Нет, никого из них он не знает.
Еще два голоса, подальше впереди. Дейву пришлось напрячься, чтобы расслышать их.
— …С официальным письмом через две недели. Только все равно они не примут наше предложение и не выплатят нам вознаграждение. Эта компания никогда так не делает.
— Но почему? Они же знают, что кому-то придется делать эту работу, ведь так?
На этот раз разговаривали двое мужчин, один постарше, другой помладше, оба в безупречной одежде и с дорогими стрижками. Дейв предположил, что это, должно быть, менеджеры-консультанты из фирмы «Маккинли-Аллан», занимающей тридцать четвертый и тридцать пятый этажи. Эта фирма брала за день работы своего специалиста по три тысячи долларов и выше и была если не самой высококачественной из фирм-консультантов, то уж точно самой дорогой.
Мужчина постарше — вероятно, один из старших партнеров — отозвался голосом, напоминающим голос Орсона Уэллеса:
— Причина в том, что, как могут признать наши самые дальновидные партнеры, в конечном результате профессия консультанта имеет много общего с обычной проституцией: наш самый опасный конкурент — это преисполненный энтузиазма любитель.
Младший собеседник слишком громко гоготнул. Старший бросил на него неодобрительный взгляд. Дейв заметил его профиль, достойный кинозвезды. Это был Эллиот Майлстоун, один из самых известных партнеров «Маккинли-Аллан».
«Ты встречался с ним всего один раз. Возможно, он вовсе тебя не помнит. Тем не менее будь осторожен».
Еще один голос, на этот раз позади. Слог, которым изъясняются исключительно в залах заседаний советов директоров и кабинетах руководителей, — медоточивый, многосложный язык руководства корпораций.
— Скажите Берни, что нам следует серьезно подумать о переводе компании из Нью-Йорка.
Дейв вздрогнул. Голос принадлежал Марку Уайтингу, главному бухгалтеру «Сентерекса».
— Налоги чудовищны, поездки на работу и обратно отвратительны, да еще и топай, как последний идиот, сорок пять этажей пешком всякий раз, как какому-нибудь психу взбредет в голову позвонить и сообщить, что он подложил к нам бомбу.
— Согласен целиком и полностью.
Дела шли все хуже и хуже. Второй голос принадлежал Сильвестеру Лукасу, вице-председателю «Сентерекса».
— Нам поступали предложения из Аризоны, Нью-Мехико, Колорадо, Нью-Гемпшира и Огайо…
— Только не Огайо.
— Несомненно. И тем не менее все они предоставляют существенные преимущества в налогах, оплате труда и прочих категориях затрат. Если бы мы приняли любое из этих предложений, это добавило бы нам не один пункт к прибыли. А при нынешнем коэффициенте «цена-прибыль» мы бы получили немало.
— Коэффициент «цена-прибыль» тоже поднялся бы.
— Вот именно. Те из нас, в чье компенсационное соглашение входит большое количество биржевых опционов, приобрели бы кругленькую сумму.
— Черт! Почему бы вам не докопаться до Берни? Поставить, скажем, этот вопрос на следующем заседании совета директоров?
— Ну да! Я и докапывался бы, как вы выразились, до Берни в этот самый момент, если бы не этот злосчастный случай с Дейвом Эллиотом.
— Хм. Да. Мне сказали — строго между нами, ну, вы понимаете, — что это своего рода ретроспективный эпизод. Вьетнам. По-видимому, такое случается с теми, кто имел несчастье служить там.
— В самом деле? Тогда понятно.
— Тогда и еще кое-что понятно. Этот малый, Рэнсом, кое-что рассказал мне о нашем коллеге. Не очень приятная история. Очевидно, имелись и другие эпизоды. Я намерен вынести все это дело на обсуждение совета.
— А! Что ж, Берни назначил встречу на…
Впереди показалась лестничная площадка восемнадцатого этажа. Добравшись до нее, Дейв подался назад, повернулся лицом к стене и принялся перебирать инструменты на поясе, пропуская Уайтинга и Лукаса мимо себя. Ему было тяжело дышать, хотя он и не запыхался.
7
Чем ближе эвакуирующиеся подходили к первому этажу, тем меньше они разговаривали. Многие запыхались и теперь хватали ртом воздух. Кое-кто присел у стены на площадках, растирая ставшие непослушными ноги.
Ноги Дейва Эллиота чувствовали себя прекрасно. Они были ногами бегуна и способны были выдержать куда большую нагрузку, чем спуск пешком с сорокового этажа.
Впереди показалась дверь: тусклая, матово-зеленая, с нарисованной на ней большой цифрой «2». На тот случай, если кто-нибудь не заметит цифру, вверху красовалась надпись: «Второй этаж».
«Ну вот. Приближается последняя остановка. Просьба всем покинуть вагон. Пожалуйста, проверьте верхние полки — не оставил ли кто свои вещи…»
Худшее, что может произойти, — это если на первом этаже у двери пожарной лестницы будет стоять Рэнсом и вглядываться каждому в лицо. Если он там, то кому-то предстоит умереть. Рэнсом не будет стоять с пистолетом в руках. Дейв был в этом уверен. Но он также был уверен, что Рэнсом будет держать пистолет под рукой, что он воспользуется им без малейших колебаний и что он извинится перед свидетелями позднее. Если Рэнсом поджидает его там, у Дейва будет всего одна-две секунды, чтобы…
«Чтобы убить его».
Верно.
«Отверткой». В сердце.
«А потом пуститься бежать».
А потом пуститься бежать.
Дейв стиснул в руке длинную отвертку «Филлипс». Он снял ее с пояса и теперь держал в руке, у ноги. Мышцы правой руки были напряжены и готовы нанести удар.
Он добрался до низа лестницы. Впереди толпа протискивалась через пожарную дверь в вестибюль первого этажа. Дейв проталкивался между людьми, обшаривая взглядом пространство по сторонам и держа отвертку наготове.
«Оно и к лучшему. Ты же на самом деле не хочешь его зарезать. Ты отошел от этих дел».
И уже давно.
Дейв глубоко, медленно вздохнул и попытался сосредоточиться на том, что происходит вокруг. Что-то было не так. Вестибюль был забит народом. Никто не двигался. Толпа напирала, но не могла выйти. Раздражение нарастало.
Неважно, юрист это с гарвардским дипломом или таксист из Квинса. Жители Нью-Йорка есть жители Нью-Йорка, и, когда они повышают голос в крайнем раздражении, которое способны испытывать лишь они, все говорят на один и тот же лад.
— Да пошевеливайтесь же, бабы!
— Ты кого назвал бабой?
— Какого хрена тут творится?
— Что по-вашему, я виноват в этой толчее или как?
— Эй, козел, а ну убери руку с моего зада!
— Это не я, леди.
— А задница моя!
— Да идем же отсюда!
— А ну убери свою сигарету, пока я сам ее не убрал!
— Только попробуй!
— Слушайте, какой-то чернозадый собирается нас тут поджарить, так что пошли-ка скорее отсюда.
— Ты кого назвал чернозадым, козлина?
— Уши прочисти, чучело.
— Че-его?
— Того!
Пробка образовалась в передней, ярко освещенной части вестибюля. Четыре из шести вращающихся дверей, ведущих на Парк-авеню, не работали. И выходить можно было только через обычные двери и оставшиеся две вращающиеся.
«На что спорим, что они сломались не случайно?»
Толпа затопила вестибюль. Дейв по-прежнему находился в задних рядах, и от улицы и безопасности его по-прежнему отделяло большое — чертовски большое — расстояние. Он был достаточно высок, чтобы смотреть поверх плотно спрессованной толпы. Дейв огляделся, выискивая источники опасности.
«Ага, а вот и они».
У выходов стояли четыре группы мужчин; они стояли по сторонам, чтобы толпа их не снесла. Все они были крупными, как Рэнсом, и носили такого же типа готовые костюмы, что и он. Каждый держал правую руку на сгибе локтя левой, готовый в любой миг сунуть ее под пиджак. Дейв, на которого напирали сзади, не имел иного выхода, кроме как продолжать двигаться вперед. Он не сводил взгляда с тех, кто его подкарауливал. А они не сводили взгляда с лиц тех, кто приближался к дверям. Какой-то мужчина рядом с Дейвом проворчал:
— Чертов хозяин здания не может содержать в порядке чертовы двери в этом чертовом здании. Добро пожаловать в чертов город Нью-Йорк!
Дейв не обратил на него внимания.
Сзади взвизгнула женщина.
— Вы мне на ногу наступили!
Дейв поднял ногу.
— Извините, леди.
— Некоторые, видимо, считают…
Дейв отвернулся.
Он находился у дальнего входа в лифт. В здании было два комплекта лифтов: один для верхних двадцати пяти этажей и один для нижних двадцати пяти. Каждый комплект лифтов располагался в отходящем от вестибюля коридоре, заканчивающемся тупичком. Между ними располагался третий, более короткий коридор, в котором находился газетный киоск.
Дейв что-то услышал. Сначала он не осознал, что это относится к нему. Это был просто еще один голос из толпы, хотя и более громкий, чем остальные. Дейв чуть не пропустил его мимо ушей. Его внимание было приковано к мужчинам в дверях. Если бы этот женский голос не прозвучал снова, Дейв не обратил бы на него внимания.
