— Приказ есть приказ, — пожал плечами и подошёл к койке старика.
Одна из девушек, совсем молоденькая (ей могло бы быть по нашим меркам лет четырнадцать) по приказу врача принесла мне табурет и поставила рядом с изголовьем кровати. Я сел, и врач удалился.
С минуту старик не обращал на меня внимания. Я ждал, не решаясь первым заговорить. На картонной табличке, прикреплённой над кроватью было написано его имя: Сергей Николаевич, а следом шли какие-то знаки, видимо, дублирующие знаки на его браслете. Наконец, Сергей Николаевич меня заметил. Он вздрогнул и опустил руки.
— О, ты наконец пришёл! — радостно забормотал Сергей Николаевич. — Совсем деда забыл, негодник!
— Здравствуйте, Сергей Николаевич, — осторожно произнёс я. Тот нахмурился и обиженно произнёс:
— Какой я тебе Сергей Николаевич, внучок? Ох, совсем тебя мать распустила. — Безумный покачал головой, и в его глазах появились слёзы.
— Прости, — я запнулся, — дедушка. Как ты?
— Я хорошо, внучок, — Сергей Николаевич провёл рукой по одеялу и чему-то тихо засмеялся. — Вот, мама твоя санаторий мне нашла. Хороший санаторий. Вчера даже салюты запускали.
Я вскинулся.
— Какие салюты?
— Представляешь! — восторженно произнёс Сергей Николаевич, поддавшись вперёд. — Самый настоящий! И такой громкий. Я стоял очень близко, даже оглох ненадолго.
— А ты видел, кто устроил этот фейерверк? — я подался вперёд, чувствуя, как в животе затягивается неприятный узел волнения.
— Как же не видеть, внучок, — Сергей Николаевич засмеялся. — Видел-видел! Приятель мой, Сашка, с собой привёз.
— Что за Сашка? Кто он? — безумный старик начал раздражать.
— Как же какой? — Сергей Николаевич удивлённо посмотрел на меня. — Неужто не помнишь моего старого друга? Он же каждое лето к нам в деревню приезжал, тебя, мальчишку, на рыбалку брал.
— Откуда у него фейерверки? — говорить о таких вещах было странно и некомфортно. Праздники, салюты, развлечения — всё это осталось где-то там, в другой жизни.
— Так ведь же, — Сергей Николаевич вдруг побледнел, нижняя губа у него задрожала. — Катенька моя, — пробормотал он. — Катенька говорила, не надо его запускать внутри. В лесу что угодно можно найти, а мы ж не маленькие дети, чтобы всякое в руки тащить. Но Сашка не послушал. Всегда был упрямым. Катенька, Катенька, — он затрясся, застонал, и от этого мне стало тоскливо и гадко на душе. — Катенька моя была там, рядом совсем. Всё говорила, что надо подождать. Нужен удачный момент. А потом, когда будет толпа, кинуть в неё эту мину. В бараке же невинные люди, — Сергей Николаевич заозирался, потом уставился на меня и нахмурился. — Ты не мой внук.
— Сергей Николаевич, — осторожно произнёс я, аккуратно беря его за левую руку и слегка сжимая дрожащие тонкие пальцы. — Пожалуйста, успокойтесь. Попробуйте чётко рассказать, что именно случилось. Кто такая Катенька? И откуда у вашего друга мина?
Сергей Николаевич забормотал себе под нос что-то бессвязное. Он крепко, до боли, сжал мои пальцы, но я терпел. Спустя минут десять Сергей Николаевич опять обратил на меня внимание. В его взгляде неожиданно появилась осмысленность.
— Вы хотите знать откуда мина? Извольте. Команда, которая занимается захоронением трупов, копая могилу, обнаружила её в лесу. Александр, мой старый товарищ, смог пронести её в лагерь, в свой барак. Где он её прятал я уж не спрашивал. Мина старая, такие у нас были в армиях в тридцатых годах, незадолго до того, как мы решили отказаться от оружия и начать строить новый мир. Моя дочь, Катя, пыталась уговорить Александра не взрывать мину. Говорила, что это неправильно, что в бараке столько людей, которые хотят жить. И куда лучше бросить её в толпу Иных. Но Александр уже был не в себе. Он чувствовал, что смерть его близка: мы же оба прекрасно знаем, что Иные делают с сумасшедшими. Катенька успела предупредить меня. Она столкнулась со мной в нескольких шагах от нашего барака, сказала, что Александр намерен взорвать мину, и бросилась обратно в барак. Наверное, хотела спасти ещё хоть кого-то, вывести оттуда. Но не успела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сергей Николаевич замолк и уставился на свои колени, скрытые одеялом. На глазах его появились слёзы, грудь часто и неровно вздымалась от дыхания. Я молчал. Всё, что надо, я узнал. Делать тут было нечего, но что-то не позволяло мне просто встать и уйти. Может, нежелание выходить на мороз и идти разгребать завалы, а может нечто иное…
— Катенька, — Сергей Николаевич пронзительно вскрикнул.
Пробегавшая мимо медсестра остановилась. Достав из нагрудного кармана комбинезона небольшую ампулу, она сломала её и, подойдя к кровати, поднесла её ко рту Сергея Николаевича. Тот послушно выпил содержимое, и через несколько секунд он уснул.
— Вам пора, — я встал, и девушка подтолкнула меня к выходу.
Солдаты меня ждали у выхода. Один из них обратился ко мне:
— Удалось выбить информацию?
Я кивнул. Солдаты что-то быстро обсудили, а затем приказали следовать за ними. Вместо того, чтобы направиться к завалам, они повели меня в сторону корабля. Они провели меня в большой зал с десятками кресел и большим прозрачным экраном, свисающим с потолка. Там нас ждали Узза, Иг и несколько незнакомых мне Иных. У них была загорелая кожа, и я невольно подумал о жарких странах и море. Заметив нас, они резко прервали свой разговор и выжидательно уставились на меня. Узза была бледна и встревожена, что было на неё не похоже.
— Говори, что узнал, — приказал Иг. Он, напротив, казался довольным и спокойным.
— Один из узников, который работал в лесу, нашёл мину и сумел принести её в барак. Он же её и взорвал, — отчитался я, глядя в пол.
— Мину? — в голосе Уззы послышалось сомнение. — Откуда на этой планете, тем более в лесу, мины? Оружие давно было уничтожено.
— Видимо, осталась с давних времён, — осторожно предположил я. — Этот старик сказал, что такие мины были распространены лет сорок назад. Наверное, затерялась. Мало ли что…
— Отлично, — перебил меня один из незнакомых Иных. — Теперь мы точно знаем, что среди нас нет предателей.
— Старик сказал что-то ещё важное? — Узза будто и не обратила внимания на предыдущую реплику. — Может, обмолвился, что мина была не одна?
— Ничего больше существенного он не сказал, — покачал я головой. — Говорил про свою Катеньку, она была его дочкой. Она и предупредила его о готовящемся взрыве.
— Что ж, ты неплохо поработал, — Узза слегка улыбнулась. — Свою награду получишь позже.
— Я могу идти? — вопрос вырвался сам собой, и я тут же вжал голову в плечи, ожидая гнева.
Но Иные явно не обратили внимания на моё своеволие. Узза подошла к небольшой панели на стене, прижала к ней ладонь и через секунду раздался привычный звук сирены. Прохладный голос Уззы разнёсся над лагерем:
— Всем узникам приказано явиться на площадь для собраний. Любой, кто попытается спрятаться в бараках или иных местах будет казнён.
Убрав ладонь с панели, она обернулась и улыбнулась странной зловещей улыбкой. Иг ухмыльнулся и тихо прошептал, так, чтобы услышал только я:
— Наконец она перестанет церемониться с этим отребьем.
Двери открылись и в зал вбежало несколько солдат.
— Собирайте всех на площади, — приказала Узза. — Настало время возмездия. А ты, Марк, — она нахмурилась, — ступай на площадь. И не вздумай кому-либо что-то говорить.
Я кивнул и пошёл прочь. За кораблём раскинулась площадь. Каждый день несколько рабочих групп расчищали её от снега, но до этого дня весь лагерь собирался на ней лишь единожды, в самом начале нашего пребывания здесь. Площадь заполнялась узниками, солдаты окружали их, подгоняли тычками в спину и ударами. Люди нервничали, вскрикивали, пытались найти в толпе знакомых и родных. Некоторые падали на землю, и по ним невольно проходили другие узники. Идеально ровная площадка, словно покрытая белым ковром, покрывалась бурыми пятнами крови, телами упавших, обрывками одежды. Я с трудом пробирался сквозь толпу к участку, отведённому под мой барак. Кто-то попытался остановить меня и задать вопрос, но я вырвался и, не оглядываясь, продолжил пробиваться сквозь людей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
