На мой взгляд, Мейдан нанес огромный практический ущерб интересам азербайджанского народа;
1. Мейдан отвлек внимание народа от судьбоносного вопроса «Изменений и дополнений к Конституции СССР», в результате чего республиканское руководство покорно поддержало принятие ВС СССР проекта, по которому Азербайджан лишился части своего суверенитета над территорией и отдельными отраслями народного хозяйства республики.
2. Под предлогом выдвижения внешне справедливых, но по сути незаконных требований было инициировано глубокое противостояние между массами и не мафиозным первым секретарем ЦК КПА, что сыграло на руку сплоченной старой команде партхозноменклатуры.
3. Речи ораторов и рев толпы на Мейдане заглушили крики о помощи более чем двухсот тысяч этнических азербайджанцев, которые были депортированы из Армении.
4. Введение особого положения развязало руки партийной верхушке для тотальной фальсификации выборов делегатов Съезда народных депутатов СССР. В результате нарождающийся Народный Фронт лишился рычагов давления на ЦК и возможности бороться против фальсификации выборов. Азербайджанский депутатский корпус на Съезде вчистую проиграл политическую битву за интересы Азербайджана.
5. «Мейдан» активизировал и вбросил в политику ряд одиозных, малообразованных, радикальных деятелей, которые в дальнейшем сыграли резко негативную роль в азербайджанском демократическом движении. Именно «Мейданная плеяда» стала костяком группы активистов НФА, которая вернула Гейдара Алиева к власти и перечеркнула надежды народа на демократию.
Я считал, что И. Гамбаров, тесно сотрудничавший с лидерами Мейданного движения, нес ответственность за эту грандиозную провокацию. Вот почему при встрече я отворачивался и не разговаривал с ним. Где-то в конце декабря 1988-го года мы невольно столкнулисьв Академии, на нашем этаже, около лифта. Иса напрямую спросил;
- Почему ты со мной не разговариваешь?
Я посмотрел на него. Его глаза были полны слез. От привычной надменности не осталось и следа. Я высказал все, что думал про Мейдан и его лидеров. Иса начал убеждать меня, что он не играл почти никакой роли в определении политики лидеров Мейдана.
Как бы то ни было, он не рассеял моих подозрений, но мы возобновили общение просто как коллеги по работе.
Наш ВИЦ НФА продолжал работать. Мы все дополняли и изменяли проект Программы и Устава НФА. Должен отметить, что за основу Устава НФА был принят проект, представленный сотрудником Азтелерадио Рафиком Саваланом. Конечно же, его проект был основательно дополнен и переработан. Р. Савалан впоследствии отошел от политической активности, ушел в религию, совершил хадж и продолжает служить в Гостелерадио.
В конце января 1989 года Лейла Юнусова сообщила на заседании ВИЦ, что связалась с двумя московскими правозащитницами, которые приглашают кого-то из НФА на выступление на заседание «Московской трибуны», организации столичной демократической интеллигенции. Было решено послать меня. Так 4-го февраля я оказался в Доме ученых рядом с метро «Кропоткинская». Меня «опекали» Светлана Алексеевна Ганнушкина и Галина Яковлевна Ковальская. Они сказали, что главной целью данного заседания является защита прав арестованных в декабре 1988 года лидеров «Комитета Карабах».
В президиуме собрания сидели академик Сахаров, известные деятели демократического движения Афанасьев, Карпинский и Баткин. Говорили о ситуации в СССР, предстоящих выборах на Съезд народных депутатов СССР, тяжелом положении в Армении. Дали слово «представителю Народного Фронта Азербайджана из Баку».
Свое выступление я начал с того, что объявил: «Я — коммунист». Дальше я коротко рассказал об антиперестроечных деяниях республиканского руководства, о деятельности ВИЦ НФА, позиции азербайджанской общественности. «Что же касается арестованных лидеров «Комитета Карабах», то вы их называете демократами, а их движение — демократическим. Может ли называться демократическим движение, результатом действий которого являются безвинно убиенные, вражда народов, тысячи и тысячи беженцев? Ведь сейчас всюду цитируются слова Достоевского о том, что ничто на свете, никакая цель в мире не оправдана, если она достигается ценой слезинки ребенка. А здесь не слезы, а реки крови…». Зал зашикал на меня. На ноги вскочил импозантный седой мужчина и закричал на меня: «Какое имеете вы право говорить о гуманизме после Сумгаита?»
Вернувшись на свое место рядом с двумя дамами, я спросил у них: «Кто этот седой мужчина?»
«А это — Егидес. Член Социалистической партии Франции. Бывший председатель колхоза из Молдавии. Диссидент. Сидел в лагере, эмигрировал во Францию. Теперь часто приезжает в Москву». Я слышал эту фамилию. «Неужели московская интеллигенция так же глупа, как обычные обыватели? Неужели они возлагают на целый народ коллективную ответственность за провокацию спецслужб?» — думал я с горечью.
Сахаров Андрей Дмитриевич предоставил слово Гари Каспарову. Чемпион мира по шахматам начал резко критиковать бюрократов от советского спорта. Особенно ему не нравилось бесправие спортсменов, отъем государством заработанных ими своим талантом и здоровьем денег. Гари Кимович говорил ярко, образно, завладев вниманием зала, он громил спортивную бюрократию. Тема явно интересовала публику, так как была связана как с правами человека, так и с большими деньгами. Но тут раздался тихий голос Андрея Дмитриевича:
— А что вы скажите о лидерах «Комитета Карабах», томящихся в застенках Бутырки и «Матросской Тишины»?
Каспаров запнулся. Видимо, все его мысли, вся его мощная логика были нацелены на яростное обличение бюрократов-паразитов из Госкомспорта. Переключившись на другую тему, он как бы дал волю своим непосредственным чувствам:
— Что же касается арестованных лидеров «Комитета Карабах», то я должен сказать, что они, когда начинали движение, совсем не думали о судьбе армян Баку. Баку — космополитический город. В нем люди живут без различия национальной принадлежности. Баку — город очень человечный…
Дамы, которые были расстроены моим неудачным, на их взгляд, выступлением, были обрадованы. Они повернулись ко мне и радостно-удивленно сказали:
— Он говорит точно так, как и вы…
— А что же он должен говорить, если я говорил правду? В Баку нет никакой этнической вражды, нет дискриминации.
Авторитет чемпиона мира, его слова перевешивали мои искренние слова и бесхитростную позицию.
Потом выступил академик из Эстонии, один из лидеров Эстонского Народного Фронта Виктор Оттович Пальм. Он рассказал о размахе народного движения. Затем выступали Леонид Баткин, Лен Карпинский. Объявили перерыв. Когда я выходил из зала, в ряду угрюмых бородатых мужчин, которые, как я понял, были из Еревана, заметил Ержаника Абгаряна, арабиста, с которым я работал в Йемене. Я обрадовался, подошел к нему и обнял.
— Как дела, Ержаник, как поживаешь?
Ержаник был смущен.
— Я из «Комитета Карабах» — он выдавил из себя.
— Ну и что, а я из Народного Фронта Азербайджана. Слушай, давайте отбросим территориальный вопрос, это же нас разъединяет. Давайте вместе бороться за демократию, против союзной бюрократии.
Ержаник виновато улыбнулся. Видимо, меня с моей позицией солидарности демократов, независимо от национальной принадлежности, принимали за идиота, не понимающего реального мира, разделенного на непримиримые лагеря «коммунист — антикоммунист», «армянин — азербайджанец», «прибалт — русский».
После перерыва президиум зачитал заранее подготовленный текст воззвания с требованием освободить лидеров «Комитета Карабах». Было еще заявление о демократичности выборов, засильи партбюрократии.
В метро на перроне я увидел академика Пальма. Маленького роста, деликатный, скромно одетый, он мало походил на наших самодовольных и вальяжных азербайджанских академиков. Я подошел к нему и представился. Он сказал:
— А я вас запомнил…
И мы начали прогуливаться по полупустому перрону станции метро «Кропоткинская». Говорил все больше он. Он наставлял меня. Избегайте насилия. Насилие выгодно власти. В насилии и провокации ей нет равных. Наша сила в открытости, прозрачности наших целей и средств. Мы действуем в рамках закона и только закона. Мы уже настолько сильны, чтобы постепенно, шаг за шагом, менять законы, и двигаться к нашей цели дальше, также в рамках закона. Свобода дается по праву только умным и гуманным людям, которые остерегаются проливать невинную кровь. В Эстонии Народный Фронт делает все, чтобы избежать силового противостояния с властью. Демократия и будущее работают на народ. Власть бессильна перед неумолимым ходом исторического процесса. Поэтому она пытается втянуть народные движения в силовое противоборство, чтобы победить. У власти нет аргумента слова, у нее только аргумент силы.
