— Ты мне, Алексашка, ответь, нет, вы все ответьте, что мне с этим апломбом делать? — кричала Елизавета, опасно размахивая увесистой тростью возле голов своих советников. — Этак она и мать свою опередила в безрассудстве. Была же умная девка, думала, отдам ее за своего оболтуса-племянника, так и добро будет, а тут вот оно как. Так что предлагаете?
Присутствующие молчали. Никто из ближнего круга государыни не понял, к чему же все-таки склоняется сама императрица. Покарать? Нельзя помиловать? Или помиловать? Выход из ситуации нужен, история дойдет до европейских домов, и тогда Россия предстанет в очень незавидном образе. Может, немного смажется ситуация тем, что Екатерина Алексеевна немка, но это лишь маленькая ложка меда в огромной бочке дегтя.
— Матушка, а ты сама к чему склоняешься? — канцлер Бестужев спросил то, что не решились другие.
Алексей Петрович мог себе позволить такой вопрос, он нынче в фаворе. Еще бы! Только вчера вернулся со сложнейших переговоров с османами и таки заключил мир, да такой, о котором еще пару лет назад Россия могла только грезить!
— А я не знаю, канцлер, не знаю! Кто не грешен, пусть первым бросит камень! Но грех греху рознь, она же преступила все допустимые правила, будь Петруша на троне, так и послал бы ее в Покровский монастырь. И никто бы и не осудил. Коли была пустой да не родила Павлушу с Аннушкой, так и я в монастырь ее отправила бы, а нынче и не знаю, — Елизавета не села, а скорее рухнула на стул. — Алексей Григорьевич, но ты-то что-нибудь скажи, иль зря тебя «Разумом» кликали?
— Матушка, мы все многогрешные, но оставить все, как есть, неможно, думаю я, покаяние потребно, — высказался Разумовский.
— Да, матушка, пусть покается, да епитимью примет, — вторил Бестужев.
Шуваловы молчали. У Алексея Ивановича был один из важных доводов вообще скинуть Екатерину. Глава Тайной канцелярии долго спорил с братом, доводить ли до императрицы фактический шпионаж Екатерины. Приведи они факты общения с английским послом, прием представителя островного государства в Ропше, где располагается секретная база подготовки казаков-пластунов и егерей, так и похоронили Екатерину вовсе. Жена наследника так же и говорила много чего лишнего, больше про своего мужа, но проскакивала и критика императрицы. Этими бумагами, что прямо сейчас на Совете у государыни спрятаны в папке, можно было сильно подломить опору у Бестужева, ибо и его личность мелькала в показаниях. Однако были большие подозрения, что канцлер имеет свой козырь, к примеру, знает, кто передал план второй турецкой кампании врагу.
Козырь можно было парировать тем, что это было сделано умышленно и никак не по причине осведомить неприятеля, а ввести его в заблуждение, так как план, как оказалось, был иной. Но зачем, как сказали бы китайцы, дергать тигра за усы?
Шуваловы не станут выкладывать убийственный компромат на невестку государыни еще и потому, что ждут пакости от наследника. Больше полугода ничего не происходит, все спокойно и мирно, а ведь братья не выполнили ни одного требования цесаревича. Напротив, они способствовали его фактической ссылке. Теперь Шуваловы думают над тем, чтобы вернуть расположение наследника, так как видят, что императрица не только оттаяла, но чувствует себя виноватой перед племянником. В то же время Елизавета крайне болезненна, обложилась целой ротой медикусов, только не собирается следовать их рекомендациям. Всяко может быть. И тогда воцарение Петра Федоровича принесет только горе шуваловскому клану. Но и на Екатерину уже не поставишь.
— Матушка, давай я поговорю с Екатериной Алексеевной, она повинится и перед тобой, и перед Богом, — высказался Бестужев.
— А перед Петром Федоровичем она повинится? Еще знать мне надо, сама скинула бремя, или медикус помог. Это главный грех ее будет! — государыня уставилась на Александра Шувалова.
— Допрашивали медикусов, матушка, само оно так, может, от переживаний или от чрезмерного пития, но само, — ответил глава Тайной канцелярии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Синод через месяц, поставлю и на нем вопрос, чай перед церковью скрывать проблемы не следует. А сама думаю, что нужно мирить Петра и Катерину. Да, с ее покаянием, да, с молением в святых местах, но мирить, — приняла промежуточное решение императрица.
Если бы Елизавета знала, во что была одета Екатерина на приеме в Москве, что она попрала негласные правила выбора туалетов, тогда бы могла и другое принять решение, уж точно жесткое по отношению к невестке. Но вице-канцлер не рассказал о таких тонкостях, а до императрицы слухи еще не дошли. Потом она обязательно узнает, но уже многое перегорит, не будет молниеносных эмоциональных реакций.
Калифорния. Петрополь
1 мая 1751 года
Савелий Померанцев — несменный управляющий русской колонией в Калифорнии — был счастлив. Он отец! Анастасия Петровна, такое имя было дано его жене при крещении, разродилась здоровым крепышом. Кричащий комочек согревал душу Савелия и заставлял еще с большим оптимизмом смотреть в будущее.
Были проблемы в калифорнийской колонии, казалось, нерешаемые, фатальные, но они не скосили людей. В первое лето, когда все дружно начали разрабатывать, как думалось, плодородные почвы «земли обетованной», колонисты были в предвкушении огромных урожаев. По расчетам, одного зерна должно было хватить не только на поселенцев, но и на торговлю с индейцами и снабжение Аляски. Какое же разочарование было у всех колонистов, когда летом лишь раз накрапывал дождик, а в остальное время был несносный зной. Посевы высыхали, а подвоз воды для орошения был сизифовым трудом: река была не то чтобы рядом, по крайней мере, к большинству полей. Да и отвлечение людей от иных важных дел было нерациональным. Но колонисты боролись, спасали хоть что-то, и труд их не прошел бесследно: смогли собрать урожая чуть больше, чем посадили. Так что на посев зерно было, да на полтора месяца питаться. Чуть лучше получилось с овощами и кукурузой, но и там пришлось сильно постараться, чтобы спасти урожай.
В принципе, жить можно, нужно, но обязательства перед другими колониями Померанцев выполнить не мог. Пришлось сильно ужаться и загрузить картофелем и немного овсом трюм военно-торгового корабля, который отправлялся на Аляску. А предполагалось помогать провизией и Охотску. Но выводы сделаны, и в последующее время выгадывались месяца, когда можно было засевать поля.
Но не все было печальным на ниве материального благосостояния, даже в первый год существования колонии обнаружились огромные плюсы выбранного места. Когда в реке Сакраменто пошла рыба на нерест, даже русские люди, которых было сложно удивить уловом, ахали и охали. Руками чуть ли не все жители тягали рыбу. Потом солили, вялили, даже подмораживали, так как с Аляски был привезен лед и стало возможным оборудовать ледники. Такие нересты были четыре раза на году. Вместе с тем, рыбной диета не стала, так как индейцы прочувствовали преимущества торговли и тащили и оленей, и бизонов, приносили и мясо коней.
Померанцев убедительно попросил казаков и лично свояка (они были женаты на сестрах), чтобы изловили лошадок, посмотрели да пристроили их. Объяснять казаку важность наличия доброго коня? Сотник Кольцо посмеялся со своего родича.
Отлов бывших испанских лошадок, размножившихся в неволе, был организован масштабно. Дружественные индейцы загоняли большой табун на засаду казаков, последние кидали арканы и тянули коней к ближайшему дереву, чтобы быстро привязать и успеть угнаться за еще одной лошадью. Были вырыты и ямы, в которые провалилось часть табуна, ну а шесть конных казаков ловили разбегающихся коней. В итоге сорок шесть коней, два десятка жеребят пополнили количество животины колонии. К сожалению, конины так же было немало: часть мустангов получили значительные травмы, которые излечить не представлялось возможным.
Через год поселение обладало более тремя десятками хозяйственных лошадок, ну и почти шестью десятками боевых. Сложно пришлось казакам в деле приручения строптивых коней, но справились, так как именно им было обещано большинство животных. Казачки и ноги ломали, и ушибы с растяжениями получали, но дело сделали. Сейчас занимаются обучением коней.
