-то обязательства перед ним?…
Он был в отчаянии. Он изо всех сил пытался понять.
Альтия поднялась из-за стола и подошла к нему. И тоже стала смотреть в лесную чащу, окутанную темнотой. Тени ветвей, сучьев и стволов переплетались, сливаясь.
— Он меня не насиловал, — сказала она. — Уж в этом-то я должна сознаться тебе. Да, мы с ним сделали глупость. Но насилия не было. Так что я виновата нисколько не меньше, чем Брэшен.
— Но он же — мужчина! — бескомпромиссно выговорил Грэйг. Он стоял, сложив на груди руки. — Значит, виноват он. Он должен был всемерно защищать тебя, а не слабостью твоей пользоваться. Мужчина обязан держать в узде свою похоть. Ему положено быть сильней!
Вот тут Альтия попросту онемела. Так вот, значит, какой он ее видел? Беспомощным, слабым созданием, нуждающимся в водительстве и защите всякого мужчины, которому случится быть с нею рядом?… Сперва Альтия явственно ощутила пролегшую между ними трещину. Потом пришел гнев, ей захотелось разразиться страстной обвинительной речью. Он должен был увидеть — свой жизнью она распоряжалась сама!
Но гнев улегся так же быстро, как и возник. Дело было безнадежное. Она-то видела свою мимолетную связь с Брэшеном как некое событие личной жизни, касавшееся только их двоих. Грэйгу же мерещилось нечто, что было над нею сотворено, нечто, что изломало всю ее дальнейшую жизнь. Нечто, что противоречило его понятию об общественных устоях. Ее чувство вины и стыда проистекало не из сознания преступности собственного поступка — она больше боялась последствий для своей семьи, в случае если все обнаружится… А значит, взгляды, которых они с Грэйгом придерживались, были прямо противоположными. В этот момент Альтия поняла со всей определенностью: вместе они ничего не смогут построить. Даже если она навсегда распрощается с мечтами о собственном корабле, даже если решит вдруг, что ей жизненно необходим дом и куча детей — этот его образ слабой и беззащитной женщины всю жизнь будет ее унижать.
— Поеду, пожалуй, — проговорила она.
