— Это «Придвен», стало быть, — сообщил Каддог вместо приветствия. Заметив рядом с ладьей незваного гостя, он вышел из дому. Старик оброс густой бородой, загорел дочерна, а одет был в шерстяную куртку, заляпанную смолой и поблескивающую рыбной чешуей.
— Меня Мерлин прислал, — промолвил я.
— Да я так и подумал. Он говорил, пришлет. Сам-то приедет?
— Он умер, — сообщил я. Каддог сплюнул.
— Вот уж чего не ждал услышать. — Он сплюнул еще раз. — Думал, он от смерти заговоренный.
— Его убили, — пояснил я.
Каддог нагнулся и подбросил дров в огонь под бурлящим котлом. В котле плескалась смола: старик конопатил швы. Красивая была ладья, ничего не скажешь: высокий нос, гордый ахтерштевень. Деревянный корпус «Придвен» был отдраен до блеска; свежий слой дерева составлял разительный контраст с густой чернотой просмоленной конопатки, что не дает воде просачиваться между досками обшивки. Тут же, на козлах, покоилась длинная свежевыструганная мачта.
— Вам небось лодка понадобится, — предположил Каддог.
— Нас тринадцать, — сообщил я, — мы ждем в форте.
— Завтра в это же время, — отозвался лодочник.
— А раньше никак? — спросил я, обеспокоенный нежданной задержкой.
— Так я ж не знал, что вы заявитесь, — проворчал старик. — Чтоб лодку на воду спустить, прилив нужен, это до утра ждать надо. А к тому времени, как я поставлю мачту, да натяну парус, да руль укреплю, опять отлив начнется. К вечеру «Придвен» будет на плаву, не сомневайтесь, и я вас сей же миг подберу; да только раньше сумерек никак не управлюсь. Что ж вы весточку-то не прислали?
Старик был прав, но послать гонца никому из нас и в голову не пришло, потому что в лодках мы ровным счетом ничего не понимали. Мы-то думали, придем сюда, отыщем Каддога, да и уплывем себе. Мы даже помыслить не могли, что ладья окажется не на плаву.
— А другие лодки тут есть? — спросил я.
— Только не на тринадцать человек, — отвечал он, — и ни одна не отвезет вас туда, куда поплыву я.
— В Броселианд, — уточнил я.
— Я отвезу вас туда, куда велел Мерлин, — упрямо заявил Каддог, тяжело ступая, обошел «Придвен» кругом и, зайдя спереди, указал на серый камень размером с яблоко. Ничего примечательного в камне не было, кроме разве того, что он был искусно вделан в форштевень и крепился в дубовой древесине, точно драгоценный кристалл в золотой оправе. — Это он мне дал, — сообщил Каддог, разумея Мерлина. — Камень-морок, вот что это такое.
— Камень-морок? — переспросил я. В жизни я о такой штуке не слышал.
— Камень-морок доставит Артура туда, куда ему назначил плыть Мерлин — а иного способа нет. Никакая другая ладья не отвезет его туда: только та, что получила свое имя от Мерлина, — объяснил Каддог. «Придвен» означало «Британия». — Артур ведь с тобой? — внезапно обеспокоился Каддог.
— Да.
— Ну так я тогда и золото притащу, — промолвил Каддог.
— Золото?
— Ага, для Артура: старикан оставил. Подумал, ему понадобится. Мне-то золото ни к чему. На золото рыбу не поймаешь. Хотя новый парус оно мне принесло, отрицать не стану; ну да Мерлин сам велел мне парус купить и золотишка подбросил, да только рыба на золото не ловится. Бабы зато клюют, — Каддог сдавленно фыркнул, — а рыбка — нет.
Я окинул взглядом вытащенную на берег ладью.
— Тебе помощь нужна? — спросил я. Каддог сухо рассмеялся.
— Да что от тебя за помощь? От тебя, калеки однорукого? Ты, может, днище конопатить умеешь? Или мачту ставить, или парус привязывать? — Он сплюнул. — А я только свистну, мигом два десятка помощников набежит. Утром услышишь, как мы поем: стало быть, ладью на воду спускаем. Завтра к вечеру заберу вас из форта. — Каддог коротко кивнул мне, отвернулся и побрел обратно к хижине.
А я вернулся к Артуру. К тому времени совсем стемнело, на небеса высыпали все звезды до единой. Луна прочертила через море мерцающую тропу и осветила разрушенные стены крепости, где нам предстояло дожидаться «Придвен».
Завтра — наш последний день в Британии, думал я. Последняя ночь и последний день, а после мы поплывем вместе с Артуром по лунной дороге, и Британия превратится в смутное воспоминание.
Ночной ветерок мягко задувал через разрушенную стену форта. Выбеленный столб с заржавленными останками древнего маяка покосился, мелкие волны накатывали на длинный, отлогий берег, луна медленно опускалась в объятия моря, и сгущалась тьма.
Переночевали мы под прикрытием крепостного вала. Стены форта римляне соорудили из песка, покрыли насыпь дерном, насадили солерос, а поверху возвели деревянный частокол. Стена, надо думать, оставляла желать лучшего еще во времена постройки, но крепость на многое и не претендовала: отсюда наблюдали за морем да небольшой отряд, присланный приглядеть за маяком, мог укрыться здесь от морских ветров. Частокол почти весь сгнил, дождь и ветер изрядно подпортили песчаную стену, но кое-где она по-прежнему поднималась на четыре или пять футов.
Рассвело; стайка рыбачьих лодок вышла в море на дневной промысел. На берегу осталась только «Придвен». Артур-бах и Серена играли на песке у озера, где не было волны, а Галахад вместе со вторым Кулуховым сыном прошлись по берегу в поисках еды. Вернулись они с хлебом, сушеной рыбой и деревянным ведерком теплого свежего молока. В то утро все мы были до странности счастливы. Помню, мы от души смеялись, глядя, как Серена съезжает по склону дюны, и дружно подбадривали Артура-баха, когда тот выволок с мелководья на песок громадную водоросль. Зеленый сгусток весил, должно быть, не меньше самого малыша, но он упрямо тянул и дергал и каким-то образом дотащил тяжеленный влажный клубок к подножию разрушенной стены. Мы с Гвидром поаплодировали его усилиям, а после разговорились по душам.
— Если мне не суждено быть королем, значит, так тому и быть, — промолвил Гвидр.
— Судьба неумолима, — отозвался я и, поймав его вопросительный взгляд, улыбнулся. — Это одно из любимых Мерлиновых присловий. Это и еще «не глупи, Дерфель». В его глазах я всегда был дураком.
— Вот уж не верю, — преданно заверил Гвидр.
— Все мы были дураками в его глазах. Кроме разве Нимуэ и Морганы. И может, еще твоей матери, ну да они с Мерлином дружбы никогда не водили. А всем остальным просто ума недоставало.
— Жаль, что мне не удалось узнать его поближе.
— Когда ты состаришься, Гвидр, — усмехнулся я, — ты сможешь рассказывать людям, что встречал самого Мерлина.
— Так мне ж никто не поверит!
— Пожалуй, что и так, — согласился я. — А к тому времени, как ты состаришься, про Мерлина выдумают новые байки. И про твоего отца тоже. — Я швырнул осколок ракушки вниз с крепостной насыпи. Издалека, из-за озера доносилось зычное пение: это спускали на воду «Придвен». Теперь уже недолго, твердил я себе, теперь уже совсем недолго. — Может, правды вообще никто не будет знать, — сказал я Гвидру.
