Чтобы не способствовать нагнетанию и накаливанию атмосферы, Турецкий пообещал скоро подъехать и попросил сказать Филе, чтобы тот задержался. А для Макса передал через Алю просьбу залезть, куда там ему требуется, и скачать по возможности наиболее полную информацию о бизнесмене Базыкине Григории Илларионовиче.
Задание убедило Алевтину в том, что прибытие Сашеньки в «Глорию» теперь уже неизбежно. Как неизбежна была в свое время, в чем советский народ постоянно уверяли многочисленные лозунги, и победа коммунизма. Турецкий, между прочим, хоть и не был упертым фрондером, но, тем не менее, позволял себе некоторое сомнение: ведь если победа неизбежна, значит, кому-то все-таки очень хотелось ее «избежать»? И время показало правоту иронии. А они с Вячеславом Ивановичем Грязновым, уже в ту пору начальником МУРа, частенько острили по этому поводу. Но — мягко и не задиристо, как это принято у интеллигентных людей…
Разговор с Диной, каким бы ни казался он доверительным, все же утомил его. И прежде всего потому, что вообще всякие длительные беседы с умными женщинами, связанные с их личными проблемами и заставляющие мужчин поневоле держаться в строгих рамках, напрягают — никуда от этого не денешься. А у Александра Борисовича, привыкшего к нетрудным, мягко выражаясь, победам, от собственных стараний и нарочитой сдержанности начинала болеть голова — вероятно, следствие все той же, недавней контузии. Но когда он ушел, наконец, оставив-таки некую надежду этой милой и чем-то глубоко тронувшей его душу женщине, мысли завертелись с удвоенной быстротой. И даже обозначился не совсем, правда, четкий, но приблизительно верный ход дальнейших действий. И в них определенную роль он отводил для Филиппа Агеева.
Тут надо иметь в виду, конечно, не задание, а, скорее, просьбу Турецкого к Филе о дружеской помощи. Хотя Дина и говорила о каких-то средствах для оплаты работы сыщиков, но они, конечно, небольшие — откуда у нее большие-то? Однако даже в чисто формальном плане этот факт давал возможность Турецкому какие-то действия оформить официально. По низшим расценкам. Да, в принципе, само дело-то, по идее, не стоило и выеденного яйца. А вот атмосферу вокруг него уже накалили до такой степени, что это самое яйцо можно было давно уже считать и без кипятка сваренным вкрутую.
Один момент представлялся Турецкому особенно важным для полного понимания расстановки сил и конкретных пружин, задействованных в конфликте. Это резкая смена позиций окружного управления образования и школы. Но сам Александр Борисович, до поры до времени, просто не должен был совать туда свой нос, ни в коем случае не «засвечиваться» и не демонстрировать публике свою заинтересованность в установлении истины. Зато это мог с успехом сделать Филя Агеев. И тому были очевидные причины: проблемы учеников и учителей были ему не новы.
Таким образом, если Турецкий принимал на себя роль стратегической авиации, с далекими рейдами и прицельным бомбометанием, то Агееву надлежало заняться ближними, тактическими задачами. Бить по переднему краю, «по передку», как выражаются военные. В чем же выражалась их суть?
На девочку и на ее мать давили в переносном и прямом смыслах — и морально, и физически, то есть угрожая, в случае непослушания, перейти к прямым действиям. Что это означает на практике, давно и широко известно. Значит, первое, чем следовало заняться, это постараться подвести дело к тому, чтобы словесные угрозы, высказываемые в адрес девочки, и которые, в свою очередь, должны быть жестко зафиксированы, обрели, наконец, форму попытки физической расправы. Ну, до драки дело не дойдет, Филя не допустит, в этих делах он мастер, но драчуны должны клюнуть на приманку. А дальше — дело техники.
Однако тут имеется и неясный момент. Он касается девочки. Если она согласится сыграть роль приманки до конца, дело выгорит. А если откажется? В самом деле, поедет — не поедет, а как она будет смотреть в глаза подругам? Или ей уже все равно? Насколько тверда ее собственная позиция?
Словом, придется сесть вчетвером и открыто выложить на стол конкретный план собственных акций. А для этого необходимо иметь заранее твердые факты на руках. Одними словами не обойтись. Эмоции тут только помешают.
Дина говорила, что Базыкин через классную руководительницу уже пытался передать ей свое предложение. Она должна вернуть в управление народного образования официальное письмо из Франции вместе со своим письменным объяснением, почему ее дочь не может в настоящее время принять приглашение продолжить учебу в их колледже. Причина должна быть указана серьезная, чтобы французы не сочли отказ каким-то капризом или, не дай Бог, махинацией московских чиновников. Надо сослаться на плохое состояние здоровья девочки, на необходимость срочного лечения и так далее. А господин Базыкин, как он уже пообещал, если будет полностью выполнено его условие, готов оплатить это «лечение» — в разумных, естественно, пределах. И сделать это надо немедленно, иначе…
Что подразумевалось под словом «иначе», классной руководительницей произнесено, конечно, не было, да и сама она, по ее словам, оставалась на стороне Людочки Махоткиной, но она настойчиво посоветовала уважаемой Дине Петровне не связываться с этим бандитом — это ее доподлинное выражение, — чтобы не сделать девочке хуже. Базыкин, говорят, ни перед чем не останавливается, когда что-то желает получить. И в данном случае его целью оказалась Сорбонна, куда запросто попасть его сынку никак не светит, а тут такой удобный случай представился! И он уже не отступится. Так что попытки Дины продолжать борьбу были, по большому счету, бессмысленными. Контрпродуктивными, как любят выражаться некоторые политики, копируя действительно умного академика, возглавлявшего одно время правительство России.
А в школе директриса, Алла Максимовна Кросова, вызывала к себе Людмилу Махоткину, чтобы «посоветовать» ей не становиться на пути мчащегося поезда. Результат, мол, всегда в подобных случаях предрешен. Причем тон мадам директрисы был непререкаемым, будто отказ ею уже получен. Взамен же предлагалось довольно примитивное благодеяние. Ты снимаешь свою кандидатуру, а школа, в свою очередь, может пообещать, что учительский состав в дальнейшем готов смотреть сквозь пальцы на некоторые твои трудности в учебе и посодействует в выдвижении твоей кандидатуры на золотую медаль. Вот такой приятный манок! Давай, девочка, ты же ничем, в сущности, не рискуешь! Впереди еще два года, и получится у тебя — не получится, а учиться-то придется. Имей это в виду.
То есть, надо понимать, что они все хотели — ну, отчасти кроме классной, если это действительно так, — чтобы отказ Люды от поездки не лишил их гранта, так сказать, на продолжение учебы в Сорбонне. Короче, и рыбку съесть, и… удобно устроиться при этом. Хорошие люди! Настоящие педагоги!.. И все, им кажется, устраивается правильно. Тем более что уже и в окружном управлении народного образования заместитель начальника управления, та дама, которая с самого начала занималась этим вопросом, успела каким-то удобным образом изменить свое мнение на полностью противоположное и… не рекомендовать ученицу… имярек для поездки во Францию по программе обмена учащимися. В общем, откажитесь, родительница! А Дина не послушалась и не отказалась, не зная толком, на что сама рассчитывает.
Такая вот ситуация. Такие дела, как говорил классик…
В разговоре с Филей, который, исключительно для разнообразия, Александр Борисович предложил назвать «штабными играми», разумеется, немедленно приняла самое деятельное участие и Алевтина. Она уже ничуть не скрывала своего полного удовлетворения оттого, что вошедший в холл Турецкий первым делом обнял ее и облобызал с такой силой и уверенностью, что другая на ее месте, несомненно, родила бы. Чем вызвал добродушную усмешку Агеева, прекрасно понимавшего истинный смысл «защитных» действий Александра Борисовича. Потом они тоже поздоровались и уселись у круглого стола. Аля пристроилась рядом с Сашей. Обращаться к «Сашеньке» было бы рискованно, это и она понимала. И Турецкий постарался максимально полно передать им суть конфликта, в который влез, по собственному выражению, не до конца осознав, о чем может идти речь, скорее, по инерции, по первому зову души.
Это уже был новый поворот в теме, и Алевтина Григорьевна, хоть и с любопытством, но и с изрядной долей сомнения, уставилась на Турецкого и не задержалась с вопросом. На него, видимо, полагала она, у нее уже было право:
— А кто, собственно, эта женщина?
— Дина-то? — не обратил почему-то внимания на интонацию Александр Борисович, — Вдова моего бывшего знакомого. Соседа по дому.
Секундная пауза, и Алевтина спросила строгим голосом нудной такой классной наставницы:
— Красивая? Молодая?
До мужчин дошло. Они переглянулись и… дружно застонали, гигантскими усилиями заставляя себя не взорваться от хохота. А вот Аля все равно обиделась. Что ее, за девочку, что ли, держат здесь?! Турецкий немедленно предоставил Филе право успокоить Алевтину тем, что оба они ничего конкретного против нее не имели и относятся к ней с одинаково добрыми товарищескими чувствами. Ну, тут Агеев немножечко обобщил, хотя — сошло. «Одинаково добрые»… Ага, знал бы Филя…
