"Какое ему дело до мирового равновесия?" — подумал Максим.
— Ты что думаешь, узнав о том, что ты сейчас услышал, — начал Максим, — и главное, поверив в это — а для того чтобы поверить, нужно сознание свое перевернуть вверх тормашками — на это мало кто способен? Но если предположить, что все-таки перевернут и поверят, а как поверят, тут вдруг все и бросятся друг дружку есть, жен своих любимых, мужей…? Ты же не нарушаешь равновесия, ты же не ешь…
— Не ем!! — охотно согласился Сергей. — Да, я не ем! И не ел никогда! А ты думаешь, не хочется?! Ты думаешь, я не человек?! Ты думаешь, мне не хочется?!.. Иногда такая модель попадется — в глазах мутнеет… Так бы ее и съел прямо здесь, прямо сейчас…
Сергей был очень возбужден, краска ударила ему в лицо, покраснели даже белки глаз, казалось, он сказал то о чем тут же пожалел.
— Пожалуй, выпью еще, — сказал Максим. — Хорошее у тебя вино.
Сергей принес еще бутылку и, молча откупорив, налил в бокалы. Он казался совершенно спокойным.
— Вот ты говоришь сознание человеческое перевернуть непросто. А вспомни советское время, когда мы жили при социализме да при КГБ. Казалось, нет силы, способной разрушить могучую страну. А вот же нашлась сила, и те, кто храмы рушил семьдесят лет, вдруг бросились их восстанавливать. И самыми яростными богоискателями стали бывшие коммунисты. А в остальном? В морали, достоинстве и чести?.. Все перевернулось. И не так-то трудно оказалось все развалить, даже такую могучую державу. Точку опоры найти удалось и все пошло прахом. А точка опоры она вот здесь, — Сергей постучал себя пальцем по лбу. — Точка опоры, она в голове каждого человека. Дайте мне точку опоры и я переверну землю… Вот она эта точка, — Сергей снова постучал по лбу. — Вот здесь она находится, и перевернуть эту землю, можно опершись на эту точку в голове каждого человека. И не так это сложно, как кажется. Гитлер и Ленин, Сталин и Ельцин нашли эту точку и перевернули.
— Да, ты прав, отчасти это легко. Самое невероятное часто с легкостью принимается людьми, и то что, уединившись, едят их кумиры в закрытых столовых, может послужить примером толпам людей. И тогда человечество окажется на грани исчезновения.
— Значит, нормальные люди едят то что любят, а не то что любят едят, — в задумчивости сказал Сергей. — А здесь — наоборот.
— Приблизительно так, — серьезно проговорил Максим.
— Слушай, а с болезнями как?
— С какими болезнями? — не понял Максим.
— Ну, с теми, которые от этого бывают… Куру и еще какая-то ты говорил. Значит, все олигархи и звезды шоу-бизнеса болезнью этой болеют.
— Болезни эти случаются от неправильного приготовления. Раньше в древности на эту тему было написано множество книг, но все они оказались уничтоженными, чтобы они среди народа не ходили. Да и по правде говоря, много там галиматьи было присочинено: сочиняли их часто люди мало развитые и не способные к кулинарии. А ведь как приготовишь ту или иную часть тела, так она и действует на организм. Ведь это не просто пожарил с луком и перцем — здесь особый подход. За многие тысячелетия существования человечества это мастерство отработалось до мельчайших деталей. До наших дней дошло только одно правильное и используемое ныне сочинение на эту тему, это книга древнегреческого мыслителя и кулинара Лестригона. Возможно, есть и другие книги, но они находятся под большим секретом. Ну, ты сам понимаешь, дело-то государственной важности и утечка информации может грозить, как ты уже сказал, большими неприятностями для всего человечества. Так вот Лестригон собрал в этой книге все известные рецепты приготовления блюд. Там не просто расписано какие блюда можно приготовить из той или иной части, но и функциональное их воздействие — что для бодрости, что для слуха, что для ума… Словом, все что доводит человека до совершенства. И те, кто придерживался этих рецептов в точности, доживали почти до 150 лет в бодрости и здравии ума. Есть там и другие рекомендации как полюбить человека перед употреблением, потому, что если ты его не любишь, он тебе неприятен или просто даже безразличен — эффект будет, но не такой сильный. И как нельзя лучше, если человек ко всему прочему обладает прекрасными качествами: добротой, умом, благородством. Если он любит детей, животных или слушает хорошую музыку, читает философские книги или обладает художественными наклонностями…
— Как я, — вставил Сергей, делая нервный глоток вина. Он как остановился перед Максимом, когда он начал говорить, так и не сделал ни одного шага.
Максим сверкнул на него стеклами очков.
— Как ты. То такой человек наиболее подходит для этого дела. Очень полезны для здоровья государственные чиновники, особенно избранные всенародным голосованием, писатели и поэты, члены творческих союзов. В своей книге Лестригон утверждает, что самые невкусные малопитательные и даже вредные для здоровья это личности, поглощенные какой-нибудь гуманистической идеей. Очень важно, чтобы у человека были хорошие сильные волосы, тогда он отличается неповторимым вкусом. По Лестригону, когда человек оказывается внутри вас, вы уже не одиноки в этом мире. Причем, совершенно неважно кто кого съел. Если ты испытываешь чувство любви к человеку, неважно оказываешься ли ты в нем, или он — в тебе. Для влюбленных не имеет значения кто кого съел, главное, что они будут вместе всегда. Есть, правда, предположения, что книгу свою Лестригон писал, вовсе не испытывая того, что он так живо донес до читателей, а, так сказать, умозрительно — из головы своей. Но книгой этой пользуются уже не один век, и пока никто не жаловался, хотя может быть, и пользуются простой человеческой фантазией.
Максим снял очки, посмотрел их на свет и надел снова. Сергей, ни слова не говоря, налил еще по бокалу.
— Сегодня напьюсь, — сказал он. — А повар тебе для этого дела?
— Для этого. Скоро ведь День всех влюбленных.
— Ну и что?
— Самый большой праздник. Ну ладно, мне пора уже. Матильда заждалась. Я трубку специально отключил, чтобы она меня не вычислила, да Обжора ей все равно доложит.
Уже возле двери Максим, надев пальто, протянул руку.
— Слушай, — задумчиво проговорил Сергей. — А какие болезни-то лечатся… ну, таким образом.
— Да разные, все почти.
— Ну понятно… А простатит лечится?
— Лечится, а что?
— Да это я так просто, для общего развития. А повара я поищу, как обещал.
Глава 10
Друзья с приветом
Было двенадцать часов вечера, когда Максим вышел из мастерской Сергея в темный двор-колодец. Под ногами чавкал мокрый снег. Зима в этом году была неудачной, впрочем, как и всегда в этом городе. Плюс менялся на минус, от этого настроение было гнусным у всех трезвых жителей города.
Проходя через двор, Максим по приобретенной в последние месяцы привычке нащупал в кармане пальто холодную рукоятку пистолета — стало веселее, как будто он не один. Неторопливо прошел через темный двор, вышел на Восьмую линию. Машина с Обжорой осталась на Третьей линии, можно было позвонить и вызвать его сюда, но Максим решил пройтись пешком. Ему было о чем подумать.
Одна из стоявших на обочине машин вдруг тронулась и медленно поехала рядом с Максимом. Он снял пистолет с предохранителя и только после этого медленно обернулся. Так и есть, Фольксваген Обжоры. Значит, выследил. Может его сейчас пристрелить?… Эта заманчивая мысль пронеслась в голове Максима. Он знал, что если пристрелит Обжору, то у него появится слишком много неприятностей: Матильда наверняка догадается, что это его рук дело. При расследовании может всплыть Клуб гурманов, а члены клуба очень не любят общественного внимания. Он знал, что Обжору нужно убирать по-тихому. Человек этот был слишком опасен. Матильда доверяла ему все свои секреты, и он был предан ей всецело. Обжора считался хорошим работником и всегда был доволен, какую бы грязную работу ему не поручили. Избить кого-нибудь, припугнуть или убить — все делал с охотой. У него имелись трое подручных, которые охраняли дом, подавали к ужину, когда собиралась большая компания. У них имелось несомненное достоинство — они были глухонемыми и понимали и слушались только Обжору.
Максим остановился, остановился и Фольксваген. Максим, держа руки в карманах, некоторое время смотрел на темное стекло машины. Того, кто сидел в ней было не разглядеть, но он знал, что Обжора видит его. Видит и знает — наверняка он уже не раз обыскивал его карманы, — что в руке у Максима пистолет. Пусть гад понервничает, а может я сейчас выстрелю сквозь стекло. Прошло полминуты, прежде чем Максим открыл дверцу автомобиля.
Обжора не повернул головы, когда Максим садился в машину. Его курносый нос, чуть нависший лоб четко выделялись на фоне яркого света уличного фонаря. Физиономия у него была отвратительная, особенно не сходившая с губ улыбочка; он наверное и спал в этой улыбочке, и потом эта манера одеваться как работник крематория. Он выглядел старше своих тридцати пяти лет.
