обиженные ангелочки в пижамах.
— По-о-оняли…
— Споко-о-о-ойной ночи, мам…
— Лев Игоревич…
— Пока, Рем…
— До завтра, ребята, — сказал Шляпник, как мне показалось, сочувственно. Интересно, это он моим бандитам сочувствует или всё же мне?
Дождавшись, пока близнецы скроются в комнате, я обернулась к соседу.
— Пойдёмте чай пить.
— Да? — он улыбнулся, и мне стало жарко. — Можно?
— Можно. Я всё равно не усну.
Пока ставила чайник, доставала чашки, мёд, сахар и печенье — ну откуда я знаю, с чем он любит пить чай? — рассуждала о том, зачем вообще позвала соседа на кухню.
Мысли путались и распутываться совершенно отказывались. В итоге я решила, что мне просто лень было спорить, и на этом успокоилась.
— Чёрный, зелёный?
— Чёрный, пожалуйста, — произнёс Шляпник очень вежливым голосом, а потом добавил: — Варенья нет у вас?
Я чуть не упала.
— Варенья?
— Ну да, я с вареньем люблю. Лучше всего — с вишнёвым.
— Мы как-то равнодушны к варенью, — пробормотала я, разливая в чашки заварку. Практически никогда не пила пакетики. — Мёд вот есть.
— Мёд — это тоже неплохо, — кивнул сосед. — Но варенье я люблю больше.
Значит, он всё же не так похож на Антона, как мне всё время кажется. Муж вообще не ел сладкое, совсем ничего не любил. Вот солёное — красная рыба, орешки, колбаса, — это было по части Антона.
— А Рем что будет? — поинтересовалась я, посмотрев на пса, который разлёгся под кухонным столом так вольготно, словно жил здесь всегда. — Может, ему тоже что-то дать?
Ретривер тут же сел и завилял хвостом. Это явно значит «давай».
— Яблоко можно. Есть у вас яблоки, Алёна Леонидовна?
— Есть, — кивнула я, достала из холодильника яблоко, помыла его и протянула Шляпнику. — Нож дать? Или Рем так съест?
— Да, давайте, лучше разрезать. А то он не столько съест, сколько по полу вам это яблоко повазюкает.
Я дала соседу нож и села на табуретку, наблюдая за тем, как мужчина быстро и аккуратно разрезает яблоко на дольки, и по одной даёт их Рему. Пёс ел с большим аппетитом, даже не жуя — заглатывал эти дольки только так.
— Между прочим, я тоже в детстве вызывал пиковую даму, — сказал Шляпник. — Точнее, мы вместе с сестрой вызывали.
— И как? Пришла? — поинтересовалась я без особого интереса, положив себе ложку мёда в чай.
— Конечно. Она всегда приходит, только не так, как вы думаете.
Сосед явно посмеивался, а я даже слегка обалдела.
— В смысле?..
— У страха глаза велики, сами знаете. Вот ваши мальчишки напряжённо ждали, вы вошли в комнату — и они приняли вас за пиковую даму. В любой другой день им это и в голову не пришло бы. А мы с сестрой вызывали эту дамочку в лесу. И когда произнесли в третий раз «приди», над нашими головами громко заухала сова.
Я фыркнула.
— Мы чуть в штаны не наложили, — усмехнулся Шляпник, протягивая Рему очередную яблочную дольку. — Орали и бежали так, что грохнулись и расшибли себе коленки. Правда ведь, похожая ситуация? Ничего не случилось, но мы вдруг запаниковали. Вот так она и приходит — пиковая дама.
— Ясно. А… — Я запнулась, но всё же спросила: — Сегодня мы вашу сестру видели?
Мне показалось, или сосед чуть напрягся?
— Нет. Это Наташа, жена моего младшего брата.
— Ого. У вас ещё и брат есть…
— Да, сестра и брат. Сестра на два года младше, брат — на пять лет.
Я хотела спросить что-то ещё, но Шляпник вдруг поинтересовался, и этим вопросом совсем сбил меня с мысли:
— А где отец Фреда и Джорджа?
Резко стало холодно. Господи, сколько лет прошло, а я всё никак не привыкну…
— Он умер. — Ответила я, тем не менее, абсолютно спокойно. — Давно уже.
— Я вам соболезную, — сказал Лев Игоревич, глядя на меня с сочувствием, от которого было немного тошно. — Это тяжело.
Я молчала, не зная, что ответить.
Тяжело? Нет. Невыносимо.
— Но ваши мальчишки, я уверен, через пару лет перебесятся и станут гораздо послушнее.
— Дай бог, чтобы это случилось, — пробормотала я. — А то я скоро превращусь в нервнобольную женщину. Если уже не превратилась.
— Пока не заметно, — улыбнулся сосед. — Наоборот, я бы сказал — вы очень хорошо держитесь.
— Это вы мне льстите.
— Совсем нет. Вы только сказали про ремень, но не достали его на самом деле.
— Я была близка к тому, чтобы достать.
— Но всё же не достали, Алёна Леонидовна. И в этом действительно большая разница…
Шляпник оказался достаточно тактичным собеседником и провёл на моей кухне не дольше десяти минут. Выпил чаю, поблагодарил и быстро ушёл, пожелав спокойной ночи и забрав Рема, который успел уснуть и начал похрапывать под нашим столом.
Я осторожно заглянула в комнату близнецов — оба моих рыженьких чертёнка спали, и даже во сне принимали одинаковые позы — свернувшись калачиком и уткнувшись носами в стенку. Кровать у них двухъярусная, и каждый месяц при смене белья ребята меняются местами. Сейчас сверху спит Джордж, а внизу Фред.
Я несколько секунд слушала дыхание детей, а затем, плотно прикрыв дверь, вернулась в свою комнату.
Спокойной ночи… Когда я в последний раз спала спокойно?
В ночь перед родами. И рядом спал Антон… дышал мне в плечо, а я улыбалась, представляя, как скоро, совсем-совсем скоро, нас будет четверо.
Мы с ним знали друг друга с такого глубокого детства, что даже не помнили, когда познакомились. Мы были соседями по дому. Мама Антона умерла от рака крови, когда ему было три года, и моя собственная мама очень жалела несчастного одинокого мужчину с маленьким мальчиком. Папа ревновал поначалу, а потом тоже начал жалеть дядю Колю — именно так я называла своего будущего свёкра.
Мы с Антоном играли в одной песочнице, потом ходили в один детский сад, в один класс, и в конце концов — учились в одном институте, только он — на преподавателя истории. Были периоды, когда мы общались меньше, но потом вновь возвращались друг к другу. И дружба переросла в любовь уже… да, лет в шестнадцать я поняла, что люблю его всем сердцем. Навсегда.
К сожалению, мой отец не дожил до нашей свадьбы — умер, когда мы с Антоном были на третьем курсе. У него всю жизнь было слабое сердце. А через два года мы поженились, и я почти сразу забеременела. Антон сиял, узнав, что у нас будут близнецы, и надеялся, что они родятся рыжими, как он.
— Если так и будет, — смеялся муж, — давай назовём их
