И внезапно нездешний ветер ворвался в Маханаксар. Отбросил вуаль Ниенны, открыв прекрасное страдальческое лицо. Разметал по плечам седые волосы Проклятого, рванул плащ за его спиной – окровавленными крыльями умирающей черной птицы…
«Крылатый…»
И вот – поднялся с трона Король Мира и, сойдя вниз по золотым ступеням, подошел к своему старшему брату. Он не смотрел на Валар, но знал – сейчас все взгляды прикованы к нему. Помедлив лишь мгновение, Манве промолвил тихо и печально:
– Брат мой… Встань, брат мой…
Недоуменно, ошеломленно смотрели Валар, как Король Мира сам поднял мятежного Валу с колен, как по приказу Манве Великий Охотник, стиснув зубы, рассек коротким кинжалом ремни, стягивавшие руки Проклятого.
Только в лицо брату не посмел взглянуть Владыка Валар.
– Настал день великой радости для нас, – вновь заговорил Манве, – ибо сегодня все избравшие путь Могуществ Арды собрались здесь, и вот – пятнадцать тронов в Маханаксар…
Лишь сейчас заметили Валар: напротив тронов Короля и Королевы Мира поставлен – еще один. К нему подвел Манве Проклятого и на высокий золотой престол усадил его.
– Ты – равный среди равных, брат мой, ибо нет здесь ныне ни королей, ни слуг.
«Равный среди равных…» Намо скрипнул зубами. Проклятый сидел неподвижно: изуродованные руки – на подлокотниках трона, смотрит прямо перед собой, и слепыми кажутся всевидящие глаза. Но как гордо держит голову… Внезапно Намо понял: ошейник. Кровь незаметна на черном, но как же не догадался… А подлокотники трона кажутся чернеными – кровь, кровь в узорах золотой резьбы…
Изумленный вздох пронесся среди Валар: Король Мира снял свою сапфировую корону и положил ее на белые плиты Маханаксар.
– Здесь нет ни королей, ни слуг, – повторил Манве, – и я лишь один из вас, Великие, не Король Мира. И не брата моего – меня будете судить вы, ибо и моя вина в том, что нарушен был мир в Арде и замысел Единого Творца Всего Сущего, Отца нашего. Я не сумел предостеречь моего брата от ошибки, не сумел защитить Арду от зла, не сумел исполнить волю Отца. Судите же меня, братья и сестры мои, судите меня справедливым судом. Покорно приму я ваш приговор и, если более достойного увенчаете вы как Короля Мира, первый склонюсь перед ним… Пусть же каждый из вас, Великие, изречет суждение свое. И выслушан будет каждый, и мера ошибок каждого будет определена, и взвешены будут все деяния.
В этот миг он был прекрасен в своей скорби и смирении, и слова его были мудры и справедливы. Склонив златокудрую голову, Манве сел на трон и застыл в молчании.
Намо стиснул руки. «Сказать? Нет, я не могу, я не судья… Судить может лишь беспристрастный, а мне слишком нравишься ты, Мелькор… Мелькор. И будут взвешены все деяния… Да, взвешены – вот они, чаши весов, и моего слова довольно, чтобы нарушить их равновесие… но какая из двух окажется тогда тяжелее? Кажется, я знаю; но будет ли это справедливо? И что есть справедливость? Не знаю. Я не знаю. Я не вправе. Тогда я тоже считал себя беспристрастным, а мной правил гнев. Теперь – любовь к моему брату. И снова – мною правят чувства. Нет, я должен молчать».
В Маханаксар повисла тишина.
– Дозволено ли будет мне сказать слово, Великие? – спросил Манве, не поднимая глаз. Молчаливое согласие было ему ответом, и младший брат Проклятого продолжил:
– О Средиземье забота наша, так да будут призваны и выслушаны те, кто побывал в Смертных Землях. Пусть поведают они нам, что видели, ибо, не зная этого, мы не вправе судить.
И предстал перед тронами Великих Эонве блистательный, военачальник Валар в Средиземье. И так говорил он:
– Воинство Врага – чудовищные твари, извращенные им; те же из них, что подобны обликом младшим Детям Единого, кажутся порождениями бездны. Если мы позволим Врагу остаться на свободе, вечно будут эти отродья Тьмы терзать Арду. Да свершится над Врагом суд Великих: кара Единого должна настичь его.
– Слышишь ли ты слова эти, брат мой? Почему ты молчишь?
Голос Манве был исполнен скорби.
«Почему же тебе было так легко убивать этих воинов, могучий Эонве? Почему же тот, кого ты называешь Врагом, не смог защитить себя? Почему от вас, мудрых и справедливых, бежали на Восток Люди? Мелькор, ведь ты знаешь, что все блистательные подвиги Эонве – ложь… Почему ты молчишь?»
Но Черный Вала не ответил.
И так говорил Курумо:
– Все, чего касается он, становится нечистым и отвратительным. Не только тела, но и души калечит он, и не знает земля покоя, пока пребывает в мире Враг. Да судят его Великие Валар по деяниям его.
– Ответь же на эти обвинения, брат мой…
«Я видел твои творения. То, что создавал ты, прекрасно, Мелькор. Даже мой Майя предпочел застывшей мудрости Валинора – смерть, лишь бы стать твоим учеником. Учеником Творца. И Валар знают, что ты творец, не разрушитель; они видели, они вспомнят, только расскажи им, не молчи, расскажи им, Мелькор…»
Но Проклятый не сказал ни слова, только чуть заметно дрогнули его руки, когда он услышал голос Майя.
И так говорил Эарендил:
– Слуги Врага сеют раздор между Атани и Элдар, и в ненависти своей ко всему живущему даже Людей разделил он. И те, что служат ему, перестают быть Людьми. Только злобная воля его ведет их; это чудовища, подобные живым мертвецам, устрашающие в битве! Никому в мире не будет покоя, пока существуют они! Да сгинет Враг и мерзкие твари его, что носят лишь обличье живых, на деле же – духи ненависти и разрушения!
– Брат мой, не молчи, ответь…
«Я видел, видел их! Эти люди умирали за тебя, своего Учителя, и никто не предал тебя, не повернул назад… Да что же ты молчишь! Говори, слышишь?!..»
И снова – ни слова не проронил Мелькор.
И так говорил Арафинве Ингалаурэ, Финарфин Златокудрый, король Нолдор Валинора:
– Велика моя скорбь и скорбь народа Нолдор. В бедах всех собратьев своих, в смерти отца моего Финве, братьев и родных моих, что пребывают ныне в чертогах Мандоса, в безумии Феанаро обвиняю я его. Старшие Дети Единого изначально были чисты душой, но Враг смутил мысли их, и тьма отравила души их. Я скажу слово за народ Нолдор: лишь Враг повинен в бедствиях, что постигли их, в том, что Нолдор посмели ослушаться воли Валар и Единого. Никакая кара не будет слишком суровой для Врага и приспешников его. Пусть же заплатят они за все страдания народа моего. Должно Могучим Арды оставить великое милосердие свое в этот час.
– Почему ты молчишь, брат?
«А кто заплатит за кровь его учеников? И – те же слова!.. Продолжаешь дело своего отца, сын палача?! Что вы сделали с ними… Что вы хотите сделать с ним?!» – в сердце Намо поднялся ослепляющий гнев: эти обвинители, смиренный Король Мира, застывший каменной статуей Мелькор, и сам он, не смеющий сказать ни слова… «Что же ты молчишь?! Или смирился, решил покорно принять кару? Почему ты молчишь?! Скажи, скажи им, Мелькор!.. Мелькор!!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
