— Видимо, да, — сказала Кили, вставляя ключ в электронный замок.
— Если ты… если тебе будет одиноко или что-нибудь понадобится, постучи в стенку, — сказал Дигби. — Я лягу, но спать не буду. После холодного душа. — Он наклонился для короткого поцелуя, и дьявольская усмешка мелькнула на его лице. — Убедись, что соединяющая нас дверь крепко заперта.
— Спокойной ночи, Дигби, — твердо сказала она и ушла в свою комнату.
Оказавшись одна, заперев дверь на замок и цепочку, Кили вдруг почувствовала себя отрезанной от всего мира. Вещи, приготовленные как приз, обратились в насмешку, стоило ей открыть чемодан. Ей пришлось выбирать между ночной рубашкой, в которой она спала вчера вместе с Троем, и шелковым гарнитуром — штанишки до колен и кофточка, — который взяла с собой, чтобы сделать Трою сюрприз. Она надеялась, что они разойдутся мирно и останутся друзьями, но последняя стычка положила конец ее надежде. Видимо, друзьями они станут не скоро — может быть, никогда.
Ладно, сейчас главное — заснуть, чтобы, когда наступит новый день, встретить со свежими силами все, что он принесет. Надевать старую ночную рубашку не хотелось, и она достала из чемодана шелковый гарнитур. Что ж, сегодня она имеет полное право спать в обновке.
Кили снова приняла душ, на сей раз со своим гелем и кремом после мытья. Кожа стала нежной и гладкой, под стать шелковому гарнитуру, который она надела, однако ласковое прикосновение шелка не могло успокоить безнадежную сумятицу чувств. Она была опустошена, но беспокойна, чувствовала грусть от разрыва с Троем — и облегчение, что неизбежное свершилось. Ложась на незнакомую кровать, она подумала, что ей будет не хватать Троя, но, как ни странно, он уже отошел в прошлое. Мужчина, о котором она грезила, собираясь с силами, чтобы выключить свет, находился в соседней комнате.
Повернувшись на бок, Кили увидела перед самым носом лепесток — корсажный букет, забытый на тумбочке. Ее первые орхидеи. Она провела пальцем по лепестку, изучая нежные цветы. С виду они были как фарфоровые, а на ощупь — бархатные, атласные.
Они были так элегантны, так совершенны. И экзотичны, как весь этот вечер. К горлу подступили рыдания; не желая плакать, Кили уткнулась лицом в подушку и застонала. Потом долго лежала тихо, призывая сон, — ночью, на чужой кровати, в чужом городе, далеко от дома.
Она была так одинока — кажется, за всю жизнь она не была так одинока, как сейчас. И пока она призывала дающий забвение сон, у нее появилась мысль, что Трой сейчас не одинок. Она была уверена, что пока они были вместе, Трой ей не изменял, но она достаточно хорошо его знала и понимала: если задето его самолюбие, он не станет отворачиваться от женщины, готовой его утешить.
Кили в сердцах ткнула кулаком в подушку. Видимо, кроме нее и Дигби, в Лас-Вегасе никто не страдает от одиночества. Это несправедливо.
Она беспокойно вертелась в кровати, и вдруг острая боль пронзила ногу. Если сейчас не принять таблетки, боль не даст ей заснуть. Она хмуро проковыляла в ванную, проглотила таблетки, запив тепловатой водой из-под крана. Чертовски прекрасный отпуск, подумала она. Чертовски!
Кили собралась выходить из ванной, когда в зеркале мелькнуло что-то красное: футболка Дигби сиротливо свисала с крючка на двери. Она сняла ее и, прижимая к груди, улеглась с нею в кровать.
Неужели он одолжил ей эту футболку всего несколько часов назад?
Неужели она приехала в Лас-Вегас прошлой ночью, в восторге оттого, что у нее начинается настоящий отпуск? Сегодня утром одевалась в предвкушении веселого дня? Днем стояла в церкви, собираясь обвенчаться, а вечером шла домой с великолепного лас-вегасского шоу, опираясь на Дигби?
Неужели она томится в одиночестве в этой комнате всего час? Кажется, прошло полжизни.
До нее донесся какой-то звук из соседней комнаты. Шорох. Какое-то движение. Дигби мечется во сне? Или вообще не смог заснуть, как и предвидел?
По той же причине, по которой не спится и ей.
Покинутый.
Одинокий.
Расстроенный.
Она села. Множество резонов говорило за то, что ей надо оставаться там, где она есть, но в этот момент Кили было не до резонов. Она вообще не хотела думать. Она хотела чувствовать. И не далее чем в двух метрах от нее находится мужчина, который хочет того же самого.
Она встала и подошла к двери. Взялась за щеколду.
«Дураки лезут туда, куда ангелы боятся ступить». Она, как будто слышала голос бабушки. Неужели она собирается доказать правоту этой поговорки? Прислонившись затылком к двери, она испустила глубокий вздох. Сегодня она не ангел. Сегодня она просто одинокая женщина, и лучше уж быть глупой, чем одинокой.
Рука снова легла на щеколду и на этот раз повернула ее. Щелкнул замок.
Она тихонько постучит в его дверь. Если Дигби спит, он ее, наверно, не услышит. Если же не спит…
Если он не спит, то, значит, так же одинок, как и она.
Сдерживая дыхание, она открыла свою дверь, чтобы постучаться в ту, что ведет к нему. Но стучать не пришлось — дверь с его стороны была широко распахнута.
Она сделала два шага и прошептала его имя.
Глава шестая
Дигби сидел на кровати с наушниками от плеера на голове, подложив под спину ворох подушек, и что-то писал на дощечке, лежащей на коленях. Должно быть, на его листок упала тень, потому что он поднял глаза. На лице его отразилось удивление, сразу же сменившееся улыбкой.
— Кили!
Он отложил наушники и дощечку и встал. На нем оказались полинявшие трикотажные шорты — пара к той майке, что он одолжил ей. Длинные мускулистые ноги и грудь были покрыты золотистым пушком. Он подошел к ней, и глаза, горящие желанием, согрели ей лицо.
Он коснулся ее волос с нежностью, неожиданной для такой большой руки.
— Какая ты красивая!
— Нет, я… — Она знала, что мужчины находят ее привлекательной, но разговоры не смолкают, когда она входит в комнату.
— Ты отперла дверь, — сказал он.
— Я… Дигби, я…
Он взъерошил ей волосы.
— Ты пришла поговорить?
— Нет, — сказала она, вздохнув оттого, что его палец играл с мочкой ее уха. Она не хотела больше ни разговаривать, ни думать. Запрокинув голову, она посмотрела ему в глаза. — Я пришла не для разговоров.
Он улыбнулся, обнял ее и прижал к себе.
— Вот и славно.
Он поцеловал ее смелее, чем раньше. Его поцелуй требовал ее душу и тело. Кили подумала: наверно, это будет великолепно — испытать новую близость, новые прикосновения. Ее щекотали грубые волосы у него на груди, его колено вдавливалось в бедро, а большая, сильная рука согревала спину сквозь шелк кофточки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
