Король Мира опустил глаза и тихо проговорил:
– Мне тяжелы ваши слова, словно судите не моего брата, а меня. Пусть скажет он слово в свое оправдание.
Но Мелькор хранил молчание. Вместо него заговорила Королева Мира:
– Воля и Замысел Отца нашего выше родства. О супруг мой, ты видишь – ему нечего сказать. И если таково будет решение Великих, забудь о том, что он брат тебе.
– Неужели это правда и тебе нечего ответить? Твое молчание наполняет скорбью мою душу…
Багровая пелена перед глазами. Застывшее лицо Черного Валы. Обожженные руки. Немигающие глаза Варды. Склоненное в показном смирении чело Манве. Железные наручники. Ухмылка Тулкаса. Брезгливое лицо Ороме. Ошейник. Кровь на черных одеждах. Золотой трон. И – молчание, это мучительное молчание, непонятное, пугающее…
«Что я скажу, что, что?! Если мне хочется ударить по этому красивому скорбному лицу… Король Мира! Лицемерная тварь, лжет – и сам верит в свою ложь… Что я скажу, когда хочется крикнуть – я не отдам вам его?! Скажу – я не позволю? И – что будет? Поединок, битва – здесь, в Валимаре? Что станет тогда с Ардой? Неужели таков выбор… его жизнь – или жизнь Арды… брат мой, я не могу… я не хочу этого… На благо Арды – заставить молчать свое сердце… Но неужели благо Арды должно быть оплачено такой ценой?! Или я должен принести эту жертву… я?! Кто-нибудь, скажите же, что мне делать, что?.. Почему ты не говоришь ничего, Мелькор? Ведь можно сказать сейчас, все еще можно изменить… или – уже нельзя, все предрешено? Да говори же, говори!!»
– Неужели никто не скажет слова в защиту его? – возвысил голос Манве.
И в наступившей мертвой тишине прозвенело серебряной струной:
– Я скажу!
Сестра Феантури поднялась, стиснув тонкие руки:
– О Король Мира и вы, Великие! Взгляните на брата вашего – кому довелось изведать столько боли, принять такую тяжесть на свои плечи, испытать столько страданий? В том наша вина…
Глаза Валар были прикованы сейчас к Ниенне: что она говорит? Неслыханно! Винит их! – и в чем?!
– Вы говорите – он ненавидит все живое. Но по вашему приговору, Великие – по твоему слову, Король Мира! – были казнены ученики Мелькора: как забыть такое? как простить? Зло порождает зло; и если ныне Мелькор ненавидит нас, в том повинны лишь мы сами. Не его – себя должны судить мы, лишь будучи справедливым к себе можно получить право говорить о неправоте другого. Если не познаешь меру добра и зла в себе – как сможешь понять, что есть добро и зло для мира?
Вы, пришедшие в Арду по велению своей любви к миру – разве любовь эта умерла в ваших сердцах? Если вы не слышите голос Арды – не Мелькор, а вы вершите зло! Вы, принявшие облик Детей Единого – или это не помогло вам изведать человеческие чувства? Или вы забыли о милосердии, и сострадание – лишь пустой звук для вас? Я говорю свое слово – пощадите! Если вы называете его жестоким, но сами не знаете жалости – как можете обвинять его? Чем вы выше его? Кто дал вам право судить вашего брата?
Она замолчала, обводя глазами Валар. Большинство старалось не встречаться взглядом со Скорбящей Валой. Эстэ прижала руки к груди, смотрит с надеждой, жадно ловя каждое слово. Зрачки Ирмо расширены, глаза кажутся почти черными. Намо опустил голову, сильные руки, каменно-неподвижные, лежат на подлокотниках трона.
И – немигающие холодные глаза Королевы Мира.
– Такова воля Единого, – глухо, не поднимая взгляда, сказал Ауле.
Ниенна стремительно обернулась на голос:
– Разве воля Единого велит вам ненавидеть и убивать? Не довольно ли крови и боли? Вы раните Арду, причиняя боль своему брату!
– О чем ты, сестра наша? – Манве растерян. С одной стороны, он сам хотел этого, сам говорил, что будет выслушан каждый. С другой – не ждал такого. И в мыслях Валар, которые он ощущает, нет больше единства. Казалось, все уже ясно, остается лишь произнести слова приговора… Странные, жестокие слова говорит Скорбящая Вала. Страшно слышать, страшнее – поверить…
– Не вам, отрекшимся от мира, судить того, кто не покинул Арду! Не вам, укрывшимся в Валиноре, судить того, кто принял на свои плечи скорбь мира, в чьем венце была вся тяжесть Арды! Недобрый и неправый суд вершите вы, Великие!
Она удивлялась себе, тому, что посмела бросить такие обвинения в лицо Совету Великих. Но с каждым словом уходила из сердца тяжесть, ей было горько и радостно, она разрывала оковы молчания, слишком долго стягивавшие ее грудь. И все же – словно кто-то другой говорил ее голосом, хотя отчаянные эти слова рвались из глубины ее души.
– Сестра наша… – Король Мира нервно сцепил пальцы, – сестра наша, мы выслушали тех, кто пришел из Арды. Не менее, чем ты, хотел я услышать хоть слово в оправдание его деяний: ты права, лишь тогда можно судить. Но – тщетно…
– Ты слышал речи победителей, Манве! Что скажут побежденные? Разве ты стал слушать их?
– Он волен говорить. Ты видела – я просил его об этом…
– Если скажет – услышишь ли? Поверите ли? Разве вы слышите меня? И не правду хотите услышать – слова раскаянья и отречения! Я говорю – не нам судить его! Я говорю – судить вправе лишь тот, кто беспристрастен, чьи руки чисты, чье сердце свободно от гнева и ненависти!
Тишина звенит от напряжения. Как можно сказать такое? Как можно даже помыслить о таком? Почему молчит Король Мира?
Манве заговорил не сразу. Было видно, что ему тяжело дается каждое слово:
– Речи твои горьки, сестра наша, но во многом справедливы. Не мне решать и судить ныне. Я – один из равных; и кто из нас безгрешен и чист перед Единым? Судьба Мелькора, как и судьба каждого из нас, в руках Отца; так да будет над ним суд Единого.
Ниенна растерялась. О чем говорит Манве? Но следующие слова Короля Мира заставили ее вздрогнуть:
– Пусть решает поединок. Эру дарует победу правому. Изберите ныне достойного быть судьей в поединке, и первый я склонюсь перед ним, ибо он станет глашатаем воли Эру.
Тогда вступил в Маханаксар Курумо, поднял со сверкающих плит сапфировую корону и, преклонив колена перед троном Манве, склонив голову, подал венец Владыке Валинора.
– Справедливый и милосердный! Воистину, ты Король Мира волей Отца Всего Сущего! Лишь ты достоин властвовать в Арде. Прими же венец свой, да свершится суд твой, ибо это суд Единого!
– Нет… я недостоин…
Манве склонил голову. И, приняв венец из рук Курумо, Королева Мира возложила его на чело своего супруга.
– Такова воля Великих, – промолвила она. – Тяжел удел Короля Мира, но тяжесть эта возложена Отцом на твои плечи.
Манве прикрыл глаза. Голос его прозвучал ровно и тяжело:
– Кто из Валар станет вершителем воли Единого?
Могучий Тулкас давно уже сидел, сжимая кулаки. Слова Ниенны были ему непонятны: для него исход суда был ясен, он не мог и предположить, что кто-то вступится за Проклятого; все происходящее вызывало в нем глухое раздражение, но заговорить без позволения Короля Мира он не решался. И сейчас, услышав слова Манве, он сорвался с места. Это был его час.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
