Перкин любил перешучиваться лишь с покупателями, но обладал угрюмым нравом, и атмосфера в его доме всегда царила довольно мрачная. Он уныло рассказал о кингсбриджском рынке. День у большинства продавцов не удался. Бойко шли дела только у торговцев самым необходимым — зерном, мясом, солью. Знаменитое теперь кингсбриджское алое сукно вообще никто не покупал. Пегги зажгла лампу. Гвенде хотелось домой, но они с Вулфриком ждали жалованья. Мальчики начали озорничать, бегая вокруг стола и путаясь под ногами.
— Им пора спать, — заметила батрачка, хотя время еще было.
Наконец Вулфрик сказал:
— Выдай нам жалованье, и мы, пожалуй, пойдем.
— Я не получил денег, — ответил Перкин.
Гвенда не поверила своим ушам. За девять лет, что они с Вулфриком работали на него, не слышала ничего подобного. Батрак повторил:
— Но нам нужно жалованье. Нужно есть.
— Ты ведь поел супа?
— Мы работаем за деньги, а не за суп!
— Но я не получил денег. Пытался продать на рынке яблоки, но не продал ни одного, так что у меня яблок больше, чем мы можем съесть, но денег нет.
Потрясенная Гвенда не знала, что сказать. Ей никогда не приходило в голову, что Перкин может просто не заплатить. Она поняла, что ничего не может поделать', и испугалась. Вулфрик спросил, растягивая слова:
— Ну и что же делать? Может, нам отправиться на Долгое поле и выкопать посеянное зерно?
— Я буду должен вам за эту неделю, — ответил хозяин. — Заплачу, когда дела наладятся.
— А следующая неделя?
— На следующей неделе у меня тоже не будет денег. Как ты думаешь, откуда им взяться?
— Тогда мы пойдем к Марку Ткачу, — предложила мужу Гвенда. — Может, он возьмет нас на сукновальню.
Перкин покачал головой.
— Я говорил с ним вчера в Кингсбридже — спрашивал, может ли он вас нанять, но Марк продал мало сукна; правда, решил оставить Джека, Илая и их подмастерье. У него еще полные склады. Ткач надеется, что торговля наладится, но лишних работников позволить себе не может.
Вулфрик растерялся:
— Как же нам жить? Как же ты будешь пахать весной?
— Вы можете работать за еду, — предложил сосед.
Батрак посмотрел на жену. Та подавила возмущенный ответ. Они попали в беду, не время ссориться, лучше быстро соображать. Выбор у них небогатый: питаться или умереть с голоду.
— Мы будем работать за еду, а ты будешь должен нам деньги.
Перкин опять покачал головой.
— То, что ты предлагаешь, может, и справедливо…
— Разумеется, справедливо!
— Хорошо, справедливо, но все-таки я не могу. Не знаю, когда у меня будут деньги, а к Троице задолжаю вам целый фунт! Работайте за еду или уходите.
— Тебе придется кормить всех четверых.
— Да.
— Но работать будет только Вулфрик.
— Ну, не знаю…
— Люди живут не одной едой. Детям нужна одежда, мужчине башмаки. Если ты не можешь платить, мне придется найти какой-нибудь другой способ добывать эти вещи.
— И как ты собираешься это делать?
— Не знаю. — Гвенда помолчала. Она понятия не имела и запаниковала. — Может, поговорю с отцом.
— На твоем месте я не стала бы этого делать, — вставила Пегги. — Джоби посоветует тебе воровать.
Гвенда оскорбилась. Какое право старуха имеет на такое высокомерие? Джоби никогда не нанимал людей, чтобы в конце недели сказать им, что не может заплатить. Но батрачка укусила себя за язык и мягко заметила:
— Он кормил меня восемнадцать зим, хоть и продал в конце концов разбойникам.
Пегги опустила голову и быстро начала собирать миски со стола. Вулфрик бухнул:
— Ну, мы пойдем.
Но его жена с места не двинулась. Все, что она может выбить, нужно выбивать сейчас. Когда батраки уйдут, Перкин решит, что сделка заключена, и условия уже не изменить. Молодая женщина напряженно думала. Вспомнив, как Пегги угостила элем только своих, добавила к сказанному:
— И кормить нас не сушеной рыбой и разбавленным пивом. Мы будем есть то же, что и вы: мясо, хлеб, эль — все, что будет на столе.
Пегги в знак протеста зашумела. Похоже, Гвенда прочла ее мысли.
— Это если ты хочешь, чтобы Вулфрик делал ту работу, что вы с Робом, — добавила батрачка.
Все прекрасно знали, что Вулфрик успевал больше, чем Роб, и в два раза больше, чем Перкин.
— Хорошо, — согласился хозяин.
— И все это на крайний случай. Как только у тебя появятся деньги, ты снова начнешь нам платить по-прежнему — пенни вдень каждому.
— Да.
Наступило короткое молчание. Вулфрик спросил:
— Ну все, что ли?
— Думаю, да, — ответила супруга. — Пожмите руки в знак заключения сделки.
Батрак и работодатель пожали друг другу руки. Взяв детей, Гвенда с Вулфриком ушли. Было уже совсем темно. Облака закрывали звезды, и пришлось ориентироваться по свету, пробивавшемуся в щели ставней и дверей соседских домов. К счастью, они проделывали этот путь уже в который раз.
Пока жена укладывала мальчиков, Вулфрик зажег лампу и развел огонь. Хотя наверху были спальни — семья все еще жила в большом доме родителей Вулфрика, — спали все на кухне, где теплее. Гвенда уныло подоткнула под ребят одеяла и придвинула мальчиков поближе к огню. Она выросла с решимостью жить иначе, не так, как мать — в бесконечной тревоге и нужде, — стремилась к независимости: пятачок земли, работящий муж, разумный лорд. Вулфрик очень хотел вернуть землю отца. И ничего-то из всего этого не вышло. Сама — нищенка, муж — безземельный батрак, кому хозяин не может платить даже по пенни в день. «Я кончила точно тем же, что и мать», — думала Гвенда. Ей было слишком горько, чтобы плакать. Хозяин дома снял с полки глиняную бутылку и налил эля.
— Пей сам, — покачала головой крестьянка. — Какое-то время ты не сможешь купить себе эля.
Вулфрик размышлял вслух:
— Странно, что у Перкина нет денег. После Натана Рива он самый богатый в деревне.
— Да есть у него деньги. Под печкой кувшин с серебряными пенни. Я видела.
— Тогда почему же он нам не заплатил?
— Не хочет трогать сбережения.
Вулфрик оторопел:
— Так он мог бы заплатить, если бы хотел?
— Конечно.
— Тогда почему я согласился работать за еду?
Гвенда нетерпеливо хмыкнула. Как же он медленно соображает!
— Потому что иначе вообще не было бы работы.
Вулфрик решил, что их надули.
— Нужно было настоять.
— Так чего же ты этого не сделал?
— Но я не знал про кувшин под печкой.
— Господи, да неужели ты думаешь, что такой богач, как Перкин, обеднеет от того, что не продал телегу яблок? После того как он десять лет назад прибрал земли твоего отца, у него земли больше всех в Вигли. Еще бы не было сбережений!
— Да, понятно.
Пока муж допивал эль, Гвенда смотрела в огонь, потом легли спать. Он обнял ее, она положила ему голову на грудь, но большего не хотелось. Злилась. Говорила себе, что не надо валить все на мужа: их добил Перкин, не Вулфрик. Но злилась все-таки на Вулфрика — бешено злилась. Когда тот уснул, поняла, что злится не из-за жалованья. Такие неудачи время от времени выпадают каждому, это как непогода и заплесневевший ячмень. Тогда из-за чего же?
Вспомнила, как Аннет, спускаясь с телеги, оперлась на Вулфрика. За кокетливую улыбку и последовавшее радостное смущение мужа ей захотелось ударить его по лицу. «Я злюсь на тебя, — думала она, — потому что из-за этого пустого, вздорного кокетства ты все еще становишься полным идиотом».
В воскресенье перед Рождеством в церкви после службы состоялся манориальный суд. Было холодно, и сельчане жались друг к другу, кутаясь в плащи и одеяла. Председательствовал Натан Рив. Лорда манора Ральфа Фитцджеральда не видели в Вигли уже много лет. Тем лучше, думала Гвенда. Кроме того, он теперь стал сэром Ральфом и владел еще тремя деревнями, так что вряд ли его будут особенно интересовать бычьи упряжки и коровьи пастбища. На неделе умер бездетный вдовец Альфред Шортхаус, державший десять акров.
— Прямых наследников у Альфреда нет, — довел до сведения сельчан староста. — Его землю хочет взять Перкин.
Гвенда так удивилась желанию Перкина взять еще земли, что, пока подыскивала ответ, ее опередил волынщик Аарон Яблочник:
— Альфред болел с лета. Он не пахал осенью и не сеял озимых. Все это нужно делать. А у Перкина и так много забот.
Натан злобно спросил:
— Ты что, сам хочешь эту землю?
Аарон покачал головой:
— Через пару лет, когда мальчики подрастут, может, и попытаюсь. А сейчас не могу.
— А я могу, — отрезал Перкин.
Гвенда нахмурилась. Было ясно, что Рив хочет передать землю Перкину. Разумеется, тот пообещал ему взятку. Она и так знала, что у хозяина есть деньги. Но зачем обличать его в нечестности? Нужно использовать ситуацию, чтобы выкарабкаться из нищеты.
