Уже поздно вечером звонит врач. Говорит, что заедет поставить капельницу сам, заодно расскажет об анализах.
— В ее крови действительно обнаружены сильнодействующие наркотические вещества. Доза не опасна для жизни, да и для здоровья в целом, но вот такой разовый эффект после принятия дать вполне может. Мария ведет здоровый образ жизни и на ее вес этого в целом было более чем достаточно, чтобы вызвать такой эффект. Я добавлю еще пару лекарств и через пару дней, я думаю, ей будет сильно лучше. Потом назначим восстанавливающее лечение, чтобы точно исключить негативное воздействие на органы.
— Я понял, — говорю, что понял, а у самого в голове гудит уже от ненависти. Я убью его. Собственными руками.
— Ярослав, вы понимаете, что я не сообщу в полицию, хотя обязан, только потому что ваш отец — мой хороший друг, и вы попросили сохранить тайну. Но если нужно будет дать заключение против того, кто сделал это с Марией, я готов пожертвовать даже местом в частной клинике, но предоставить все подтверждающие бумаги.
— Да, спасибо, док, думаю, это не понадобится.
Я справлюсь сам.
Док остается ставить Маше капельницу, а я пользуюсь тем, что у меня есть час времени, пока Маша в надежных руках.
Говорю ему, что мне срочно нужно отъехать, и звоню Димону, обрисовываю ситуацию.
Я бы мог и всех пацанов позвать, но это будет слишком палевно. Мне нужна тишина, максимальная непринужденность, и Димон, у которого кмс по рукопашке.
Он отзывается сразу, и через двадцать минут мы, заряженные ненавистью, паркуемся в ста метрах от дома этого ушлепка.
Я знаю, где он живет, потому что я, хоть и не хочу, но с детства варюсь в этих папиных кругах, пока он только начинал бизнес, и когда поднял его на крутой уровень.
Мудак живет в элитном поселке и постоянно устраивает тусовки у себя дома, но сегодня у него подозрительно тихо.
Мы перебираемся через забор, минуя одного охранника дома, и попадаем сразу в дом.
О том, что больше у него охраны нет, я тоже знаю. Идиот думает, что всесильный. Хорошо, что мы сильнее.
Я вхожу внутрь и морщусь от противного запаха: здесь разит наркотой, дымом, какой-то еще херней и вонючим алкоголем.
Он — мерзость.
Но в доме пусто. Видимо, остатки какой-то из его тус.
— Слыш, — зову я, не желая делать и лишнего шага в этот притон. — Давид. Иди, поговорим.
Он спускается со второго этажа с сигаретой в зубах через минуту, и зависает, глядя на нас.
Нравится?
— Какого хера тебе здесь надо? — спрашивает он, а голос уже подрагивает. Бойся, родной. Мне нравится.
— А какого хера ты по русски не понимаешь с первого раза? Я не ясно объяснил, что Машу трогать не надо? Она не одна из твоих шлюх, которые за косяк и дозу герыча ноги раздвигают. И не та, кто за это на все готов. Но ты же не понимаешь, да?
— Не надо было бросать девчонку одну, — он противно улыбается и подходит ближе, словно бессмертный. Ну-ну. — Ей стало скучно, я помог развесели…
Я кайфую от звука, с которым ломается его нос.
Во мне еще никогда не было такого острого желания кого-то убить, но я чувствую, что реально готов. Разорвать на куски и скормить бродячим собакам, потому что большего этот урод просто не достоин.
Я себя не контролирую, пока Димон караулит охранника, и если что, будет брать того на себя. Я бью его руками и пинаю со всей силы ногами, отбивая органы и ломая ребра.
И чувствую облегчение. От этого чувства мне немного становится страшно, и я отлетаю от него, замечая, что лицо уже превратилось в кашу.
Я бы убил. Кажется, смог бы. Но я подведу отца. И брошу Машу. А я не могу так…
— Она могла умереть из-за тебя, ублюдок! — ору ему в лицо, напоследок пиная его в живот.
Мудак стонет.
Вызываю скорую на адрес с анонимного звонка и выхожу. Я не хочу, чтобы ему помогали, но я, блять, не могу сесть за убийство и оставить Машу одну в этом конченом мире.
Димон стоит на крыльце дома и курит с таким видом, словно он уже хозяин этого дома. А у меня руки дрожат от адреналина и происходящего пиздеца.
— Выйдем через главный, — говорит Димон и идет по тропинке именно туда.
— А охрана?
— Спит, — отвечает он с улыбкой, и мне кажется, что мы оба уже психопаты.
Когда едем по домам, встречаем скорую, которая мчится туда. Надеюсь, сука, ты будешь страдать.
Завожу Димона домой и еду сам. Сразу иду в ванную на первом этаже, чтобы никто меня не видел в таком виде. Запускаю стирку, смываю с себя все следы крови, обрабатываю сбитые в мясо кулаки. Дышу.
Я готов убить за нее. Я готов был придушить его или запинать ногами до смерти, без шуток. За то, что он заставил ее страдать, я заставил страдать его.
Я готов за нее убить… И как я теперь могу думать о том, чтобы отдохнуть от ее?
Глава 12. Ярослав
Я всю ночь не отхожу от неё. Она спит почти спокойно, пару раз только просыпаясь, чтобы попросить выпить воды.
Лекарства помогают очень быстро, док правду сказал, что ей скоро станет легче, но я все равно не могу отойти от неё.
Во-первых меня все ещё колотит от адреналина на фоне произошедшего в доме этого мудака. Я бил его так, как никогда и никого. И реально готов был убить. Я даже не знаю, как остановился. Только мысль о том, что тогда меня посадят и Маша на долгие годы останется одна не дала мне закончить начатое. Наверное.
Я дрался сотню раз в своей жизни, в одиночку и толпой на толпу, но никогда не чувствовал такой злости.
И если до этого момента я думал, что могу ошибаться в своих чувствах к ней, нужно просто отдохнуть, перезагрузиться, забыться в другой девушке, то сейчас… Я, блять, просто с ума сойти как влюбился в Машу. Я люблю свою сестру. Финиш.
Четыре утра. Она спит, а меня до сих пор потряхивает. От адреналина и от понимания, что я вляпался в какой-то лютый пиздец.
Что мне делать со своими чувствами? Подумаю об этом немного позже, когда Маша придёт в себя. Пока я просто сижу рядом с ее кроватью на полу и как умалишённый глажу ее по волосам, надеясь, что это делает ее сон немного спокойнее.
Когда это случилось со мной?
Скажи мне кто-нибудь пару недель назад, что я буду вести себя как идиот, я бы поржал ему прямо в лицо и закатил глаза в излюбленной привычке. Сейчас я аккуратно целую Машу в плечо и накрываю его одеялом, чтобы больше не было соблазна.
Придурок.
Надо уйти. Она спокойно спит, и мне надо бы вздремнуть, завтра я все ещё один с Машей, док приедет через пару часов ее капать.
Оставляю еще один поцелуй на лбу и выхожу из комнаты, не закрывая двери.
Не сплю. Не могу уснуть как ни пытаюсь. Вслушиваюсь в каждый шорох и начинаю отходить от драки… теперь перед глазами лицо избитого урода. Я не жалею о содеянном. Но немного тошнит от самого себя.
Зачем Маше такой? Она стала настоящей женственной красоткой, с ней рядом нельзя быть таким варваром. А я…
А я вырываюсь из своих мыслей от звонка в домофон. Док.
Впускаю его и сразу замечаю его взгляд, упавший на мои кулаки. Да, они в мясо. Да.
Поясу руки в карманы домашних спортивных штанов, давая понять, что обсуждать не собираюсь. Но и док не тупой, он прекрасно все понимает.
Весь час капельницы я не захожу к ним в комнату, а потом, когда провожаю дока, поворачиваюсь и вижу вверху лестницы Машу.
Она стоит чуть пошатываясь и я лечу к ней через три ступеньки, банально боясь, что она потеряет ориентир и кубарем упадёт вниз.
— Выздоровела? — рычу на нее, подбегая т хватая ее на руки. — Зачем встала?
— Я писать хочу… — говорит она, краснея, лежа у меня на руках. — Сюда вышла с тобой поздороваться.
— Привет, — выдыхаю, пытаясь успокоиться. Писать это хорошо, до этого у нее было обезвоживание и она даже не ходила в туалет. Это жесть просто как страшно, оказывается. — Пошли.
Под «пошли» я имею в виду: «держись крепче, я отнесу тебя до уборной».
— Ярик, мне неудобно… — шепчет дурочка мне в шею, когда мы заходим в туалет.
