как и Глоссер, но я протянула ему стакан кофе.
— Еще горячий.
— Мм, — неопределённо протянул Торнтон, добавив, — Живо в дом.
Я не собиралась спорить на этот раз. Думала, что он последует за мной и устроит разнос, но Торнтон сунул ноги в кроссовки, пошел к ограде. В одних боксерах и футболке. Я не могла не отметить, что паскуда адски прекрасен в таком идиотском виде.
Октябрь. Шотландия. Центр города. Рассвет. Торнтон в белье. Холст, масло.
Я бессовестно подглядывала в окно, пока он шел до ограды, делая глоток из стакана, а потом просто выбросил его в урну. Сука.
И ради этого я моталась по городу ни свет ни заря.
Алистер все еще ждал. Они не пожали руки, что очень показательно. Кажется, Бенингтон первый заговорил, а потом обернулся, поймав меня на шпионаже. Я тут же отпрыгнула от окна и поспешила на кухню.
Вымыв руки, я сразу поставила кастрюльку на плиту, налила молока и высыпала овсяные хлопья. Главное, создать вид кипучей деятельности и не признаваться, что подглядывала. Далась мне его костлявая задница в Келвин Кляйне.
Ладно, задница у него что надо. Но она мне точно не сдалась. Вот за избавление от Глоссера я, пожалуй, должна поблагодарить. Но не буду. Потому что он сволочь. Оба они.
Я даже думать не хотела, о чем эти два великосветских засранца говорят на улице. Овсянка спасла меня от этих мыслей, вместе с еще горячими капучино и круассаном. Пытаясь настроить температуру, наиболее подходящую для медленной варки каши, я не услышала, как вошел Торнтон. Вздрогнула, когда он запер меня своим телом, прижимаясь сзади, вдавливая в столешницу.
— Что за дерьмо, Кэти? — хрипло выдохнул он мне в ухо.
— О чем ты? — искренне, почти без издёвки, удивилась я.
— Обо всем! — Торнтон сильнее прижал меня, и я ощутила его эрекцию. — Я просил завтрак, кофе и разбудить меня. Время семь сорок пять, а ты где-то шляешься! Снова, Кэти. В компании Алистера. У тебя совсем нет мозгов, очевидно? Тогда хотя бы слушай, что тебе говорят.
Благодарить Торнтона окончательно расхотелось после этой речи. Как он умудряется быть таким дерьмом с самого утра? Я же старалась.
— У тебя нет молока. Ты просил капучино. А молока нет. Я не нашла магазин. Только кофейню, но там… У тебя не было молока, — повторяла я, как помешанная.
— Я не употребляю молоко, Кэти. Молочные продукты тоже. В следующий раз в кофейне уточняй, что капучино для Торнтона. Тебе даже платить не придется.
Он говорил это, поглаживая меня ладонями по бокам. Я с трудом сдерживала предательскую дрожь, вцепившись в борт столешницы. Аж пальцы побелели.
— Как же овсянка? На овсяном молоке? Это слишком даже для такого кретина как ты, Торнтон.
Бенингтон толкнулся бедрами, сильнее прижимая меня, и почти больно схватил за попку.
Я не хотела его злить. Слова сами вылетали изо рта, а понимание, что он бесится, странным образом возбуждало меня эмоционально. Проклятье, и физически, кажется, тоже.
— Овсянка на воде, Морковка. Три минуты варить после закипания, подать с небольшим кусочком масла.
— Не мог сказать мне это вчера? — огрызнулась я, но голос был не злым, а глупо писклявым. — Я не умею читать мысли.
— Жаль, что не умеешь. Вчера я и так сказал и показал тебе много всего. Не до овсянки было.
Торнтон заставил меня развернуться, и я вся съежилась от его неумолимого взгляда.
— Ты никуда не ходишь утром и вечером одна. Понятно? — проговорил он, пуская в меня молнии из глаз.
— П-почему?
— Потому что я так сказал! Если тебе понравилось в компании Алистера, то меня не возбуждает делить с ним твой рот.
Я охнула, осознав всю мерзость его слов. И снова неудержимое желание осадить его стало сильнее здравого смысла.
— Если ты привык к девицам, которые падают на колени перед тобой и твоими приятелями, то это не повод вешать подобный ярлык и на меня.
Торнтон усмехнулся.
— Да, прости, я забыл, что ты ни черта не смыслишь в минете.
Почему это весьма правдивое заявление звучало не менее оскорбительно, чем нелепое обвинение до?
— В любом случае, я тебе запрещаю общаться с Глоссером. Поверь, это ради твоего блага.
Я рассмеялась.
— Что еще для моего блага? Готовить тебе завтрак и пытаться глотать твой член? Давай хоть без лицемерия.
Он прищурился, и я моментально пожалела о сказанном. Почему молчать так сложно в его присутствии? Кто все время тянет меня за язык?
Торнтон отпустил меня и сделал шаг назад.
— Без лицемерия? Ладно. На колени, Кэти.
— Бенингтон, — прошептала я, догадываясь, что сейчас будет.
— Я не собираюсь делать вид, что у меня нет естественных потребностей, что ты не принадлежишь мне. Было бы глупо сейчас идти дрочить в душ. На колени, Кэти. Я хочу, чтобы ты мне отсосала. Это чистая правда, никакого лицемерия.
Вставая на колени, я решила, что больше никогда ничего не скажу ему. Далась же мне эта правда? Как будто я всю жизнь мечтала узнать, чего хочет Торнтон с утра пораньше, кроме овсянки и кофе.
Я ждала, что Бенингтон снова будет таранить мой рот членом, как вчера, но он не спешил.
— Все сделаешь сама, — проговорил он. — И давай живее. Мы опаздываем.
Я решила не спорить и не сопротивляться. Опустив боксеры, я взяла в руку напряженный член Торнтона, прикрыла глаза и выдохнула. Вчера было не так противно, когда он заставлял меня сосать его пальцы. Член, конечно, толще, но ведь можно снова попытаться поймать ритм.
— Тебе страшно, малыш? — совсем другим тоном спросил Бенингтон. — Противно?
Нужно было соврать, но я кивнула. Никакого лицемерия.
— Я не буду тебя трогать, Морковка. Делай все медленно. Постепенно. Хочу, чтобы ты научилась. Тогда это будет приятно для нас обоих.
Медленно и постепенно? Как вчера я брала в рот его пальцы. Начать нужно с малого.
Я провела рукой по его
