— О боги, Лоа воды! Воды!! — заорал Рерих.
Илена бледная и неживая глазела во всю ширь на царящий кошмар. Неужели не существует более гуманных методов? Должны же быть. Пускай Ламас для нее исключение, но с другими, разве можно так? Нет и еще раз — нет!
Повалил белесый пар прямо из глотки Ешкана.
— От него уже ничего не добьешься, — спокойно констатировал факт мейстер Лоа.
Рерих погладил щетинистый подбородок.
— В мешок его и в сточную канаву.
После чего сразу обернулся к окаменевшей сударыне.
— Приношу свои извинения, госпожа, кажется, мы немного перестарались. Отныне будем работать, более точно и квалифицировано. Вы согласны?
И тогда она взорвалась.
— Я больше не хочу это видеть! Не хочу видеть… никто не заслуживает на такие смерти! Даже они!
Рерих секунду молчал, придирчиво взирая в ее бунтующее личико, Лоа и "серые" каменными истуканами ждали команд. Чего-то ждало от своих палачей остывающее, безжизненное тело Ламаса, не выдержавшее пыток.
— Хорошо. Подумаем над другими способами убеждений!..
(Конец первой части)
Часть вторая
Западную стену бароджских ворот достраивали, усердно и полным темпом, наполную катушку собрав на участке всевозможных мастеров-строителей и рабов, поставив над душой неусыпный начальствующий надзор. Илена нигде не замечала низкорослой, коренастой фигуры магистра Лойфа Жонака, но тем ни менее, всюду видела его людей, ответственных начальничков за движением стройки и за тем, чтобы процесс восстановления ворот не прекращался ни на секунду. Ни Ешкан, ни Форт и ни тем более Юржан Невольч ни в коем случае не дали спуску языкатому Жонаку, показав и подчеркнув своим приказом категорическое наказание за не соблюдение нижестоящим чиновником общественных программ благоустройства столицы. С магистром Лойфом они учинили показательный и назидательный урок всем остальным общественным деятелям.
В целом Илена понимала поведение "вождей" Лафима — демонстрация неприкрытой власти носила несколько нравоучительный характер, прямолинейно адресованный ей, на всю площадь распростертым от одной улицы до другой пестрым транспарантом, на котором жирными, цветастыми буковками могло быть написано: "СМОТРИ ИЛЕНА! И ЗАПОМИНАЙ, МЫ ДЕРЖИМ ЛАФИМ В СКОРПИОНСКИХ КЛЕШНЯХ И ЗА ЛЮБОЕ НЕПОСЛУШАНИЕ, КАЖДЫЙ БУДЕТ В ОТВЕТЕ. И ВЫ — НИСКОЛЕЧКО В ТОМ НЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ!"
Девиз столь наглого характера Илена встречала перед своими глазами везде и всюду. Напоминания о всевластии Форта и Ешкана с Невольчем блистали в любых светских местах. Общественных скоплениях народа. Даже жители столицы и те, казалось ей, повседневно таскали в руках и на себе, дощечки с поучительными заявлениями. Ей хотелось кричать и рыдать, пока бурный восторг того вечера тайно не обдавал ее бурлящим адреналином. Ох, если бы они, высшие иерархи Лафима знали, от чего ей на самом деле хотелось забиться в уголок и истеричить? Наверное, прознав сокровищную правду, Тревор Ешкан задрожал бы и затрепетал, забился бешеной агонией.
После казни Ламаса Илена пребывала в глубоком психологическом и эмоциональном ознобе. Шквал паники и поток самобичевания. Наползающее чувство горя. Что они наделали? Что она наделала? Как она могла такое допустить? Свершить казнь над человеком? Магистром? Без суда и следствия, руководствуясь маниакальными заверением и предлогом Рериха и Лоа. Ужас! Кошмар!!
После той страшной ночи, она забилась в имении покойного отца и не высовывала носа, страшась шорохов и шагов прислуги, вздрагивая от любого постороннего шума. Ей мерещились конвои городской стражи, спешащих по парку к беседке, где она пребывала в это роковое для души время. На третий день, со дня расчета над Ламасом, к ней явился адъютант Рерих, спокойный и сдержанный, будничным тоном заявил, что в столице волнение: городская стража с патрулем магистрата рыщут по городу, ищут следы исчезновения молодого Ешкана. Правда о худших новостях в кругу правительства никто пока не думает, напротив, считают, что сынок Тревора снова увлекся, ушел в загул. Запил и ошивается у какой-то знатной дамы. Илена еще больше разнервничалась, ведь последними в тот вечер с Ламасом под ручку видели ее и именно ее могли подозревать той дамой, у которой пропадает вельможный ловелас. Рерих с ней огласился, отметив, что да столь тонкий факт не стоило исключать, но также напомнил, в подозрениях есть алиби, ее видели, как она прощалась с Ламасом и карета Илены покидала имение раньше магистра, поэтому указывать на нее, будут в последнюю очередь. Она могла оказаться в этом деле лишь свидетелем, да и только. Доводы Рериха несколько успокоили ее, и дни до банкета в Бародже потянулись своим чередом, никто к ней не заявлялся, и уже вечером, на кону предстоящих событий в парке развлечений, прибыл советник Ньеманн, такой же замученный и задерганный, как всегда, сообщивший, что веселье состоится и госпожу Илену Лафимскую приглашают развеяться от скуки. Конечно же, по наущениям Рериха, она незамедлительно согласилась и приняла подарок вежливости.
Илена с молодых лет не очень часто посещала столь одиозное и специфическое место, коим именовался Бародж. Бародж — столичный парк массовых посещений. В дни ее юности король Риште обустроил километровую городскую землю под общественные аттракционы отдыха для простого и состоятельного жителя государства. Благо земля Южных Губерний на то время была богата на диковинки. Народу всегда хотелось с интересом на что-то посмотреть, развеяться. После кончины короля и падения короны, многое поменялось, хоть и оставило за собой старые привычки и традиции. Взгляды магистрата и совета постепенно исказили и исковеркали старую обыденность Лафима, внеся собственные интересы и аппетиты, фантазия "вождей" ушла далеко за границы идей старого правителя Лафим и планы по Бароджу, как уютном уголке досуга и отдыха, чиновники проглотили с жадностью пустынных тварей, преобразив под прихоти рынка денег и законам торговли. В наши дни от прошлого Бароджа осталась сама идея, как о парке, в который можно прийти и, поглазев на чудеса и извращения природы, под градом впечатлений разойтись по домам; в остальном, магистрат и Торговая палата и здесь приложились на полную катушку, возжелав наполнить до отказа необъятные кошельки. Зверинцы Бароджа превратились в аттракционы смелости, дерзости и азарта, — став соперником той же Фодарской арены, лишь менее масштабной и зрелищной, чем являлся амфитеатр. В конечном счете, оба объекта потянули к себе массы людей, зрителей, что создало два противоборствующих без битв и сражений лагеря выкачки денег, тотализаторов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
