мальчишки подбежали, протягивают куски хлеба, а охрана эшелона их отгоняет. Были случаи, когда после блокадного голода дети-ленинградцы, досыта наевшись хлеба, в страшных муках умирали…
– Смотрите! – перебил я инженера, показав на мерцающий экран монитора.
– Что за чертовщина?! – изумленно проговорил он, вцепившись в рычаги управления.
На экране предстало нечто нереальное, фантастическое: возле останков разбитой машины, среди груды покореженного железа, под мощным светом прожекторов «Луча» в подводном сумраке словно бы светилась изнутри белокаменная скульптура. Омываемая подводным течением, она выглядела белоснежно чистой, словно только что опустилась на дно.
Лихорадочными движениями Веретилин сделал увеличение, и теперь можно было детально разглядеть скульптуру. Изображала она мальчика на дельфине. Сначала мне показалось, что скульптор изваял спящего мальчика, но, вглядевшись в его лицо, я понял, что дельфин держал на своей спине мальчугана, заснувшего вечным, беспробудным сном.
«Луч» пересек Дорогу жизни, и мальчик на дельфине скрылся из глаз, на экране опять потянулась однообразная серая картина, словно бы затянутая пеленой, сквозь которую смутно просматривалось пустынное илистое дно. Лишь иногда в свет прожекторов попадали серебристые стайки рыб и, метнувшись в сторону, исчезали в подводном сумраке.
Увиденное на экране одинаково поразило и меня, и Веретилина. Мы не сразу пришли в себя, до того неожиданно выглядела на дне эта удивительная, непонятно как оказавшаяся там скульптура.
– Надо немедленно вернуться назад и спустить водолаза, – повернулся я к инженеру.
– Мы не можем срывать программу испытаний, – словно бы очнувшись от наваждения, сухо сказал он. – Тогда испытания надо будет начинать заново. Да и водолазного оборудования здесь нет.
– Вы хоть успели сфотографировать эту скульптуру? – спросил я, вспомнив, что «Луч» снабжен фотокамерой.
– Растерялся… Забыл… Все из головы вышибло… – признался Веретилин, и я чуть не застонал от досады:
– Наверняка это ценная музейная скульптура. Ее надо обязательно поднять.
– Боюсь, без фотографии скульптуры добиться специального рейса будет трудно.
– Но ведь мы вдвоем видели этого мальчика на дельфине! Неужели нам не поверят?
– Как знать, – неопределенно сказал инженер.
Только сейчас вспомнив, что третий монитор находится в капитанской рубке, он включил переговорное устройство и, вызвав на связь капитана, спросил его, что тот видел на своем экране.
– Несколько разбитых машин. Здесь проходила Дорога жизни, – бесстрастно ответил капитан.
– А кроме машин, ничего не заметили?
– Видел груду железа, металлические бочки.
– А скульптуру видели? – не выдержав, сказал я в микрофон.
– Какую скульптуру?
– Мальчик на дельфине.
Капитан, узнав мой голос, рассмеялся:
– Ну, это вам уже привиделось, товарищ журналист. Не иначе как начитались приключенческих рассказов. Откуда здесь взяться скульптуре?
Веретилин выключил переговорное устройство, не дослушав капитана.
– Уж если вам не поверил капитан, то другие и подавно, – помолчав, хмуро проговорил он.
– Надеюсь, вы не откажетесь, что видели эту скульптуру? – раздраженно произнес я.
Веретилин ответил не сразу:
– Отказаться не откажусь, но убеждать всех, что видел скульптуру, не стану. У меня на это просто нет времени, сейчас надо готовить «Луч» к государственным испытаниям – это для меня сейчас самое важное. Впрочем, если директор нашего института согласится, мы можем поискать эту скульптуру, как закончатся испытания.
Я ухватился за предложение Веретилина и в тот же день по радиотелефону связался с директором НИИ. Узнав, что ходовые испытания прошли успешно, директор чуть ли не в лоб заявил, что это произошло только благодаря его мудрому руководству институтом. Заверив директора, что это найдет отражение в моем будущем очерке, я обратился к нему со своей просьбой. И сразу директора НИИ как подменили: есть утвержденная программа испытаний, смета расходов, определенные сроки и так далее. Трубку взял Веретилин, но и у него, при всем старании, не получилось переубедить директора.
– Я так и знал, – виновато сказал инженер, безуспешно закончив разговор с директором. – У каждого своих забот хватает, а тут какая-то скульптура, которую только мы с вами и видели. Забудьте о ней, иначе хлопот и неприятностей не оберетесь…
Но забыть ее я уже не мог. На обратном пути в Ленинград перед моими глазами то и дело возникало необычное, фантастическое зрелище – среди искореженного железа, в зыбком подводном сумраке, на белом каменном дельфине вечным сном спит кудрявый каменный мальчик.
Сразу после возвращения в Ленинград я начал хлопоты, чтобы поднять скульптуру со днй Ладожского озера. Но случилось именно то, что предполагал дальновидный Веретилин, – мне не верили, что где-то на дне озера в целости и сохранности лежит эта необычная скульптура. Последнее ответственное лицо, к которому я обратился, заявило так:
– Допустим, что вы действительно видели эту скульптуру. Но где у вас гарантии, что эта скульптура действительно представляет собой какую-то художественную ценность? Может, это заурядная гипсовая копия, вообще не имеющая никакой ценности? Если вы всерьез решили заставить нас заниматься поиском этой скульптуры, предъявите неопровержимые свидетельства, что в годы войны Дорогой жизни из Ленинграда была вывезена музейная скульптура, изображающая мальчика на дельфине. Очень жаль, что вы не успели ее сфотографировать, – сказало ответственное лицо фразу, которую я слышал буквально во всех инстанциях, куда обращался. Причем произносилась она с одной и той же интонацией: мол, я-то знаю, почему вы не сфотографировали эту скульптуру, – потому что таковой вовсе не существует…
После этого разговора мне ничего не оставалось, как обратиться в Эрмитаж, с чего, вероятно, и следовало бы начинать.
Симпатичная женщина-искусствовед, к которой меня направили, выслушала мой рассказ с вежливой, но скептической миной на бледном лице и наставительно проговорила:
– «Мертвый мальчик на дельфине» – это известная работа скульптора Лоренцо Лоренцетто, созданная по рисунку великого Рафаэля. В основе рисунка и скульптуры – античная легенда о дружбе мальчика и дельфина, который во время прогулки по морю смертельно ранил своего друга плавником. Скульптура давно хранится у нас в Эрмитаже, вы можете подняться в зал и увидеть ее. Впрочем, вот изображение этой скульптуры, – раскрыла женщина массивный путеводитель по Эрмитажу.
Сначала мне показалось, что на дне Ладожского озера я увидел именно копию этой известной, как оказалось, скульптуры: тот же мертвый кудрявый мальчик с запрокинутой головой, которого бережно несет на себе дельфин. Но чем дольше я всматривался в фотографию, тем больше убеждался, что там, на дне Ладожского озера, находится другая скульптура, может, даже более совершенная и выразительная.
Когда я сказал о своем впечатлении женщине-искусствоведу, она захлопнула книгу и недовольно произнесла:
– У нас нет ни малейшего повода предполагать, что на эту же тему Лоренцо Лоренцетто сделал две работы. По всей вероятности, вы видели копию этой самой скульптуры, а ваше личное впечатление вызвано теми необычными условиями, в которых она появилась вам на глаза. Одно могу сказать точно: в годы
