В 7:30, не в состоянии лежать и дальше, она встала и приняла душ. Когда она вытерлась, ей показалось, что в запущенной спальне-гостиной холоднее, чем обычно, и по ней гуляют сквозняки.
Одевшись, она по истертому ковру подошла к дверям и выглянула на площадку. Никого. Звуков шагов не слышно. Ганн был человек организованный, и она не помнила, чтобы он возвращался из-за забытой вещи, но тем не менее не хотела, чтобы ее поймали за руку.
Убедившись, что берег чист, она принялась торопливо, но аккуратно, чтобы все оставалось в прежнем виде, обыскивать комнату: шкафчики, ящики. Заглянула под кровать и даже под ковер, но ничего не нашла. То, что она искала, было надежно спрятано на жестком диске его лэптопа, который он, как обычно, носил с собой в портфеле.
Тем не менее в мозгу у нее хранилась небольшая копия этого содержимого. Не очень большая и полная, чтобы снабдить ее ответами на все вопросы, но уверенность она давала.
Телефон звонил в три утра. Ганн ответил шепотом, а она сделала вид, что спит. Разговор длился недолго, и Ганн был в ярости.
— Моллой? И эта Баннерман? Их нет? Что у вас там, черт возьми, делается? Вы их наконец засекли? В доме? Вы что, не могли зайти внутрь и нейтрализовать их? Почему нет? Это дом или долбаный Форт-Нокс?
Моллой и эта женщина Баннерман. Два имени из списка, рядом с которыми на экране компьютера Ганна стояли черные рождественские елочки. Никки прошла в маленькую кухоньку, чтобы сделать себе чашку кофе. Тут постоянно стояли затхлые запахи консервов, которыми Ганн питался, когда она не готовила для него. По какой-то причине она решила, что отсутствие свежего воздуха стимулирует ее память. Она может четко представить себе список.
В нем был Чарльз Роули. Она читала в журнале «Бендикс Шер», что Роули утонул на Гавайях. Моллой тоже был в списке. Так же как и Баннерман.
Машина этой Баннерман была взорвана. После того, что она слышала ночью, она поняла, что может и не обладать степенью по ракетостроению, чтобы понять — ее солдат дает указания, кого надо убить.
Покинув спальню, она провела следующий час в кафе за завтраком. Затем отправилась искать таксофон.
Ей ответил четкий и энергичный женский голос:
— Новый Скотленд-Ярд.
Никки осторожно осмотрелась сквозь окна телефонной будки. Она понимала, что бояться нечего. Ганн никоим образом не мог неожиданно появиться перед ней. Так чего ради ей трястись?
— Я хотела бы сообщить нечто подозрительное, — сказала она.
— Будьте любезны, можете ли вы дать мне кое-какие подробности, чтобы я смогла связать вас с нужным отделом?
— Да, — ответила Никки, непрерывно рассматривая прохожих и следя за уличным движением. — Это имеет отношение к взрыву машины прошлым вечером… и к фармацевтической компании «Бендикс Шер». Я… я думаю, что два ее работника могут быть в опасности.
— Подождите, пожалуйста, несколько секунд.
Молчание длилось секунд тридцать, после чего последовал щелчок и раздался мужской голос.
— Детектив-суперинтендент Левайн, — представился он. — Чем могу помочь вам?
116
Пятница, 9 декабря 1994 года
В суматохе, которая всегда сопровождала выдачу багажа в 1-м терминале Хитроу, никто не обращал внимания на троицу, которая вот уже три часа ютилась в одном из углов зала за выводком телефонных будок.
Коннор в своем элегантном пальто фирмы «Кромби», накинутом поверх будничной одежды, сменил положение, потому что у него уже онемела задница от жесткой скорлупы чемодана «Самсонит», служившего сиденьем, но не оторвался от непрерывной работы на лэптопе. Индикатор зарядки опускался все ниже, и экран был в туманной дымке. Он уже пустил в ход последние из запасных батарей, и, если повезет, в его распоряжении будет еще минут тридцать.
Табита Донахью, прислонившись к стене, сидела на сложенном пальто и проводила время за чтением газетных публикаций. Монти пыталась изучать книгу о сатанизме, которую ей дала Табита, но на самом деле она все время разглядывала толпу, пытаясь определить, кто же следит за ними.
Сегодня к ней вернулась собранность. Пару часов назад она звонила в клинику «Бендикс-Хаммерсмит» и пыталась поговорить с отцом — но безуспешно. Далее она попросила к телефону лечащего врача, но ей было сказано, что у доктора Зелигмана сегодня выходной.
Зелигман. Она припомнила того вежливого загорелого мужчину, который выставил ее из клиники, когда она пришла навестить Уинстона Смита. Монти с трудом справилась с искушением сказать этой высокомерной секретарше, что она пригласила нейролога осмотреть отца и что собирается его перевозить, но ей не хотелось дразнить осиное гнездо, из-за чего в «Бендикс Шер» в панике могли убить ее отца. Кроме того, она не хотела слишком долго оставаться на линии, чтобы ее не проследили.
Затем она позвонила в «Темз-Уолли газетт» и попросила к телефону Губерта Уэнтуорта. Секретарша сообщила, что его нет на месте. Не на шутку обеспокоенная, она дважды звонила Уэнтуорту домой, но там никто не отвечал.
Кроме того, она набрала свой домашний номер и проверила автоответчик. На нем висело какое-то путаное послание от Анны Стерлинг, которая, похоже, была очень расстроена. Монти тут же перезвонила ей, но всего лишь наткнулась на ее автоответчик. Анна сделала еще одно сканирование? И увидела что-то ужасное? Или почувствовала первые проявления вируса, который в конечном счете убьет ее?
И теперь она смотрела, как Коннор изучает маленький диктофон, который он прошлой ночью купил в аэропорту Даллеса для того, чтобы сделать несколько копий ленты ее отца. Он поднес его к уху, послушал и тут же стал печатать, словно делая расшифровку.
На часах было 11:30. По подсчетам Табиты, последний рейс из Вашингтона должен был приземлиться пару часов назад. И кто бы ни следил за ними в зале прибытия, к этому времени он уже должен был бы выдать себя. Тем не менее они продолжали ждать, чтобы повысить свои шансы выскользнуть незамеченными.
Со вчерашнего утра Коннор почти ничего не говорил; каждый раз, как Монти открывала глаза во время прерывистого сна на неудобном сиденье в салоне самолета, он все так же сидел, склонившись над экраном, заполняя его рядами цифр, букв и символов, в которых она смутно опознавала какой-то код программирования.
У Коннора был план.
У нее тоже был план. Правда, ее энтузиазм по его поводу таял и тускнел, но тем не менее пока еще присутствовал. Сэр Нейл Рорке.
Его личность пользовалась всеобщим уважением. Он возглавлял благотворительные фонды, патронами которых были королева-мать и принц Чарльз. Королева удостоила его рыцарского звания. Он был председателем правительственного мозгового центра и фотографировался с Джоном Мейджором. Сэр Нейл будет потрясен, узнай он, что происходит в компании, номинальным председателем которой он считается.
Иначе и быть не может, потому что он был единственной опорой, на которой зиждились все ее надежды. Единственным человеком, у которого имелось достаточно связей, чтобы пресечь то влияние, которым Левайн пользовался в полиции. И конечно же он относился к тем людям, у которых на первом месте нравственные принципы. Невзирая на то, какие акционеры входили в его компанию.
Но прежде чем она обратится к Рорке, ей необходимо убедиться, что Уэнтуорт, живой и здоровый, находится в редакции, и передать ему копии диктофонной ленты и распечатку «Досье Медичи». Правда, пока ее план носил академический характер. То есть все зависело от Коннора.
Он встал и постарался поймать ее взгляд.
— О'кей, — сказал он. — Уносим ноги отсюда.
Они обменялись взглядами. Коннор положил свою сумку на багажную тележку и снялся с места. Пятью минутами позже Табита Донахью сделала то же самое. Монти подождала еще пять минут и покатила свою тележку с багажом.
В зале таможенного досмотра она прошла зеленым коридором, а когда покинула его, Коннора и его матери уже не было видно.
На такси она добралась до «Шератона», где ее ждал заранее заказанный номер.
Через тридцать минут она уже была на трассе М-4, сидя за рулем маленького «ровера» темно-багрового цвета. Стоял прекрасный солнечный день, и она подумала, что не по сезону тепло.
Внезапно она почувствовала острый укол в голове и на мгновение испугалась, что снова подверглась нападению. Но острота укола смягчилась, превратившись в тупую ноющую боль. Это все усталость, и ничего больше, подумала она. Кроме того, небольшое обезвоживание; рот у нее пересох, и она мечтала о глотке воды. Монти приостановилась, чтобы опустить окно. Скоро все наладится.
Синий «ниссан» Губерта Уэнтуорта стоял перед гаражом, и при виде его Монти испытала облегчение, если не считать, что слегка удивилась, увидев машину у дома в два часа дня. Портьеры в гостиной были опущены. Она нажала кнопку звонка, но реакции не последовало. Тогда Монти взялась за медный дверной молоток и с силой опустила его. Без ответа.
