Это уже был новый поворот в теме, и Алевтина Григорьевна, хоть и с любопытством, но и с изрядной долей сомнения, уставилась на Турецкого и не задержалась с вопросом. На него, видимо, полагала она, у нее уже было право:
— А кто, собственно, эта женщина?
— Дина-то? — не обратил почему-то внимания на интонацию Александр Борисович, — Вдова моего бывшего знакомого. Соседа по дому.
Секундная пауза, и Алевтина спросила строгим голосом нудной такой классной наставницы:
— Красивая? Молодая?
До мужчин дошло. Они переглянулись и… дружно застонали, гигантскими усилиями заставляя себя не взорваться от хохота. А вот Аля все равно обиделась. Что ее, за девочку, что ли, держат здесь?! Турецкий немедленно предоставил Филе право успокоить Алевтину тем, что оба они ничего конкретного против нее не имели и относятся к ней с одинаково добрыми товарищескими чувствами. Ну, тут Агеев немножечко обобщил, хотя — сошло. «Одинаково добрые»… Ага, знал бы Филя…
Но смех смехом, а реакция на полученную информацию у Филиппа была неоднозначная. Что касалось устройства легкой провокации, то такая операция особой сложности не представляла. Тут будет более важна точно сыгранная роль самой девочки. Достанет ли ей таланту, да и желания — это вопрос.
Далее. Переговоры с учителями, знакомыми с ситуацией, Филипп тоже мог бы взять на себя, следовало только уточнить, с кем из них. Но и это — тоже не впервой.
Расследуя вместе несколько лет назад очень в высшей степени неприятное дело об убийстве школьницы, дочери крупного бизнесмена, изнасилованной и убитой ее же школьными друзьями, они впервые, можно сказать, столкнулись с такой круговой порукой в том учебном заведении для «избранных», что сами не поверили. Но Филипп сумел-таки найти верные подходы к нужной учительнице, которая потом помогла им с Турецким распутать ту грязную историю. Так что для Фили это был бы уже не первый опыт общения на уровне учителей и школьников.
А вот со своей стороны Александр Борисович наметил начать действия с Франции. Для этого следовало возобновить, а отчасти и воскресить старые связи с французами, которых он сам же и учил еще в середине девяностых годов. Тогда впервые набрали в некоторых европейских странах и США уже отчасти подготовленных «студентов» для дальнейшей учебы в Центре по подготовке специалистов по антитеррористическим операциям. По сути, из них делали высококлассных специальных агентов, работающих в любых условиях. Но время шло, и многие из них уже перешли на государственную службу при правительствах своих стран. С некоторыми из них Александр, или Алекс, как они его завали, поддерживал связи. В частности, с американцами. Перезванивался, иногда встречался — как правило, во время зарубежных командировок, связанных с поиском и задержанием скрывающихся от правосудия преступников. Старые друзья тоже обращались к нему за помощью или советом. И все в конечном счете выходили на своего «вечного» директора — генерала Питера Реддвея, руководившего Центром подготовки в тихом баварском городке Гармиш-Партенкирхен, где по улицам по сей день бродят украшенные бантиками коровы.
Вот и в этой ситуации Турецкий счел возможным для связи с Францией попробовать привлечь свои прошлые контакты. Интересно, где сейчас и чем занимается та роскошная блондинка, в которую были влюблены все «студенты»? Где Маргарет Ляффон? Свои ее звали Марго, российские парни — естественно, по-русски — Машей. Бывало, что и Ритой. Но она всегда сердито поправляла: «Я — Марго!», и это превращалось в своеобразную игру.
Турецкий поставил перед собой задачу: не дать продажным господам московским чиновникам от образования заморочить головы доверчивым французам. Попытаться сделать так, чтобы его информация, доставленная в нужное время и в нужные руки, стала неплохим подспорьем во время возможного диалога французских спонсоров с российскими радетелями господина Базыкина. И кто же смог бы ему помочь лучше, чем Маша? Или Рита. Ну, хорошо, пусть — Марго!
А дело в том, что ясная позиция французов лишила бы Базыкина возможности «катить бочку» против Дины Махоткиной и ее дочери. Уж они-то в таком случае причем? Если и суждено поездке сорваться, так пусть это будет для всех приятным сюрпризом. А вообще-то, как известно, бабка еще надвое сказала!
И, наконец, последний вопрос — обеспечение необходимой техникой, — он, в принципе, и не стоял. Таковая в агентстве имелась, оставалось немного научить девочку ею пользоваться. Да она, нынешняя молодежь, куда грамотнее их — «стариков», ее и учить-то особо не надо.
За разговором, перемежаемым традиционным питьем кофе, появилась информация и от Макса. Вечный Бродяга выдал Турецкому несколько листов распечатки и, жуя, как обычно, попкорн, отчего его речь была малоразборчивой, сказал, что это пока все, но у него еще есть кое-что в запасе — позже.
Александр Борисович уселся снова за стол и, читая страницы, передавал их Филиппу. Аля же сочла этот акт уже не столь необходимым для себя и занялась секретарскими делами. Но по ее беглым и в то же время решительным взглядам, которые она время от времени кидала на него, Александр Борисович понял, что девушку оправдания насчет вдовы приятеля ничуть не успокоили, а, возможно, даже и еще больше раздразнили ее неуемное воображение. И когда Филипп, которому кто-то позвонил по мобильнику, перешел на минутку в свободный директорский кабинет Севы Голованова, — мало ли, какие могут поступить сведения! — Аля коршуном кинулась к Саше и грозно нависла над ним.
— Так, что это еще за вдова у нас объявилась? — почти зашипела она, сверля его ястребиным взглядом.
— Старая и некрасивая, — мысленно перекрестившись и заочно попросив у Дины прощения, беспечно ухмыльнулся и быстро, как попугай, без всякого выражения повторил слова жены Турецкий. — Кстати, Ирка точно так же считает. Это, в буквальном смысле, ее выражение. А что, у тебя есть какие-либо возражения против того, чтобы я занялся этим делом?
Возражений у девушки, конечно, не было. Но Турецкий сделал верный ход: ревновать его к Ирине Аля просто не имела права. Однако, отходя к своему столу, она сильно и нервно напрягла скулы и многозначительно сощурилась, отчего личико ее стало просто очаровательно уморительным:
— Смотри у меня…
Она не уследила, что возвратившийся Филипп успел заметить выражение ее лица, услышал реплику и молча усмехнулся, красноречиво подмигнув Турецкому, в том плане, что, ох, смотри, мол, Сан Борисыч, рискуешь ты, однако, как сказал бы твой знакомый чукча!..
«Штабные игры продолжились». Заговорили о Григории Илларионовиче Базыкине…
Наверное, жизнь и деятельность руководителя строительно-монтажного управления была бы ничем не примечательна в данной ситуации, если бы его специализированное СМУ не проводило годом раньше коренной реконструкции, совмещенной с капитальным ремонтом вышеуказанной, также специализированной школы, в которой учились его сын и Людмила Махоткина. Но ведь известно, когда от начальника прибывших на объект строителей зависят продолжительность и качество работ, где каждая составляющая является главной, его фигура поневоле вырастает до высот недосягаемых. Вероятно, «глубокое понимание» своей общественной значимости и позволило господину Базыкину — вполне возможно, по-своему, хорошему родителю и отличному семьянину — неоправданно высоко поставить себя над жизнью и заботами обычных, нормальных людей.
Как широко известно из многочисленных и заслуживающих доверия источников, матерщина издавна почему-то считается особой, что ли, привилегией строителей вообще, вне зависимости от уровня их профессионализма и ответственности. Причем это привилегия именно российских строителей. Объяснение тут, возможно, простое: вечное «давай-давай», помноженное на обыкновенную неразбериху и бестолковость организаторов самого трудового процесса. Плюс постоянная необходимость проявления различных форм героизма уже в процессе производства. Речь идет, надо понимать и отдавать себе в этом отчет, именно о России.
Но если все вышесказанное не является новостью или откровением для высокого начальства, то, значит, сей постулат можно принять за некую норму «общения» не только на строительной площадке, но и вокруг нее. Что нередко и фиксируется незрелыми умами, в первую очередь (и чаще всего) страдающих от этого «пережитка» женщин. Да, им, к сожалению, приходится «понимать», как невыносимо трудно бедным мужчинам справляться с такой тяжкой работой, на которой не только рака не к месту помянешь, но и сам, как говорится, раком станешь…
Григорий Илларионович лично прошел все ступени этой профессии — от простого когда-то монтажника до начальника одного из ведущих столичных СМУ, а затем и сам стал хозяином фирмы, объединяющей уже несколько строительно-монтажных управлений, проводящих специализированные работы с объектами, имеющими охранный статус памятников старины или объектов особого внимания правительства.
