Георгий Николаевич тотчас же ее остановил:
— Нет-нет, не трогай! Нельзя разрушать! Эти сваи тоже памятники старины.
Эти сваи тоже памятники старины.
Девочки начали бродить туда и сюда, замутили воду. Вскоре они нащупали ногами сперва одно бревно, лежавшее на дне речки, затем другое. По их словам, бревна были такие толстые, как сосны на картинах Шишкина.
И вдруг точно пловец прыгнул с вышки. Что-то огромное с шумом взбурлило воду. На секунду показалась блестящая темная спина какого-то чудища невиданных размеров…
Обе девочки вскрикнули, протянули вперед руки для защиты. И тут же обе, не сговариваясь, захохотали.
— Я думала — крокодил! — крикнула Алла.
— Я думала — русалка! — крикнула Галя-кудрявая.
— Это сом! Это сом! — исступленно завопил Георгий Николаевич. — Возвращайтесь сейчас же!
Он испугался куда больше девочек. Еще чего случится, ногу им откусит.
А мы не боимся! А мы не боимся! — звонко хохотала Галя.
— А он нас боится, боится, удрал, спрятался! — еще звонче хохотала Алла.
Георгий Николаевич слышал, что в клязьменскнх омутах, там, где с древних времен лежит на дне много дубовых коряг, изредка встречаются огромные сомы. Они даже таскают гусят и утят, но девочек, пожалуй, вряд ли глотают. Неужели случилось невероятное? Одно такое редкое чудище заплыло из Клязьмы в Нуругду?
Трухлявые сваи моста были забыты. Девочки оживленно обменивались впечатлениями — что успели увидеть, что успели заметить. Стрекоча, как сороки, они заспорили между собой — какого цвета были у сома глаза.
— Черные, — настаивала Галя-начальница.
— Голубенькие, голубенькие, как небо, — повторяла Галя-кудрявая, стоя по пояс в воде.
— Золотые, очень злющие. И они горели, как огонь, — утверждала Алла, стоя в воде по колено.
Кормить комаров Георгий Николаевич больше не мог.
— Девочки, вылезайте скорее! — закричал он и пошел обратно по только что пробитой топкой тропинке. Все двинулись за ним, с трудом вытаскивая кеды из грязи.
Алле и Гале захотелось поскорее вылезти из воды. У самого берега Алла споткнулась и с визгом упала, на нее кувырнулась Галя. Обе они окунулись с головой в илистую жижу и тут же с хохотом вскочили.
Наконец все выбрались из ольховой чащи. Как было хорошо! Солнышко светило, комарики не кусались. Они с облегчением вдохнули полной грудью живительный сосновый воздух; сперва не торопясь пошли по песку в гору, а увидели мальчиков и побежали к ним с победными криками:
— А что мы нашли!.. А что мы видели!.. А вы не видели!..
Мальчики собрались возле остатков церковной паперти — небольшой полуразрушенной пристройки перед входом в колокольню. Четверо из них сидели на корточках, остальные стояли, наклонившись над ними, окружив одинокий облезлый кирпичный столб, когда-то подпиравший с угла крышу паперти.
На крики девочек те, кто стоял, обернулись было на секунду и вновь наклонились над теми, кто сидел на корточках. По всем признакам мальчики очень обиделись на девочек и не хотели с ними водиться.
Девочки подбежали к ним с теми же победными криками:
— А что мы нашли!.. А что мы видели!.. А вы не видели!..
Сидевшие на корточках Игорь, Миша и их двое друзей что-то делали на белокаменных плитах пола возле кирпичного столба. Те, кто стоял, их заслоняли, и девочки не знали, чем так усердно занимались четверо мальчиков.
— На Аллу и Галю напала русалка!.. Напал крокодил!.. Напала огромная рыбина!.. — догадались закричать девочки.
Пришлось мальчикам обиду проглотить. Четверо вскочили. Все тринадцать обернулись к девочкам.
— Я сообщу наши новости, — сказала Галя-начальница. Ее высокая должность не позволяла ей говорить, захлебываясь от азарта. — Нет-нет, никто ни на кого не нападал.
И она подробно рассказала, что увидели девочки; говорить старалась нарочито размеренно, спокойно, однако с загадочной улыбочкой.
— Мальчишки, айдате ловить сома! — закричал, вращая своими круглыми глазищами, Миша.
И все мальчики захотели немедленно спуститься к речке, немедленно начать небывалую охоту.
Но Георгий Николаевич их точно ледяной водой окатил. Он сказал, что бессмысленно идти сейчас на речку. Как и чем ловить сома, он и сам не знал. Руками его поймать невозможно, он успел уплыть далеко, его даже увидеть не удастся. Мальчики только намучаются, их комары закусают. В общем, надо посоветоваться со старыми радулянами.
— Девочки тоже хотят охотиться, — сказала Галя-начальница. — Сегодня вечером мы обдумаем этот вопрос на заседании штаба. Видимо, придется пойти в город, посоветоваться с Петром Владимировичем.
И мальчики разочарованно согласились охоту отложить.
— А сейчас мы продолжим осмотр местных достопримечательностей, — сказал Георгий Николаевич. — Неужели вас не интересует старина?
— Нет-нет, интересует! — раздались в ответ не очень стройные голоса, но, кажется, огромный сом занимал ребят куда больше.
Только сейчас Миша увидел Галю-кудрявую. И она и Алла подошли последними. Во время разговоров о соме и об охоте на него они прятались за спины подруг.
И все мальчики тоже увидели Аллу и Галю-кудрявую, и в каком ужасающем виде! Они тут же загоготали, показывая на них пальцами.
Тогда ночью только правый Галин бок был как у поросенка, а теперь обе девочки вымазались целиком, от кончиков кед и до ленточек на косах, по их лбам и щекам тянулись потеки грязи.
— Галя, что с тобой? — с тревогой спросил Миша.
Грязнулям надо было бежать к палаткам. Сперва окунуться в Клязьме, потом переодеться. Ой как стыдно, если их кто чужой сейчас увидит! Какой же дорогой бежать? Сельской улицей? Ни в коем случае! Вдоль берега Клязьмы? Тоже никак нельзя — там рыбаки с удочками, женщины белье полощут, ребятишки купаются.
— Обойдите по опушке леса вокруг сельских огородов, — посоветовал Георгий Николаевич пострадавшим. — Путь дальний, зато никого не встретите. А к своим палаткам спуститесь мимо моего дома.
— Я вас провожу, — выскочил Миша. — Девочкам ходить одним нельзя!
— Уйди! Мы побежим одни! — с непонятной злостью отмахнулась Галя-кудрявая.
— Я провожу вас, — повторил Миша. Бедняга не замечал злости в Галином голосе.
— Уходи, дурак какой! — вдруг крикнула она.
— Ха-ха-ха! Девочке надоело дружить с мальчиком, съязвила Галя-начальница.
Лицо у Миши сразу стало серым, как осиновая кора. Сам он весь съежился, отошел в сторону. Остальные ребята с молчаливым недоумением глядели то на убегавших двух подруг, то на него.
Георгий Николаевич сделал вид, что ничего особенного не произошло, и поспешил отвлечь ребят.
— Мальчики, скажите, чем вы тут без нас так усердно занимались? — спросил он.
— А мы, кажется, тоже нашли что-то занятное, — сказал толстощекий Игорь. И он показал на ту белокаменную плиту, на которой стоял оставшийся от паперти угловой кирпичный столб.
Только край плиты высовывался из-под столба. Мальчики расчистили этот край от мусора, выдернули травку. И сейчас на белом камне можно было разобрать какой-то узор. Камнесечец, который его высекал, тщательно и очень искусно выбрал долотом фон, и оттого узор получился выпуклым. Угадывались растения — стебли походили на извивающиеся валики, а каменный цветок вроде тюльпана выглядел совсем настоящим; под цветком, на длинных витых валиках-черешках, разместились три листка, напоминавшие листья хмеля, показывался еще какой-то узор в виде валиков.
— Вероятно, это очень старая могильная плита, — предположил Георгий Николаевич. — Она была сюда перенесена, когда пристраивали эту паперть.
Со слов Ильи Михайловича он знал, что паперть эту пристраивали не так давно — лет шестьдесят назад. Деньги «на украшение храма» пожертвовал известный в здешней округе радульский богатей Суханов.
Когда церковь закрыли, кирпич от паперти пошел на печки для колхозного скотного двора. Попытались было ретивые мужички и саму церковь ломами рушить, да ничего у них не вышло — ни одного белого камня выломить не сумели. В стародавние времена строили накрепко: известь по пятнадцати лет в ямах выдерживалась, да еще богомольные старухи от «усердия» лили в те ямы коровье молоко да бросали сырые куриные яйца. Схватывала та известь камни стен крепче нынешнею бетона.
Все это Георгий Николаевич сейчас рассказал ребятам.
— Кого же похоронили под этой плитой? — спросил Игорь.
— Неизвестно. Неужели ты не сообразил, что столб загородил надпись? — уколола его Галя-начальница.
— Плита несомненно старинная и богатая, — задумчиво сказал Георгий Николаевич. — На Радульском кладбище ни одной такой нет. Мне думается, что под ней похоронен не крестьянин, а купец или помещик. Во всяком случае, человек зажиточный, в свое время достаточно известный в здешней округе. Позднее память об умершем сгладилась, заброшенную плиту по воле лавочника Суханова перенесли сюда и поставили на ней угловой столб строящейся паперти. Надо будет расспросить старых радулян об этой плите.
