— Профессор, я вас не понимаю. Я не настаиваю на слове «правительство». Я хочу только, чтобы вы четко сформулировали, какие ограничения свободы вы считаете необходимыми для обеспечения равных свобод для всех.
— Дорогая леди, я с радостью приму все ваши ограничения…
— Но вы же, по-моему, не терпите никаких ограничений?
— Верно. Но я приму любые ограничения, которые вам кажутся необходимыми для вашей свободы. Я-то свободен всегда, какими бы ограничениями меня ни окружали. Если я сочту их приемлемыми, я их стерплю. Если они покажутся мне обременительными, я их нарушу. Я свободен, ибо знаю, что только я один морально ответствен за все, что делаю.
— Вы подчинились бы закону, который принят, скажем, большинством народа?
— Скажите мне, что это за закон, дорогая леди, и я скажу вам, буду ли я ему подчиняться.
— Вы увиливаете! Каждый раз, когда я ставлю принципиальный вопрос, вы уходите от ответа…
Проф прижал руки к сердцу.
— Простите меня! Поверьте, прекраснейшая Вайоминг, более всего в мире я жажду угодить вам. Вы говорили о своем стремлении включить в единый фронт всех попутчиков. Достаточно вам того, что я хочу видеть Администрацию низвергнутой и готов отдать ради этого жизнь?
Вайо просияла.
— Конечно, достаточно! — Она несколько раз (очень нежно) ткнула его под ребро, обняла за шею и поцеловала в щеку. — Товарищ! Будем же друзьями!
— Ура! — завопил я. — Подать мне сюда… ик!.. Смотрителя, я его… ик!.. иквидирую.
Я был в восторге от своей идеи. Ничего удивительного — я не выспался и не привык много пить.
Проф наполнил стаканы до краев, поднял свой к потолку и торжественно объявил:
— Товарищи!.. Мы провозглашаем начало революции!
Это заявление бросило нас в объятия друг друга. Но я мигом протрезвел, как только проф уселся и произнес:
— Заседание чрезвычайного комитета Свободной Луны считаю открытым. Нам нужно разработать план действий.
Я всполошился:
— Постойте-ка, проф! Я на такие фокусы согласия не давал! Что за галиматья, какой еще «план действий»?
— Мы немедленно свергнем Администрацию, — ответил он ласково.
— Каким образом? Закидаете ее камнями?
— А это мы продумаем. Для того и разрабатывается план действий.
— Проф, вы меня знаете, — сказал я. — Если бы пинок под зад Администрации был нам по карману, я не стал бы торговаться о цене.
— «…наши жизни, наше достояние и наша священная честь…»[127] — Чего-чего?
— Это цена, которую уже как-то раз пришлось платить за свободу.
— Что ж, я бы за ценой тоже не постоял. Но, когда я заключаю пари, мне нужен хоть какой-то шанс на выигрыш. Я говорил Вайо вчера, что не возражаю, если этот шанс будет совсем невелик…
— Ты сказал «один из десяти», Манни.
— Да, Вайо. Покажите мне шансы «за» и «против», и я ставлю на кон.
Если вы можете их показать.
— Нет, Мануэль, не могу.
— Тогда к чему весь этот треп? Лично я не вижу ни единого шанса на победу.
— Я тоже, Мануэль. Но у нас с тобой разный подход к этому делу. Революция — это искусство, сам процесс творчества увлекает меня больше, чем конечная цель. Проигрыш меня не смущает — поражение может доставить не меньшее духовное наслаждение, чем победа.
— Только не мне. Очень сожалею.
— Манни, — внезапно заговорила Вайо, — спроси у Майка.
Я обалдел.
— Ты серьезно?
— Совершенно серьезно. Если кто-то и может рассчитать шансы, так это Майк. Ты со мной не согласен?
— Хм… возможно.
— А кто такой, осмелюсь спросить, — вмешался проф, — этот Майк?
Я пожал плечами.
— Да, собственно говоря, никто…
— Майк — лучший друг Манни. Он здорово рассчитывает шансы.
— Букмекер? Моя дорогая, если мы введем сюда четвертого, принцип трехчленных ячеек будет нарушен.
— Не понимаю, почему? — сказала Вайо. — Майк мог бы стать членом ячейки, которую возглавит Манни.
— М-м-м… верно. Снимаю возражение. А он надежен? Вы за него ручаетесь? Как, Манни?
— Это бесчестный неполовозрелый любитель розыгрышей, которого политика нисколько не интересует.
— Манни, я передам Майку твое мнение о нем. Профессор, он совсем не такой! И он нам нужен! По правде говоря, он мог бы стать нашим председателем, а мы — его подъячейкой. Исполнительной тройкой.
— Вайо, ты соображаешь, что говоришь? Может, у тебя кислородное голодание?
— Я-то о'кей, я же не нализалась так, как некоторые. Думай, Манни! Шевели мозгами!
— Должен признаться, — сказал проф, — что нахожу эти высказывания в высшей степени противоречивыми.
— Манни?
— Да ну тебя…
И мы, перебивая друг друга, рассказали профу о Майке, о том, как он «ожил», как получил имя, как познакомился с Вайо. Проф принял известие о появлении у компьютера самосознания куда спокойнее, чем я в свое время воспринял факт существования снега, когда впервые увидел его. Проф просто кивнул и сказал: «Ну-с, дальше». Потом спросил:
— Так значит, это компьютер Смотрителя? Тогда почему бы вам не пригласить на наше заседание самого Смотрителя — на том бы и покончили? Мы постарались разубедить его. В конце концов я сказал:
— Попробуйте посмотреть на дело так: Майк сам себе голова, в точности как вы, проф. Если угодно, назовите его разумным анархистом, ибо он разумен и не испытывает преданности ни к какому правительству.
— Если машина нелояльна по отношению к своему хозяину, почему ты считаешь, что она будет лояльна по отношению к нам?
— Я это чувствую. Я отношусь к Майку как к хорошему другу, и он отвечает мне тем же. — Я рассказал, какие меры предосторожности принял Майк, чтобы я не засветился. — Я не уверен, что он не сможет выдать кому-то наш засекреченный телефон или файлы с информацией, которую я передал ему на хранение. У машин способ мышления не такой, как у людей. Но я абсолютно уверен, что он не захочет предать меня… и, вероятно, сумеет как-то меня защитить, даже если кто-нибудь пронюхает о секретных файлах.
— Манни, а давай позвоним ему, — предложила Вайо. — После того как профессор де ла Пас поговорит с Майком, он поймет, почему мы ему доверяем. Профессор, мы не станем рассказывать Майку никаких секретов, пока вы его не проверите.
— Что ж, вреда, я думаю, от этого не будет.
— Честно говоря, я уже передал ему кое-какие секреты, — признался я.
И рассказал им о магнитной записи вчерашнего собрания и о том, куда я ее засунул.
Проф был неприятно поражен, Вайо встревожена. Я сказал:
— Забудьте об этом. Никто, кроме меня, не знает пароля. Вайо, ты помнишь, как повел себя Майк, когда встал вопрос о троих снимках? Он не покажет их теперь даже мне, хотя именно я предложил их заблокировать. Когда вы оба прекратите вибрировать, я позвоню ему, чтобы убедиться, что никто эту запись не вызывал, и попрошу ее стереть. Она исчезнет бесследно, ведь компьютер помнит все или ничего. А можно сделать еще лучше — переписать ее обратно на мой магнитофон, одновременно стирая из файла. Плевое же дело, ей-богу!
— Не суетись, — сказала Вайо. — Профессор, я верю Майку, и вы ему тоже поверите.
— По зрелом размышлении должен признать, что не вижу особого вреда от записи вчерашнего собрания, — сказал проф. — Такие большие митинги без шпиков не обходятся, и кто-нибудь из них запросто мог записать все на магнитофон. Меня огорчило твое легкомыслие, Мануэль, — недостаток, недопустимый для заговорщика, особенно стоящего во главе конспиративной организации.
— Когда я вводил запись в Майка, я не был заговорщиком. И не собираюсь им быть, если мне не докажут, что есть реальные шансы на победу. — Беру свои слова обратно. Ты не был легкомыслен. Но неужели ты всерьез считаешь, что машина может предсказать исход революции?
— Не знаю.
— А я уверена, что может! — воскликнула Вайо.
— Погоди, Вайо. Проф, Майк сможет предсказать ее исход если у него будет достаточно информации.
— Но ведь и я о том же, Мануэль. Я нисколько не сомневаюсь, что машина может решать проблемы, недоступные моему пониманию. Но чтоб такого масштаба! Для этого нужно знать… Господи!.. да всю историю человечества, все детали общественной, политической и экономической ситуации на Терре и в Луне, учесть все психологические нюансы и технологические возможности, в том числе вооружение и коммуникации, надо разбираться в стратегии, тактике, технике агитпропа, знать труды классиков — Клаузевица, Гевары, Моргенштерна, Макиавелли* и многих других.
— И только-то?
— Только-то! Мой милый мальчик!
— Проф, сколько книжек по истории вы прочли?
— Не знаю. Более тысячи, вероятно.
— Майк может прочесть столько же еще до полудня: скорость чтения лимитируется лишь техникой сканирования, сам он может накапливать информацию куда быстрее. Он в считанные минуты сопоставит любой факт со всеми другими известными ему данными, отметит противоречия и оценит вероятность развития процесса с учетом степени неопределенности. Проф, Майк читает каждое слово в, каждой газете, выходящей на Терре. Читает все технические публикации. Читает художественную литературу, хоть и знает, что все это вымысел, так как постоянно стремится занять себя, удовлетворить свой информационный голод. Если есть хоть одна книга, которую надо прочесть для решения нашей задачи, скажите название. Он проглотит ее мгновенно, как только я ее принесу.
