и вышел со двора.
2
Алеха Голый заболел. В тот же день Клавдия взяла в совхозе подводу и отвезла его в больницу.
В больнице он пролежал две недели. После того неделю пролежал дома.
За это время Ланцов два раза побывал на острове. Кобылу он не нашел. Старший конюх о пропаже сообщил начальству, и скоро стало известно, что Ланцов и Голый должны заплатить за кобылу 120 рублей.
Ланцов платить отказался и даже сгоряча погрозил куда-то пожаловаться. Узнав об этом, Клавдия пришла к Ланцову.
— Верно ли, Платоныч, что ты платить не будешь? — спросила она.
— Не буду.
— Стало быть, и мы не будем.
— Дело ваше.
— Ты закон какой знаешь… или как?
— Про себя знаю… А до других мне дела нет.
Клавдия на всякий случай солгала:
— Алексей тебе привет передавал.
— Ему только и дела — приветы передавать, — хмуро ответил Ланцов и отвернулся.
Клавдия обиделась.
После болезни Алеха заступил на смену опять вместе с Ланцовым. Теперь он был приветлив и предупредителен к напарнику. Это раздражало Ланцова. Однажды он сказал Голому:
— Ты забудь про тот случай на острове. Не люблю я этого.
— Чего?
— Обхаживаешь меня… как бабу.
— Зачем забывать? Не забуду.
— А я говорю: забудь. В зарплату напомнят.
— Все уладится, — благодушествовал Алеха.
Ланцов удивленно посмотрел на Голого.
— Баптист ты, что ли?
— Это как понимать? — серьезно спросил Алеха. Разговор оборвался.
Алеха с Клавдией жили безалаберно и оттого — плохо. Зарплатой распоряжались, как выигрышем на облигацию: расходовали без оглядки и задолго до новой бедствовали. Зимой их выручала свинья, которую заводили с весны, а кололи зимой. Часть — продавали, чтобы приодеть ребятишек, часть — ели сами.
На этот раз, в канун Нового года, Алеха отвел свинью заготовителю. Получив деньги, пошел с Клавдией в совхозную бухгалтерию и полностью уплатил за пропавшую кобылу.
Бухгалтер был удивлен.
— Не торопились бы… Сами потребуем, когда надо.
— Как порешили с женой, так и будет, — сказал Алеха.
— Вы тут и Ланцова долю покрыли… Или договоренность у вас с ним?
— Договоренность, — сказал Алеха.
Об этом Ланцов узнал на другой день. Тот же Гуров, сосед Голых, спросил Ланцова:
— От лошадки-то хороший барыш имели с Голым?
— Какой барыш? — удивился Ланцов.
— А такой: лошадку продали, а свиньей для видимости расплатились.
— Какой свиньей?
— Не понимаешь? — ухмыльнулся Гуров. — А понимать здесь нечего. Я Алешкины дела хорошо знаю. Ему без свиньи зарез: ни топлива, ни одежонки для ребятишек.
У Ланцова мелькнула догадка. Почему-то спросил:
— Не врешь?
Гуров нехорошо улыбнулся.
— Все село знает.
Ланцов крепко выругался и пошел прочь. Он скоро убедился, что Гуров был прав: по селу ходил нехороший слух.
Ланцов отправился к Голым. Во дворе его встретила Клавдия.
— Где твой баптист? — не отвечая на приветствие Клавдии, хмуро спросил Ланцов.
— Кто? — не поняла Клавдия.
— Мужик твой.
— Какой же он боптист? — тихо спросила она.
Не отвечая, Ланцов прошел в избу.
Алеха в рваном полушубке и валенках читал какую-то книжку. Трое ребятишек, укрывшись одеялом, сидели на кровати, слушали.
Увидев Ланцова, Алеха поспешно встал.
— Платоныч! Проходи, садись!
Вошла Клавдия. Прислонившись к печке, настороженно уставилась на Ланцова. Некоторое время все молчали.
— Что-нибудь стряслось, Платоныч? — осторожно спросил Алеха.
Клавдия раздраженно, с вызовом сказала:
— Видно, опять в чем-то виноваты.
— Да вот слухи ходят, — начал Ланцов. — Слухи ходят, будто лошадку-то мы не потеряли, а продали.
— Пусть болтают, — благодушно сказал Алеха.
— Не верят люди, что Алеха Голый семью свою обездолил, — продолжал Ланцов.
— Обездолил, — вздохнула Клавдия.
— Семью обездолил, — повторил Ланцов, — а деньги отнес в совхоз… Да это бы ничего — у Голого нашлись деньжонки и за Ланцова заплатить… Когда это было? Кто этому поверит?
У печки всхлипнула Клавдия.
— Кто этому поверит? — повысил голос Ланцов. — Я сам этому не поверю! Выходит, продали мы кобылу. Иначе никак невозможно думать!
— Не докажут, — сказал Алеха.
Ланцов только досадливо махнул рукой. Помолчал.
— Об чем с вами говорить! — вздохнул он и встал.
У дверей о чем-то вспомнил, порылся в карманах.
— Больше пока не имею, — сказал он, протягивая Клавдии десятирублевую бумажку. — После расплачусь.
— Не надо нам твоих денег! — почти закричала Клавдия, отстраняя деньги.
— Не дури!
На кровати завозились дети. Алеха досадливо шлепнул по прыгающему одеялу. Раздался плач.
— Ты не обессудь нас, Платоныч, — серьезно сказал Алеха. — Виноват я, да и жизнь ты мне спас.
— За жизнь денег не беру, — сердито сказал Ланцов и, бросив десятку на стол, вышел.
Клавдия всхлипнула.
Алеха промолчал.
…Ланцова и Голого по очереди вызывал участковый и подробно расспрашивал о пропаже лошади. До этого он был в бухгалтерии и выяснил, что деньги, выплаченные Голым, не составляют и десятой доли балансной стоимости кобылы. Потом в присутствии бухгалтера он объявил Ланцову и Голому, что им предстоит выплатить по 750 руб.
— Значит так, — сказал тогда Ланцов. — Мы с тобой, Голый, займем стойло той кобылы — оно сейчас свободно…
Никто на шутку не ответил.
Ланцов и Голый по этому случаю напились и не вышли на работу.
Встретились они на другой день рано утром в кабинете директора совхоза. Их поднял с постели и привел туда старший конюх.
Портнягин, занятый телефонным разговором, не предложил им сесть, а их еще покачивало от бурно проведенного предыдущего дня.
— Пьянствуете? — спросил Портнягин, закончив телефонный разговор.
— На свои, — независимо прохрипел Ланцов. Директор встал, прошелся по кабинету. Затем, подойдя вплотную к Ланцову, задумчиво сказал:
— Я первым с тобой здороваюсь… Я снимал бы перед тобой шапку, если бы это было принято.
Ланцов недоверчиво посмотрел на Портнягина. Алеха сказал:
— Вы Платоныча не трогайте.
Не обращая внимания на Голого, Портнягин продолжал:
— Живем мы — каждый по-своему. Это — право каждого… Но с непременным условием: будь хорош и для других. Так ведь у нас?
— Известно, — прохрипел Ланцов, теряясь в догадках: куда клонит Портнягин?
— И это — великое право. Право на достоинство, на лучшую жизнь… Ты спасал это право для нас великой ценой. Спасибо тебе.
К удивлению конюхов, директор склонился в поклоне, потом отошел к окну, закурил.
— А что? Само собой… — в глубокой растерянности не сразу ответил Ланцов.
— Кобылу мы спишем. Не в кобыле дело, — помолчав, сказал Портнягин. — Совсем не в кобыле!
Он подошел к столу и нажал кнопку. Вошла секретарша. Глядя в окно, сказал ей:
— Напечатайте приказ: за пьянство Ланцову и Голому объявить выговор. С завтрашнего дня перевести в разнорабочие. Все.
…Когда они вышли из кабинета, Алеха тоскливо сказал:
— Коней жалко.
Ланцов не ответил. Стал закуривать. Алеха вздохнул и уже весело добавил:
— Когда он наклонился, я у него лысину рассмотрел.
— Лысина — это
