Дома Кушнир работал исключительно с серебром, а его материальный достаток, хоть и казался огромным, все же не соответствовал опыту и мастерству. Кушнир был не просто осторожен, он был патологически подозрителен, потому что больше всего на свете… больше собственной смерти, больше вселенского апокалипсиса боялся людей из КГБ. Боялся, что в один прекрасный день к нему придут и воздадут за грехи, свершенные и задуманные, как это было с его отцом.
— Нет! — заявил Давид Яковлевич. — Мирочка, нет! Даже ради вас. Это авантюра.
— Да! — стояла на своем графиня. — Давид Яковлевич, да! Этот вопрос мы не обсуждаем. Мы обсуждаем сроки.
— Я не представляю, о каких сроках может идти речь? Вы дадите мне подумать до завтра?
— Сегодня вечером мы должны окончательно договориться обо всем. До двенадцати часов.
— Хорошо, — согласился Кушнир. — Я дам ответ вечером, хоть и не уверен…
— Дядя Давид, — осадила его графиня. — Мне не нужен положительный ответ. Мне нужен конкретный срок. Только после оглашения срока я начну отвечать на вопросы.
Артуру снился кофейный прибор. Дрожащей рукой он наливал напиток в чашку, каждый раз мазал на поднос и просыпался в кошмаре. Двери в квартире Кушнира открывались и закрывались, мимо него бегал взволнованный хозяин квартиры. Несчастный пес то засыпал, то вскакивал. «Машенька… — слышал он сквозь сон. — Где мои ключи от мастерской, Машенька?»
— Машенька, — повторял Артур, и его сердце сладко трепетало.
— Ну, ты б еще захрапел! — воскликнула Мира над телом спящего. — Видели его? Пригрелся. Давай-ка, поднимайся, пойдем.
Давид Яковлевич был не в пример любезней графини.
— Мирочка, — сказал он, — вашему другу надо выспаться. Оставайтесь у меня до вечера, комната для гостей в вашем распоряжении.
Неумолимая графиня повела барбоса в прихожую. Давид Яковлевич не настаивал. Он был слишком растерян и озадачен, чтобы церемонить незваных гостей. Он проводил делегацию до консьержа, велел кланяться матушке Клавдии и, вместо того, чтобы попрощаться до вечера, пожелал графине счастливого пути, а та зацепилась стволом за дверь и натворила шума в подъезде. Второй раз оружие Ангелов застряло в лифте, словно не хотело уходить из гостеприимного дома.
— Он, наверно, жутко богат, — предположил Артур. — И родовит. — Мира перевела дух. — Послушай, Мира…
— Чего? — спросила графиня в ответ на неожиданно серьезный тон.
— Как я тебе… как мужчина?
— Чего?..
— Я говорю, если бы ты была красивой, порядочной девушкой из богатого, знаменитого рода, ты могла бы влюбиться в такого парня как я?
— Значит, я, по-твоему, страшная, нищая и безродная потаскуха?
— Да разве я так сказал? — испугался Артур. — Эта Машенька…
— Ах, вон оно что, — успокоилась Мира, — так это ж прислуга. Чего ты хочешь? Ее бабка служила у Кушниров, мать служила… Просто удивительно, как все три бабы друг на дружку похожи. Клонирует их Кушнир, что ли? Я даже думала, что это ее мать так классно сохранилась. Я помню Машку совсем маленькой. У нее тоже когда-нибудь родится дочь, сын Кушнира вернется из Америки, и новая Машка как миленькая будет ему служить. Ты думал, она его дочь?
— Какая девушка! — восхитился Артур.
— Деев, ты меня убил! То, что она не выставила тебя вон, как пса паршивого, это ее обязанность горничной. Если тебя принял хозяин, значит, она будет тебя обихаживать. Напоит, накормит, спать уложит и спинку в душе потрет.
— Нет, — возразил Артур, — она на меня смотрела такими добрыми глазами. А я, кретин неблагодарный, заснул! Никогда в жизни на меня девушка так не смотрела.
— Это у них фамильное. Хорошие слуги тоже с родословной, за это Дезик ей деньги платит. И, поверь, немалые.
— Ваше сиятельство хочет лишить меня надежды.
— Я хочу, чтобы ты, наконец, проснулся, — Мира заглянула в ствол. Она опасалась, что второй кристалл выпал от тряски и украсил паркетный пол кабинета Кушнира. — Знаешь, у кого в гостях ты сейчас спал? — спросила она. — У самого известного ученого геммолога России. Что там России… вся Европа изучает камни по его учебникам.
— Он дал тебе денег? — догадался Артур.
— Это я ему денег дам, когда заработает.
— Дядька Давид собирает камни?
— Собирает? — усмехнулась Мира. — Камни собираются у него сами. Просто фантастика, как Дезика любят камни. Я, когда была маленькой, нашла аметист прямо у него на пороге, на половичке для ног. Давид сказал, что видит его впервые, что он вообще с аметистом не работает. Сказал, раз нашла — забирай себе.
— Ты забрала?
— Разве я ненормальная? Забрать себе камень, который сам пришел к Кушниру? Я же говорю, это не человек, это загадка природы. Настоящий каменный колдун.
— И чем вы с ним занимались? — спросил Артур.
— Вот что, песик мой дорогой, — решила графиня, — поезжай-ка ты в баню, а вечером возвращайся сюда с большим букетом цветов для Машеньки.
— Не понял?
— Пойдем к ним на ужин, чего ж тут непонятного?
— Я не понял, что ты сделала со стволом?
Мира еще раз заглянула внутрь. Единственный кристалл излучал слабый желтоватый свет, тоскливый и безнадежный, словно просился обратно к великому ценителю камней. Словно ювелир заговорил-таки Ангельский камень на своем языке. Словно камни и в самом деле шли в дом человека, который умел их ценить по достоинству. Мира едва не выронила ствол, а тот едва не упал на ступеньки подъезда.
— Ой, — испугалась графиня.
— Положи! Слышишь? Ты с ним поаккуратнее.
Мира подхватил ствол и стукнула им по асфальту, но плазма не вышла. Свет просочился сквозь стенку трубы.
— Эй… эй! Положи. — Плотный световой кокон образовался вокруг графини. — Отойди, отойди! — кричал Артур, когда Мира стала растворяться в сиянии. — Мирка!!!
Свет погас. На месте осталась стоять одна палка. Секунду Артур наблюдал ее в вертикальном положении, потом и палка взмыла вверх. Так стремительно унеслась в небо, что оставила дыру в облаках.
— Ох, ни фига себе! — вымолвил Артур.
Утреннее небо тускнело. Ему еще померещились всполохи. Он еще собирался спросить, не будет ли Кушнир ругаться, если Артур принесет цветы для Машеньки, и прилично ли было заснуть в кресле у такого важного господина. Он много о чем собирался спросить графиню, в том числе, одолжить у нее денег на баню и на цветы. Графиня оставила пса в недоумении в закрытом московском дворе, среди машин и качелей.
Сумерки опустились Артуру на голову. Он перестал разглядывать небо, опустил взор на землю и не узнал двора. Вместо качелей и скамеек он увидел ровную площадку, вместо машин — чистый тротуар с антикварным ЗИМом поперек дороги. Он так зазевался на небо, что не заметил, как народ разъехался по делам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
