— Ты прекрасно понимаешь разницу. Это всего лишь чиновники, для которых все то, чем они управляют, чуждо. А я имею в виду тех, кто на свой страх и риск создавал свое собственное дело и за все свои действия отвечал личным имуществом. Именно они были кровно заинтересованы в результатах своего труда.
— Они не трудились, а командовали другими.
— Быть в постоянном напряжении, быть ответственным за все подконтрольное тебе — это очень большой труд. Да ведь ты сам руководитель…
— У меня другое — я не ставил целью задавить конкурентов, спастись от мафии, выжать побольше и отдать поменьше. У нас общее дело, у нас климат полного доверия и взаимопомощи. В том, что действительно полезно народу, мне было гораздо легче, чем буржуям. А тем, что полезно народу не было, я никогда не занимался.
— Какая идиллия… Ты, помнится, был яростным противником института президентства, а придя к власти, отхватил такие полномочия…
— Вы плохо разбираетесь в структуре нашей власти. Я был не против полномочий вообще, а лишь против той системы, когда над ответственным руководителем никто не стоит. Разумеется, у руководителя должно быть достаточно полномочий для продуктивной работы. Коллегиальный представительный орган может и не осуществлять текущее управление, но у него всегда должна быть возможность проконтролировать и скорректировать действия ответственного руководителя, изменить его полномочия, а при необходимости — немедленно снять с поста и назначить другого. При вашей власти вы по конституции не были подконтрольны никому — и вы вовсю злоупотребляли своими полномочиями.
— Неподконтрольность — это независимость от чьей-либо воли…
— Перестаньте! Независимости в любом случае не получится — вопрос лишь в том, кому служить — богачам или простым труженикам. Сталин, например, на вопрос о том, каким должен быть руководитель государства, ответил, что он обязан очень сильно любить свой народ. Я, конечно, придерживаюсь того же мнения. А вы делали все для того, чтобы подавляющее большинство населения России попросту вымирало, а всякие хлопонины, дерипаски, мамуты и подобные им занимали первые строки в мировых рейтингах богачей.
— Но они же заслуживали того, чтобы помогать им…
— Заслуживали?! Эти паразиты?!
— Почему паразиты? Если есть прогресс, если есть крупные предприятия, то кто ими должен управлять? Они сами по себе, что ли, управляются?
— На определенном этапе ими управляли руководители монополий — раз подобные структуры уже сформировались, то ими должен был кто-то управлять, и они действительно ими управляли в частном порядке. Но ведь государственное управление намного эффективнее.
— Как это эффективнее? Ну ладно, я не беру сегодняшний день — ты же меня обвиняешь в том, что я не реставрировал коммунизм тогда. Что у меня было перед глазами? Бесхозяйственность, дефицит, волокита, некомпетентность тех, кому доверено управление народным хозяйством…
— Дефицит был провокацией для возбуждения ненависти к Советской власти.
— А до Горбачева?
— В начале восьмидесятых Америка сбила цены на нефть и ввязала нас в афганскую войну — а это сказалось на советской экономике…
— Это параноидальный бред…
— В девяностых годах по НТВ показывали документальный фильм о «холодной войне» — и там высшие отставники-цэрэушники подробно и откровенно рассказывали о том, как они уничтожили СССР. Этот «параноидальный бред» зафиксирован на видеопленке. Может, прямо сейчас посмотрим?
— Ну ладно… А в семидесятых — ведь, согласись, многих товаров на прилавках не хватало, приходилось использовать свои связи, чтобы получить их «из-под полы».
— А что, надо было из-за этого реставрировать капитализм?
— Не только из-за этого. Но об этом после. А сейчас продолжим разговор о дефиците. Что, разве нельзя было увеличить количество занятых в сфере торговли и обслуживания, в сфере производства потребительских товаров — с целью повышения их качества и увеличения количества?
— Все то, что было нужно для нормальной жизни, продавалось свободно, и купить это не представляло большой проблемы. Надо судить не о прилавках, а о домашних холодильниках. Для тех, кто не хотел стоять в очередях, нередко были организованы специальные торговые точки, где цены были на несколько процентов выше. Там никаких очередей и не было. А насчет того, чтобы увеличить количество работников, занятых в сфере услуг — так, как при капитализме — к сожалению, это привело бы к снижению темпов роста экономики. Надо было наращивать производство средств производства, чтобы добиться полной независимости от Запада. А насчет качества… Могли бы мы сделать так, чтобы, скажем, наша бытовая техника была лучше японской, а часы — лучше швейцарских? Могли бы. Но это неизбежно привело бы к изъятию наиболее квалифицированных специалистов из тех отраслей, где они были нужнее — например, из военно-промышленного комплекса. Так же насчет экспорта товаров народного потребления из-за рубежа — интересы ускоренного экономического развития требовали преимущественно ввоза промышленного оборудования. Мы и так в этом отношении сели на нефтяную иглу, за что пришлось потом расплачиваться… Вот в этом и заключались объективные причины некоторого несовершенства потребительского сектора.
— А зачем нужна была эта сумасшедшая гонка?
— Затем, что нам угрожали войной на истребление — как и во время правления Сталина. Интересы достижения независимости требовали построения мощного экономического базиса. Только в тридцатые-сороковые-пятидесятые годы эта необходимость была абсолютно очевидной — в отличие от брежневской эпохи. Никто тогда не верил в то, что Америка — враг неизмеримо более опасный, жестокий и беспощадный, чем гитлеровская Германия.
— Ты не понял меня — зачем вообще нужно было обороняться от Запада?
— По-вашему, надо было покориться ему и открыть для него свое социально-экономическое пространство?! Надо было отказаться от помощи жертвам его агрессии и грабежа?
— Ну ладно, об этом чуть позже… Мне, например, абсолютно очевидно: то, что делал брежневский режим, и послужило причиной последующей, как ты говоришь, «реставрации капитализма».
— Вообще-то, действительно, истоки трагедии нужно искать здесь… Но надо конкретизировать — что именно послужило причиной реставраци? Этих причин было великое множество, и даже выделить основные из них нелегко. Да, был внутренний заговор — самоструктурирование коррупционной системы. Да, было внешнее диверсионное воздействие. Но на что это наслаивалось? На острый кризис роста. То, что СССР не смог в свое время грамотно проникнуть в «третий мир» и произвести аккумулирование дополнительных средств в своих руках, привело к тому, что он был вынужден опираться исключительно на свои собственные трудовые и материальные ресурсы — не говоря о том, что контроль за этими регионами захватили США; не говоря о потере стратегической инициативы в масштабах планеты. А развиваться было жизненно необходимо. Надо было провести перевооружение промышленности и кардинальную реконструкцию инфраструктуры. Да, мы много чего разработали в лабораториях и конструкторских бюро ВПК — но на массовое производство, на инвестиции средств не хватило — тогда, когда мы были уже готовы, грянули афганская война и нефтяной кризис. А потом пришел Меченый и устроил Чернобыль — да и вообще не до этого стало режиму измены… А еще надо было повышать жизненный уровень народа — и Брежнев, несмотря ни на что, добился в этом деле невиданных в истории успехов… Его правительству было довольно трудно — с одной стороны, надо было двигать вперед фундамент производства, всякие проекты «переднего края» вроде БАМа, а с другой — народ требовал все большего и большего повышения своего уровня жизни. На том этапе, который отличался от этапа индустриализации тридцатых годов, народ не желал «затягивать пояса» ради дальнейшего промышленного развития. Мне кажется, что коммунистическое и государственническое мировоззрение формируется именно благодаря крупным проектам, а одно лишь развитие личного потребления питает индивидуализм. Было бы идеальным выйти на уровень полного удовлетворения базовых потребностей — и тогда стремление участвовать в дальнейшем развитии стало бы содержанием прибавочных потребностей. Если бы мы успели выйти на американский уровень потребления, то дальше могли бы развиваться без оглядки на что бы то ни было — но нас остановили ударом в спину именно тогда, когда мы были уже готовы начать преодолевать этот кризис.
— А неэффективная организация народного хозяйства при коммунистах?
— По сравнению с чем? С Соединенными Штатами?
— Хотя бы…
— Во-первых, они расположены в гораздо более благоприятной климатической зоне, и издержки на теплоснабжение и транспорт там неизмеримо ниже. Во-вторых, они активно взаимодействовали со всем миром — разумеется, с выгодой для себя. В-третьих, они собрали у себя лучшие умы со всего света. А мы ничего этого не имели, но тем не менее процент годового промышленного роста был у нас всегда выше, чем в США. А с учетом прямых ежегодных изъятий — чтобы только компенсировать их — соотношение показателей было еще более благоприятным для нас. Что труднее компенсировать двадцать-тридцать процентов на оборону у нас или пять-семь процентов у них? А десятки процентов были необходимы для ускоренного достижения паритета с США… Приходилось бежать вперед только для того, чтобы оставаться на месте. Но мы не стояли, а шли даже быстрее, чем они — и это без вышеуказанной «халявы»!
