Гордей готовился к смерти. Вот только он не знал, в чем заключается подобная подготовка. Смириться со скорым окончанием своего пути? Никак нельзя это сделать в срок нескольких ударов сердца. Пускай и таких медленных. Да и за большее время не достичь результата. Было бы написано это в его драгоценных книгах, в записках самых умных людей, когда-то живших и повидавших многое... они все равно не помогли бы остановиться ему – мечущемуся во тьме, где должно быть столько мыслей и знаний. Пустота – они исчезли. Испугались и сбежали. Никто из них не мог стать ему опорой в этот миг.
Голос Октис, вдруг прозвучавший совсем рядом, оказался единственным, что Гордей нащупал во тьме. Он открыл глаза, чтобы еще раз убедиться в истинности ее существования.
Договорись с ними! Если они говорят с тобой, то, ради всех Богов, договорись с ними! – Почти вслух вымолил он. – Ведь ты с ними заодно и готова сожрать все, что любишь!
– Слова лишь гнали меня вперед, но не свели с пути. – После раздумий заявила Октис.
Даже самые упертые и неподвижные из охотников переглянулись. По-видимому, уроки громкой речи для перволинейных производили на цахари большее впечатление, чем признания в убийстве их соратников и родственников.
– Ты убила сегодня хороших добытчиков. – Вещал голос леса. – Это плохая охота. Стае пришла убыль. Ты должна возместить, и охота закончится.
***
Она приготовилась к мести цахари, бесполезно до боли сжимая гладкое древко.
Октис передернуло: поневоле она вдруг представила, как тело ее, медленно вращаясь, жарится на вертеле. – Предательское воображение! Черви! Черви! Черви!
– Займи их место. – Прозвучал приговор старшего – словно брошенное копье, которое Октис ожидала куда больше.
– Что? – Прошипела она.
– Раз ты убила шестерых охотников – значит, и охотиться можешь вместо них.
Октис растерянно соображала, пытаясь осмыслить слова вожака охотников.
– Отдаться вам? Живой? – Недоверчиво переспросила она.
– Да.
– Чтобы охотиться для стаи? Человек среди цахари?
– Да.
– А те, которых вы развесили по лесу?! Их вы тоже пригласили в охотники?!
– Они не охотники. Они не понимали охоты. Ты – да, ты – поймешь.
– Я не... не буду вам собакой на привязи!
– Не будешь. – Подтвердил цахари все тем же снисходительным тоном. – Мы примем тебя за охотника. Равного другим. В нашем роду есть бывшие землепашцы. Они – часть стаи, потому что стали достойными охотниками.
– Цахари и люди не оставляют потомства. Это не доказано! – Вдруг простонал из-за укрытия книжник.
– Мы есть! – Без труда услышал его и ответил старший. – Творцы дают детей тем, кто проявляет терпение.
Терпение! – Октис замотала головой. – Представляю это терпение – не многим лучше вертел в задницу и медленный костер! Тьфу! Черви!
– Если ты не смеешь, стать частью стаи, ты можешь присоединиться к ней – так же, как убитые тобой.
Она ничего не ответила и напряглась больше прежнего, готовая в следующий миг кинуть копье наугад и броситься за укрытие. Или просто встать на месте и принять весь удар, накопленный охотниками.
– Октис! – Гордей поднял голову, замахал руками. – Это оно! Нет, не отказывайся. Слышишь?! Это шанс. Спастись!
– Ты хочешь меня положить, чтоб самому выкрутиться? – Процедила она сквозь сжатые зубы. – Может, им лучше над тобой потерпеть? Глядишь, и для тебя Творцы что-нибудь сообразят!
– Нет. Не думай об этом. Если ты согласишься, это не закончится здесь. У тебя будет время. Договориться. Они ведь от тебя добычи хотят, а не тебя в добычу! Неужели ты сейчас откажешься? Только из принципа? Они ведь жизнь предлагают!
Жизнь. – Раздалось в ней, и она замерла, старательно сдерживая в себе всякую дрожь. – Жизнь. Жить дальше. Не умереть здесь – расстрелянной из десятка луков. Наживленной на другой десяток копий. Разорванной на куски. Исчезнувшей. Жить. Каждое утро встречать рассвет под шапкой листвы. Провожать закат. Всю жизнь в лесу – так и не добравшись до его края. Разуверившись в его существовании. Не сопротивляясь собственному пути. Смириться с недостижимостью Вторы. Сейдин. Жить. Вдали от всяких землепашцев и их цивилизации. Среди этих жестоких богоподобных, так быстро все решивших. – Она вгляделась в их лица. – Сколько оценки в их глазах? Ненависти? Презрения? Страха? Конкуренции? В мужских, женских?
Октис сдалась.
Как же сказать... что я согласна? Как сказать, что я хочу жить?
– Мое... оружие останется при мне! – Выпалила она сквозь вдруг пересохшее горло.
– Конечно. – Ответил цахари.
Гордей слегка оживился. Оставляя раненную ногу без движения, он выглядывал из-за корня, осматривая охотников чуть спокойней, чем раньше.
– А он? – Она кивнула в его сторону. – Он ведь не охотник – он вам не нужен.
Настало очередь старого цахари недоуменно смотреть на соратников из оцепления. Несколько молчаливых пересекшихся взглядов – и вот уже вновь звучал его голос:
– Ты же знаешь. Охота должна быть завершена.
***
Охота должна быть завершена! – Повторил про себя Гордей. – Богоподобные охотники придают охоте слишком большое значение. Если бы землепашцы столько говорили про пашню... может быть, у самих крестьян и разговоры, что только о борозде. Но по устному творчеству выходит, что больше уже про сеновал. – Он повернулся к Октис. – Ну и как они хотят завершить свой ритуал?
Только теперь Гордей увидел вольную ведущую такой, какой ему следовало увидеть ее еще там – в ущелье, а, может быть, и до того. Он быстро понял то, что ускользало от него раньше. Все это время – с самого дома Опойки, даже после хребта, толком не осознавая того, он старался держаться рядом с Октис. Словно она была единственной опорой, за которую, пусть и не всегда с ее согласия, можно было ухватиться и спастись в этом жестоком мире – в этом море страха. Все это время он барахтался в пустоте, и только она служила ему маяком.
Гордей понял это, как только взглянул назад и не нашел ее рядом с собой. Она исчезла. Вместо Октис стоял кто-то другой.
Он остался один.
Он был слишком поглощен собственными страхами, оставив за вольной ведущей односложную роль тарана, столпа, Тверди. Ведь она производила это впечатление, пускай и оставаясь не всегда безопасной для него самого. Но только не сейчас. Сейчас она была простым человеком. Простой женщиной. Гордей понял, что забыл даже подумать об этом: все это время Октис испытывала и переживала все те же страхи, что и он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});