— И на вашей планете это работает?
— На нашей планете, — Узза задумалась, — всё несколько иначе. Но да, родителей у нас нет. А где твои родители, Марк?
Этот вопрос застал меня врасплох. Рассказывать кому бы то ни было о родителях мне не хотелось.
— Марк, — настойчиво произнесла Узза, — ответь. На твои вопросы я отвечаю, хотя и не должна. Мне действительно нужно знать. Я не смогла их найти…
— Они погибли, — резко перебил её. Мерзкий комок застрял в горле, и голос сорвался. Быстро заморгал, чтобы не позволить себе расплакаться. — Три года назад. Я тогда выиграл грант, получил большую сумму денег, которую мог потратить на личные нужды. И решил устроить им кругосветное путешествие, они давно хотели побывать в других странах. Выбрал самую лучшую фирму, их лайнеры пользовались популярностью. Ни одной аварии или крушения, комфортные каюты и интересный маршрут. Первую неделю всё было прекрасно, а потом… — я сглотнул. Браслет начал медленно мигать красным, и Узза, встревоженная этим, остановила машину, — потом случился взрыв. Кто-то не очень умный решил провезти несколько тонн взрывоопасного вещества на пассажирском судне. Выживших не было.
— Мне жаль, — медленно произнесла Узза.
Я кивнул, зажмурил глаза и откинул голову на спинку сидения. Смерть родителей стала для меня ударом. На похороны я не смог прийти. Не нашёл в себе силы увидеть огромную братскую могилу и могильную плиту с десятками имён. Взрыв был такой силы, что тела невозможно было доставить на родину и похоронить со всеми почестями, поэтому в могилу люди положили фотографии, какие-то личные вещи своих родных, записки. Я заставил себя прийти на кладбище через неделю, вусмерть пьяный. Нашёл имена родителей в левой нижней части плиты и просидел всю ночь, задыхаясь от рыданий. Никто меня не осуждал и не прогонял. Смотритель кладбища принёс мне тёплый плед и термос с чаем и сообщил, что, если мне что-то нужно, я могу обратиться к нему. Я кивнул, и он оставил меня одного. Возле могилы на земле сидели и другие, кто потерял родных в том крушении. Кто-то рыдал, кто-то молча смотрел на могильную плиту, некоторые тихо вели разговоры. Даже в Раю случаются трагичные события. Тот год я провёл как в тумане, с утра до ночи проводя в своей лаборатории. Работа отвлекала от боли, а долгая и муторная обработка экспериментальных данных позволяла не думать о том, что теперь я остался один, совсем один. Немногочисленные родственники не особо стремились поддерживать со мной контакт, кроме далёкого дядюшки, того самого, что приобрёл квартиру в элитном комплексе. В мае дядя написал, что отправляется в уединённую поездку для достижения внутренней гармонии и не будет на связи несколько месяцев. Больше я о нём ничего не слышал.
Узза тронула меня за руку, заставив вздрогнуть. Прохладные подушечки пальцев почти невесомо погладили мою ладонь, и я ощутил, как нечто мягкое и тёплое укутывает меня в прозрачный кокон, заглушая боль.
— Пойдём, Марк, — тихо произнесла Узза.
Я открыл глаза. Узнал улицу, соседнюю с той, где я жил, дом, в котором располагалась лучшая в округе пекарня, и заснеженную аллею в центре улицы. Узза вышла из машины, я последовал за ней. Мимо нас прошла Иная, окружённая десятком ребятишек лет десяти. Они что-то живо и весело рассказывали, перебивая друг друга. На нас внимания они не обратили.
— В моей квартире сейчас кто-то живёт? — спросил я. В окнах дома, мимо которого мы шли, я смог разглядеть Иных. — И есть ли у меня шанс когда-нибудь туда вернуться?
— Мы заняли только часть домов. Те, кто не вернётся на родину, а останется здесь следить за порядком, смогли выбрать себе квартиры. Но большая часть домов пока пустует. Туда мы поселим детей, когда те вырастут, и обитателей исправительных лагерей, которые не будут представлять для нас угрозу. По возможности, люди вернуться в свои квартиры. Что же касается тебя… — Узза замолкла. Ожидая ответа, я разглядывал, как снежинки мягко оседают на её волосах и длинных ресницах, задерживаются белёсой паутиной, а потом исчезают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Шансы есть. На самом деле, если бы не происшествие со взрывом, то через пару недель ты мог вернуться сюда. Я читала твои научные работы. Впечатляет. Тебе было бы позволено вернуться к работе в твоей лаборатории или же сменить поле деятельности, если бы ты этого захотел. Но сейчас всё сложно. Я в тебе не сомневаюсь, но некоторые мои соплеменники хотели бы ещё понаблюдать за тобой. И чем тише и послушнее ты будешь себя вести это время, тем больше шансов, что для тебя весь ужас закончится.
— А если они заподозрят, что к взрыву причастен я? — хрипло спросил я.
Мы зашли в мой двор. Сердце защемило от знакомого и родного вида. Глаза моментально отыскали три широких окна моей квартиры.
— Если твою невиновность не докажут, то тебя казнят. Меня, скорее всего, тоже, — ответила Узза. Она достала ключи от квартиры и отдала мне. — Поэтому я надеюсь, что ты искренен со мной.
— Вас за что? — недоумённо спросил я. Парадная дверь заскрипела. Когда вернусь, первым делом смажу петли.
— Я отвечаю за тебя. А с этим у нас всё строго. Возможно, поэтому мы смогли достичь таких высот. Для нас дисциплина не пустой звук.
Быстрым шагом мы поднялись на мой этаж. Ключ в моих руках дрожал, пока я пытался вставить его в замочную скважину. Узза стояла позади. Наконец, замок открылся, и я зашёл в прихожую. Здесь было очень пыльно и душно, но я наконец ощутил себя дома.
— Мне придётся зайти с тобой, — тихо произнесла Узза. — Запрещено оставлять вас без наблюдения вне лагеря.
— Конечно, — я кивнул. — Я всё понимаю, правда.
Узза прошла за мной в спальню. Стеллаж с книгами, комод и тумбочка возле кровати были покрыты толстым слоем пыли, в горшке на подоконнике засохший цветок, на столе лежала раскрытая книга, которую я не успел дочитать.
— Если хочешь, можешь взять пару вещей с собой, — сообщила Узза. — Только что-то не очень крупное и по-настоящему ценное. И лучше, если никто об этом не узнает.
— Тогда мне ничего не нужно, — резко произнёс я. Осмотрелся и пошёл в соседнюю комнату, где обустроил себе кабинет. — Раз об этом нельзя говорить, значит, у вас могут быть потом проблемы. Я переживу.
В кабинете было также пыльно и душно, как и в спальне. Я подошёл к письменному столу и взял в руки фотографию родителей. Их последняя фотография. Улыбающиеся родители, позади них лайнер, оба машут мне, а отец свободной рукой обнимает маму за талию.
— Твои родители? — раздался голос Уззы. Я обернулся. Узза стояла позади меня и с грустью смотрела на фотографию.
— Да.
Я поставил фотографию обратно на стол. Перебрал лежащие в беспорядке листы с расчётами, набросками экспериментальной установки и черновиками новой статьи. Здесь всё до боли напоминало прежнюю жизнь. И в эту жизнь пути назад не было.
— Тебе нужно успокоиться, Марк, — предостерегающе произнесла Узза. — Твой браслет не стабилен, а эмоции могут запустить режим наказания.
— Простите, — прошептал я.
Я обошёл стол и сел в своё любимое кресло. Приглашающим жестом предложил Уззе устроиться на диване.
— Как долго мы можем здесь пробыть? — спросил я через какое-то время.
— Три часа максимум, — ответила Узза. — На большее тебе пока рассчитывать нельзя.
Я кивнул. Достал из ящика журнал с последними данными, которые так и не успел проанализировать. Тогда я только начал собирать новую установку, и результаты были не очень обнадёживающими. Было что-то успокаивающее в привычном нахождении погрешностей. Узза не вмешивалась, и я был благодарен ей за это.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Когда время подошло к концу, Узза произнесла:
— Ты спрашивал, сможешь ли ты сюда вернуться. — Я напрягся. Сердце бешено застучало, а перед глазами всё начало расплываться. Я глубоко вдохнул, пытаясь удержаться в сознании. — А что ты скажешь, если у тебя появится возможность вообще покинуть Землю?
— Как? — прохрипел я. Дышать становилось трудно.
Я дошёл до окна и с облегчением распахнул его. Морозный воздух ворвался в комнату, и мне сразу стало легче.
