— И мороженым он будет ее угощать как специалист специалиста⁈ — перебила шефа Света, голос ее, как ледяная метель, казалось, пронизывал до костей.
— Ну это же своего рода игра. Ты пойми, — тон начальника стал ещё мягче, будто он разговаривал с кем-то очень опасным, кого уговаривал сложить оружие, — нам, кровь из носу, надо неформально проработать этого писаку. Выход есть через дочь, очень удобный — они явно в очень хороших отношениях. Ты, вон, глянь, там в его книжульках все как наяву описано. Прямо с материалов дел, только век другой.
В доказательство своим словам Никита Егорович подхватил книгу, держа ее так, будто хотел прикрыться ею от «метели», протянул томик Свете, но та лишь уничтожающе посмотрела на шефа, на меня и на Погодина, мол, все вы, мужики, одинаковые. На Алексея только она не зыркнула, видно считала его своим, не мужиком. А ведь было время, когда Катков в меру сил пытался за Психологиней ухаживать.
— В общем так… — Света уперла руки в бока. — Никаких кино и мороженых, пусть в кабинете в ее рабочем с ней видится, по надуманному поводу какому-нибудь. Придумаете что-нибудь, запрос состряпаете или другую бумажку. Вам это не впервой.
— Можно и так, ага, — шеф выдохнул и закивал болванчиком, — Как это я сразу не догадался? Молодец, Светлана Валерьевна! Всегда свежую идею, так сказать, бросишь. Сделаем запрос на ознакомление с материалами дела Завьяловой в связи со служебной необходимостью.
— Вот и замечательно, — Света села обратно на стул, а Горохов, еще раз отхлебнув из чайника, вытер рукавом вспотевший лоб и просиял улыбкой. — Ну все, товарищи, за работу! Родина и лично министр товарищ Власов ждут от нас результатов.
* * *
Час спустя. Квартира директора швейной фабрики С. А. Парамонова.
— Так, Алексей, — Горохов осмотрелся в мрачной холостяцкой квартире Парамонова, — дуй за понятыми, осмотр с ними будем делать.
— Я-а? — растерялся Катков, поджав губы.
— Ну не я же!
— Да, конечно, — поежился криминалист. — Просто всегда Федя или Андрей их откуда-то брали.
— Откуда-то, — фыркнул шеф. — От верблюда-то! Ты милиционер или барышня кисейная? Иди постучись в квартиры соседям, представишься как положено, удостоверение покажешь и пригласишь их сюда.
Следователь тем временем уже заполнял шапку бланка протокола осмотра места происшествия.
Катков вышел из квартиры и вернулся минут через пять, но один.
— А где понятые? — вскинул на него бровь Горохов.
— Такое дело, Никита Егорович, — Алексей переступал с ноги на ногу. — Нет никого на площадке, я выше поднялся, а там старушка глухая, я ей говорю, мол, понятой будете? А она меня чаем все пыталась напоить, гостеприимная такая. В другую квартиру позвонил, опять никого. В следующей — только пьяный мужик какой-то.
— Ну тащи хоть его. Понятой может быть пьян, помят и небрит, законом не возбраняется.
— Буйный он какой-то, что-то предъявить мне пытался. Может, ну его?
— Ты корочки ему показывал?
— Не успел, — опустил глаза Алексей.
— Эх… Молодость… Смотри и учись! — Горохов отложил протокол и авторучку. — Показывай, где этот нетрезвый понятой обитает.
Вместе они поднялись на этаж выше, Алексей даже смело нажал на кнопку дверного звонка, правда, тут же деликатно отошел в сторонку, пропуская вперед широкую грудь шефа.
Дверь через некоторое время распахнулась, на пороге появилась небритая морда в стоптанных тапках, трусах и майке на босу грудь. На плече расплылась синевой татуировка в виде русалки с наливной грудью и кривой надписью: «Зина».
«Прицел» у небритого явно был сбит — один глаз косо прищурен, второй тоже пьяный.
Горохов стал чинно вытаскивать свое удостоверение, но завершить действо не смог. Не успел даже представиться, как морда вдруг оскалилась неполным комплектом передних зубов и с презрением прохрипела:
— А-а! Это ты! Фраер в маминой кофте!
— Чего-о? — опешил следователь.
— Нет ее дома! Выгнал взашей, милуйтесь теперь в подъезде, а не в моей хате!
Бам! И пьянчуга зарядил Никите Егоровичу в глаз кулаком. Не сильно, так как собраться и вложиться в удар в таком разобранном состоянии не сумел, да и с балансом и центром тяжести наблюдались явные проблемы.
Бух! — дверь захлопнулась и щелкнул замок. Нападавший, что был раза в два по габаритам меньше Горохова, после выпада благоразумно ретировался.
Никита Егорович инстинктивно схватился за глаз, а вторым едва ли не целую минуту хлопал и таращился на дверь. Негодование подкатило волной, отчего щеки и уши стали пунцовые.
— Не понял! — прорычал шеф. — Алексей, это что сейчас было⁈
— Я же говорю, — высунулся тогда из-за его спины Катков. — Буйный он какой-то.
— Так не пойдет! Будет еще пьянь какая-то прокуратуру советскую мутузить! Ну я ему!
Следователь так забарабанил кулаком в дверь, что посыпалась с потолка известка.
— Чего надо? — раздалось за запертой дверью.
— Шоколада! — рявкнул шеф. — Открывай дверь, скунс небритый. Прокуратура СССР!
— Ага, скажи еще, что КГБ! Нету Зинки, я говорю, не жена она мне более.
— С твоей Зинкой мы еще разберемся, а сейчас дверь открой, у нас за распускание кулаков — уголовка предусмотрена.
Дверь снова распахнулась, но не слишком широко, в проем высунулась только физия и одно плечо с русалкой.
— Разберемся? — шипел мужичок. — С Зинкой? Так все-таки это ты с ней, морда галстучная, шашни крутил? Мне соседи все рассказали. Только я в ночь, как ты к ней — шасть! Ах ты, хомяк пенсионный!
Алкаш снова замахнулся, но на этот раз Никита Егорович был готов и сам контратаковал.
Бам! Увесистый и дутый, как небольшой арбуз, кулак шефа без всяких предупредительных впечатался в челюсть рогатого агрессора.
Тот отлетел вглубь квартиры, раскинув ноги. Внутри что-то загрохотало, зазвенело. На пороге остались стоять лишь стоптанные тапки в замызганную клеточку.
Тишина…
— Эй! — шеф засунул голову в квартиру. — Гражданин, ты там живой?
Следователь зашел внутрь, Алексей засеменил следом.
Квартира оказалась обычной на вид — трюмо, обои, люстра из пластмассы. Не хоромы, но и не бичовник, хотя к последнему ее в восприятии бравых «галстучных», как выразился жилец, подталкивал запах застарелого перегара, висевшего в воздухе вперемешку с пеленой табачного дыма.
Посреди прихожей на линолеуме в незатейливый советский ромбик и распластался босогрудый без признаков жизни.
— Никита Егорович, — Алексей вытянул шею. — Он что, того?
— Не каркай! Видишь, сопит. Жив он, что ему сделается. В таком состоянии ими можно гвозди забивать или танки вражеские таранить. Ничего не будет.
Следователь всё-таки подошел, наклонился и похлопал по щекам загорающего:
— Встать, суд идет!
Тот очухался и вытаращился на правоохранителей, казалось, немного даже протрезвел.
— Какой суд⁈ — пробормотал он. — За что?
— За нападение на сотрудника прокуратуры при исполнении. В связи с Указом Президиума Верховного Совета от марта месяца сего года, — вещал Горохов, — за такое преступное деяние предусмотрен расстрел. Причем приговор можно приводить в исполнение прямо на месте. Алексей, доставай пистолет.
— Так нет у меня пистолета, — прошептал Катков.
— Цыц! — подмигнул ему Горохов.
— Постойте, товарищи! Какой расстрел⁈ Да вы что? Я же перепутал вас с ейным хахалем! У вас просто пиджак и галстук, как соседи говорили. И морда у вас, извиняюсь, гражданин начальник, ну никак на милицейскую не похожа, скорее, на директорскую, ну или на ревизорскую. Вот я и попутал. Вы простите меня, не надо меня расстреливать, мне на смену завтра…
Тот попытался встать и одновременно подтягивал штаны, стремясь хоть что-то в своем внешнем облике привести в порядок перед такими гостями.
— В соответствии с другой поправкой в кодексе, — с серьезным видом продолжал Горохов, — гражданин может быть освобожден от уголовной ответственности, если окажет содействие следствию.
