Уже как год работает школа. Сложно приходится учителям, которых было только восемь, и то двоих лингвистов лишь в некоторой степени можно назвать педагогами. Другими учителями стали просто хоть как-то образованные люди. Нет, довольно часто на уроки к наиболее успевающим классам приходят и «министры» и, когда находится в бухте корабль, мичманы, и гардемарины, сам Померанцев не раз давал уроки. Но этого оказывалось мало. Шестьдесят восемь только индейцев обучаются, осваивая уже не только русский язык, но и ремесло. Учатся так же и крестьяне, да те же ремесленники постигают науку.
А тут полгода назад прибыло пополнение. Дмитрий Леонтьевич Овцын, решил отправить с Аляски в Калифорнию почти две сотни людишек. Нет, все правильно, такие договоренности были, тем более, что поселения на Аляске изрядно пополняются колонистами из Охотска и Петропавловска.
Прибытие новых людей пусть и было неизбежным, но стало для Савелия еще той проблемой. Приходилось менять планы, снимать людей с объектов, всем миром строить новые дома, расширять стену крепости, чтобы там сооружать дополнительные склады, людей-то больше стало.
Всего Петрополь насчитывал проживающих на постоянной основе восемьсот тридцать четыре человека, это с женщинами и детьми. В остроге Росс проживало чуть меньше пяти сотен человек. Основали недавно еще один острог — «Сторожевой», там всего два десятка молодых казаков, да еще их жены из местных девиц. Последнюю крепостицу поставили из-за того, что с того направления была угроза нападения. Прибегал десяток индейцев какого-то не окружного племени. Да как прибегал — конно! Этот факт не то, чтобы испугал, но насторожиться заставил. Пришлось ставить острог и организовывать совместно с дружественными кашайя патрулирование.
Так что жизнь била ключом и все меньше по голове. Осваивались на новом месте, к которому колонисты все больше прикипали всей душой.
— Ну и накой нам сейчас стекло? Дел более нет? Вон Митрофан Никитич в свойственной ему манере требует все больше людей, — Померанцев посмотрел на «министра» сельского хозяйства. — Так ведь, господин Горбатов?
— А иначе то как, Савелий Данилович? Кабы потат не посадили всем миром, так и было бы худо, а нынче окучить его нужно. И до летнего зноя, гляди, и соберем и себе, и свиньям на прокорм, — высказался Горбатов.
— Во-во, снедаем, аки свиньи, тот потат! — пробурчал сотник Кольцо.
— А что тебе, Иван Фомич, все булки подавай? И то добро, что картофель научились растить, да никогда голодными еще не были. Только я все одно не стану снимать людей с реки, — Савелий Данилович прихлопнул ладонью по столу. — Значит так, глину добрую нашли, перво-наперво кирпич обжигать станем. Церковь нужна каменная, чтобы показать всем превосходство веры православной. Выписал я еще двух попов, не справляется отец Михаил, паства растет, а в часовенке и четвертая часть поселенцев не вмещается. Писал я и об архитекторе, да еще каменщиков, наших на большое строительство мало будет. Мы, господа, уже не выживаем, мы развиваемся. А стекло делать станем, но как только кирпича сладим предостаточно. Нужно уже думать и о пряже, бумажный пух [хлопок] больше выращивать, чай погоды дозволяют.
— Савелий Данилович, срочно казак прискакал! — выкрикнул, ворвавшись в комнату для совещаний, Никитка — смышлёный парень восемнадцати лет, которого обучал лично Померанцев.
— Не томи! — выкрикнул сотник Кольцо, когда установилась пауза.
Уже давно не было никаких серьезных вестей, чтобы вот так, всегда учтивый и осторожный, Никита вбегал к главе Петрополя, да еще на совещание и с криком.
— Зови! — жестко сказал Померанцев, предполагая, что ничего хорошего казак не сообщит.
В помещение ввалился казак лет двадцати пяти в потрепанной одежде. Левая рука у посыльного болталась, будто отсушена.
— Ранен? — спросил Померанцев.
— Подожди, Савелий, — сотник Кольцо бесцеремонно отодвинул главу города. — Сказывай, Демьян!
— Острог атаковали, было индейцев до сотни, да европеев человек столько ж, может и более, видна была пыль чуть поодаль, как кони подымают. За шумом выстрелов не слышал конных. Они сразу пошли на приступ, лезли по палкам, а нас в крепости и было семеро, да бабы с детишками, иные в дозор пошли, на севере диких коней видели, так дядька разведать отправился, — борясь с одышкой, сбивчиво говорил казак.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты оставил деток да баб, а сам сбежал? — выкрикнул Горбатов.
— Митрофан Никич, ты потат расти, а сюды не лезь! — вызверился казачий сотник.
— Иван Фомич, я ж только тогда, как баб вывели по подземному лазу ближе к лесу, побежал. Есть у них с детишками возможности не всем сгинуть. Но как же не сообщить-то? Митька поскакал далее в Росс, я сюды. Как не сообщить-то? — чуть не плакал казак.
— Все правильно, Демьян. А что еще и шанс для жизни бабам дали, так вообще молодцы. Как быстро ты прискакал? — говорил Кольцо, уже никто не хотел вмешиваться в дело, для которого и находились в Калифорнии казаки.
По словам Демьяна, скакал он пять часов, потом конь просто упал замертво, отчего казак, упав, повредил руку. Дальше уже он сам три часа с двумя лишь краткосрочными передышками бежал в сторону Петрополя, наткнулся на казачий разъезд и забрал коня, на котором уже доскакал за меньше чем час до города. Пятерка казаков же отправилась в сторону острога на разведку.
— Савелий Данилович, баб да деток давай в крепость, нельзя им в лес бежать. Еще непонятно, что будет, может, ворога столько, что и в осаду возьмут, так в крепости сподручнее будет, чем волноваться за баб в лесах. Я отправлю посыльного к вождю Маковояну, пусть помогает, у него уже есть три десятка с фузеями. Отправлю и в Росс, обсказать, что и как им следует делать. Мы готовимся к осаде, выкатываем пушки, быстро копаем всем миром ретраншементы у ворот. Все артели вернуть, всем мужикам выдать оружие, у нас, почитай почти каждый с фузеей знаком, — отдавал распоряжения Иван Фомич Кольцо.
На случай нападения именно сотник становился главным, и его распоряжения до исчезновения угрозы должны выполняться беспрекословно, в том числе и самим Померанцевым.
*………*………*
Калифорния. Петрополь
2 мая 1751 года
Альфонсо Торего был доволен собой. Форт русских взят, нападающие лишились восьмерых индейцев, но никого более. Отличный расклад, учитывая, что отряд, который пришел по его наводке, уже взял немало трофеев. Три десятка мушкетов, две, пусть и небольших, пушки, провизии немало да всякого иного добра. Ну и женщины. Не зря он бежал в Новую Испанию от этих русских, которые не оценили всех достоинств Альфонсо.
Но то тревоги Торего, он тут только так, что-то вроде проводника. Не знал Альфонсо, что оставлять его в живых, да с прибылью, никто не станет. Главными действующими лицами были иные люди.
Как ни пытался образумить своих воинов командир отряда Игнасио Мартинес, сорвиголовые безумцы, вырвавшиеся из-под полного контроля вице-короля Мексики и аудиенсии Гвадалахары, увлеклись безнаказанностью. До наступления ночи в окрестных лесах вылавливали женщин и жестко, а как еще поступать с аборигенками, которые уже согревали пришлых русских, пользовали их до самого рассвета.
Альфонсо Торего не был инициатором нападения, его самого нашли в трактире, когда он рассказывал о варварах русских, которые мало отличались от индейцев. За кружку вина Альфонсо включал свою буйную фантазию и выдумывал небылицы про русскую колонию. Испанцам очень нравилось слушать, какие русские трусоватые, что они ему, Торего, ну ей правда, рассказывали, что до смерти боятся испанских идальго. Говорил он и о том, что русская колония богата, а варвары и не знают, что делать с этим богатством. Альфонсо нравилось быть интересным, ему часто не было нужды доставать свое серебро, чтобы расплачиваться, он зарабатывал на выпивку сочинительством.
Больше месяца назад Торего прибыл в Мексику. Ему пришлось много в одиночестве бродить в поисках настоящих европейцев. Альфонсо молился, и Бог помог ему. В дороге он дважды видел индейцев, но, хранимый Всевышним, испанский авантюрист первым замечал аборигенов, быстро уходя от них. Ловил рыбу, однажды подстрелил оленя, но все равно в ближайщей найденной им иезуитской миссии, упал от изнеможения.
