Люди из моего барака уже топтались на месте, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Завидев меня, они тут же замолчали, а затем один робко спросил, когда я проходил мимо:
— Что происходит? Дело во взрыве?
Я молча пожал плечами и встал в строй. Тут же рядом со мной встала женщина-солдат. C грубыми чертами лица, короткими волосами непонятного сероватого оттенка, мощными плечами и плотной фигурой она могла сойти за мужчину. Я знал, что ранее она была помощницей Ига, его правой рукой, не отстающей в жестокости от своего начальника. Чем она вызвала ярость Ига — неизвестно, но однажды она оказалась среди обычных солдат, в простой форме без всяких отличительных знаков. Правда, ходили слухи, что она попыталась спасти от экзекуции одного мужчину, к которому прониклась симпатией, но в это я не верил.
Площадь медленно заполнилась узниками. Около десяти тысяч человек стояли на площади, в ожидании худшего, и смотрели на трибуну, с которой, предположительно, Иные должны были вынести всем нам приговор. Кто-то начал молиться, его подхватили. Нестройный хор голосов читал молитвы, позабытые нами лет десять назад. Я молчал. А на востоке медленно всплывало холодное и равнодушное солнце.
Глава 8
Мы ждали. Сколько прошло времени было непонятно, но холод уже успел пробраться под одежду. Я переступил с ноги на ногу, и в правую ногу будто вонзились тысячи игл. Понимая, что лишний звук спровоцирует агрессию, я стиснул зубы и попытался встряхнуть онемевшую конечность. Тут же получил от Иной по спине.
— Не сметь двигаться, — зло кинула она.
Я промолчал и с трудом подавил желание потереть ушибленное место, от которого короткими импульсами исходила острая боль по всей спине.
Незаметно над площадью воцарилась жуткая тишина. На помост начали выходить Иные: Узза, Иг, ещё десяток тех, кто отличался от обычных солдат. А следом за ними вытолкали выживших во взрыве. Хотелось закричать от ярости, вырваться вперёд и убить, убить всех Иных. Заклеймённую руку обожгло огнём, на браслете тускло замигал красный огонёк. Предупреждение.
Раненные еле держались на ногах, опирались на плечи друг друга, кого- то пришлось тащить на руках. Те, кто лишился ног, ползли, и мне было отчётливо видно, как бледны их искажённые болью лица. Окружившие площадь солдаты явно напряглись, когда послышался ропот и отдельные выкрики из толпы.
— Это наш шанс, — раздался тихий шёпот за моей спиной. — Если мы сейчас все окажем сопротивление, бросимся на них. Сколько ещё мы будем это терпеть?
— Надо подождать, — был ответ.
«Глупцы» — подумал я. Не успеют они сдвинуться с места, как тут же будут скручены болью из-за клейма или же расстреляны солдатами. Ничего нас не спасёт.
Тем временем Узза вышла вперёд и вскинула руку. Было в этом жесте что-то гипнотизирующее, заставляющее замолчать и не сводить с неё глаз. Осталась лишь она во всём этом мире, только она. Её голос раздался совсем рядом, будто она стояла за спиной.
— Вы решили, что можете контролировать свою жизнь. Наивно полагали, что способны дать отпор нам. Жалкие существа, которые не заслуживают достойной жизни. Вы погрязли в пороках и своих эгоистичных желаниях. Мы пришли очистить вас от этой скверны, поставить на место, указать на ваши ошибки. Мы дали вам возможность переродиться и стать лучше, пройти трансформацию и превратиться в разумных существ. Но вы решили отблагодарить нас бунтом — грязным и подлым, исподтишка. Мы не раз говорили, что покорность — залог вашей спокойной жизни. Покорность! Мы долго терпели, но теперь настало время перейти к более строгим мерам. Эти люди, — она махнула в сторону раненных, — причастны ко взрыву.
Я дёрнулся. Нужно было остановить её, напомнить, что виновен лишь один человек, Александр. Но склизкое осознание, что ничего мой крик не исправит, быстро вытеснило это желание. Нужно быть покорным, как и говорит Узза…
— Мы казним этих людей, — Узза мрачно улыбнулась. — А вместе с ними каждого десятого из вас. А за каждую попытку сопротивления мы будем убивать ваших детей, которых вы так жаждете увидеть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Дети… Про них мы давно не слышали. Матери тщетно умоляли Иных позволить хотя бы минутное свидание, хотя бы просто увидеть их на одно мгновение. А тех немногих младенцев, что появились уже в лагере, тут же забирали, не говоря ни слова. Угроза детям была подлым ударом, но действенным. Всколыхнувшаяся было толпа застыла, крики замолкли. Узза довольно улыбнулась.
— Но прежде, чем перейти к казни, мы хотим сообщить, что среди вас есть те, кто отличился покорностью и послушанием. Не только поступками, но и помыслами они покорились судьбе. За хорошее поведение полагается награда. Вам будет позволено посетить город, а те, у кого есть дети, смогут с ними побеседовать в течение получаса.
Стало трудно дышать. Город часто мне снился, с его шумными улицами в центре и утопающими в зелени районами на окраинах, сверкающими шпилями и куполами, бегущими по рекам и каналам пароходами. Я скучал по своей большой и уютной квартире с высокими потолками и окнами, выходящими и на оживлённую улицу, и во двор. Кто там сейчас живёт? Или теперь, когда нас согнали в лагеря, город вымер? Возможно ли, что обещанная награда за разговор с Сергеем Николаевичем — поездка в город?
Тем временем между рядами стали ходить солдаты. Они отсчитывали каждого десятого и у тех тут же загорались красным браслеты. Всё происходило быстро и тихо. Узники вертели головами и их губы беззвучно шевелились, некоторые пытались поменяться с более удачливыми соседями, но быстро сдавались, понимая, что никто не захочет занять их место. Тысяча человек и те, что на трибуне. Это будет самая масштабная казнь за всё это время. Я слегка привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть, есть ли среди раненных Сергей Николаевич. Сердце ёкнуло, когда на самом краю я разглядел знакомое лицо. Сергей Николаевич улыбался и явно что-то напевал себе под нос, пальцы его беспокойно теребили одежду и всё пытались натянуть на босые ступни штанины больничных брюк.
Мимо меня, не глядя, прошёл солдат. Смерть миновала, и я почувствовал постыдное облегчение.
Процедура длилась уже около получаса, но Иные и не думали торопиться. Я был уверен, что они легко могли отобрать каждого десятого с помощью браслетов, но, похоже, длительная селекция была также частью казни. Также было и со строительством лагеря: вместо того, чтобы за считанные дни самим его построить, Иные поручили это нам.
Ожидание убивало. От тоски и скуки, такой неуместной в данную секунду, я начал про себя вспоминать все песни, которые когда-то любил слушать. Мрачные композиции оказались подходящим саундтреком происходящему.
Наконец, солдаты закончили отбор. Нам было приказано освободить центр площади, там должны были остаться только приговорённые к казни. В несколько рядов мы встали по периметру площади, окружив живой стеной тех, кому не повезло. Солдаты вынесли небольшие металлические коробки и разложили вокруг узников. С трибуны столкнули раненных и поволокли за руки и за ноги на место казни. На снегу оставались кровавые полосы, словно кто-то рассыпал ягоды рябины.
— Что же с ними сделают? — прошептал кто-то за моей спиной.
— Может, взорвут? — раздалось предположение откуда-то слева, но тут же оно было высмеяно стоящей рядом со мной женщиной.
— Ещё один взрыв? Даже для них это уже слишком. К тому же, даже их технологии не смогут защитить от ударной волны их солдат. Да и нас тоже, в конце концов, мы же нужны им.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Нужны? — с горечью отозвался кто-то. — Ваша наивность и оптимизм поражают.
Узза с лёгкостью спрыгнула с помоста и мягко приземлилась на залитый кровью снег. Последовавший за ней Иг сделал взмах и свистнул. Тут же металлические коробки щёлкнули, и над ними вспыхнул огонь. Те из приговорённых к смерти, кто стоял ближе, завопили от ужаса и отпрянули назад, стремясь скрыться от обжигающих языков пламени. Те, кто оказался в самом центре толпы, испуганно вскрикивали, пытались встать на цепочки и разглядеть, что же происходит. Их сжимали со всех сторон, кто-то упал на землю и тут же оказался затоптанным своими собратьями по несчастью. Огонь разгорался всё сильнее, и его жар доходил до нас. Снег начал таять, и казалось, будто земля оплакивает несчастных. Огонь перекинулся на людей, и паника усилилась. Невольно я подумал, что мы все сейчас сгорим, если толпа сгорающих людей бросится врассыпную.
