а потом…
– Давай разводи критику, неблагодарный.
Измаил заткнулся и отправился в душ впервые за неизвестно сколько дней. Когда он выключил воду и отодвинул шторку, женщина стояла в ванной с полотенцем в руках.
– Как тебя зовут? – еще раз спросила она.
– Не знаю. – Он старательно тер себя полотенцем. И, глядя ей в глаза, ответил: – Наверное, Измаил.
– Ты на самом деле не помнишь…
Здоровой рукой он принялся энергично сушить волосы. Женщина продолжала:
– А вдруг ты убийца?
– Не думаю; скорее всего, нет.
Измаил повесил полотенце на вешалку. Обнаженный и печальный, он попросил, помоги мне разузнать, что со мной случилось.
– Для начала нужно подыскать тебе одежду. Чтобы ты не расхаживал в чем мать родила…
Женщина дала Измаилу халат, и тот его надел. Роста она была высокого, но халат оказался ему маловат. И рукава коротки.
– Денег у меня нет, и мне нечем тебе отплатить.
– Что-нибудь придумаем, не беспокойся. – Она посмотрела ему в глаза. – Откуда мне знать, что ты не обманщик?
– У меня ступни в кровь стерты. Я весь в синяках, и…
– Это ничего не доказывает. А вдруг это все розыгрыш, сейчас обнаружатся скрытые камеры и окажется, что меня развели как лохушку?
– Что еще я могу…
– У тебя есть подруга?
Молчание. Измаил застегнул халат, вернулся в гостиную и растерянно сел на стул. И тут увидел, как живое, лицо негодующей старой дамы. Не стерпел и расплакался.
– Какого черта ты разревелся?
– Не знаю.
Он чуть не признался, я вижу лицо этой дамы. А она бы сказала, какой такой дамы? А он что? Она повторила бы, что это за дама такая. А он бы сказал, сам не знаю, что говорю, в такую передрягу я вляпался.
Измаил чувствовал, что сболтнул лишнего. И чтобы выйти из положения, объяснил, мне рассказали, что я попал в аварию; ударился головой и вообще чуть не разбился. Но сообщили мне об этом те, кто обманывал меня, делая вид, что они… Я совсем сбит с толку.
Женщина встала, осмотрела его лысоватую голову и села на место со словами, я ничего необычного не вижу: ни синяков, ни шрамов. Кажется, не о чем беспокоиться.
– А как же это? – спросил он, задирая халат, чтобы показать огромный синяк на правой ляжке.
– Пустяки. Если перелома нет, до свадьбы заживет.
Однако на всякий случай она провела двумя пальцами по посиневшей коже.
– Так больно?
– Нет. Ты в этом что-нибудь понимаешь?
– Абсолютно ничего.
Измаил обеспокоенно прикрыл ногу халатом.
– У тебя есть мужская одежда?
– Нет. Сейчас дам тебе одеяло, и можешь ложиться на диване. Я с ног валюсь. И только попробуй задушить меня во сне – убью на месте. Ясно?
– Как ясный день. Благодарю тебя, самаритянка.
– Не обзывайся.
– Это комплимент. – Она уже выходила из гостиной, когда он спросил: – Скажи, а как тебя зовут?
Она обернулась и совершенно серьезно сказала, я забыла свое имя.
– Ну что ты, скажи…
– Хорошо. Сделаю так же, как ты. Зовите меня Марлен Дитрих.
– Доброй ночи тебе, Марлен Дитрих, и большое спасибо. Кстати, а телефон у тебя есть?
– Послушай, раз ты не хочешь идти в полицию, значит у тебя есть на то причины? – Томительное молчание. – Так?
Она вышла из столовой и тут же вернулась с одеялом.
– Ну да.
– Что да?
– У меня есть на то причины.
– Тогда не звони никому, тупая голова!
– А что?
– Все тебе нужно разжевывать.
– Просто есть один человек, и она, наверное, беспокоится, и…
– Все ясно, женщина. Твоя жена?
– Как тебе сказать… Нет.
– Тогда и звонить нечего. Ни жене, ни любовнице – никому.
– Одного я не могу понять…
– Слушаю тебя, – с долей раздражения выдохнула Марлен Дитрих.
– Как мне позволили сбежать из больницы?
– Но ты же сам говоришь, что никакая это была не больница!
– Не важно. Почему…
– Не знаю. Поговорим об этом завтра?
– Просто…
– Послушай… Я вымоталась до предела, меня уволили. – И осуждающе добавила: – Ты сам-то не устал?
– Устал.
– Тогда ложись спать, а завтра мне обо всем расскажешь.
Она вышла из столовой. Потом снова заглянула к нему:
– Бритвы у меня нет.
– Да я и сам не прочь отпустить бороду.
* * *
Весело зазвенел колокольчик; открылась дверь, и вошел парень, растерянно оглядываясь по сторонам. Своему напарнику он сделал знак, чтобы тот подождал снаружи. Он снял кепку, и Лео, которая раскладывала по местам коробочки с катушками разноцветных ниток, сказала, добрый день, чем я могу вам помочь.
– Здравствуйте; есть здесь кто-нибудь по имени Лео?
Хозяйка галантереи испуганно выглянула из-за занавески и спросила, а что здесь происходит?
– Это я, – сказала немного встревоженная Лео, осторожно ставя коробку на прилавок.
Вошедший раскрыл чемоданчик и достал из него удостоверение личности. Посмотрел на нее и кивнул, да, несомненно.
– Да, это я. А в чем дело?
Парень повернулся к двери; под звон веселого колокольчика вошел напарник и поздоровался; но никто ему не ответил. Тут первый полицейский положил карточку на прилавок. На фотографии Измаил казался моложе, но это был он.
– Будьте любезны, переверните карточку, – попросил лейтенант.
Лео послушалась. Пластиковая обложка была чуть надорвана; казалось, ее кто-то покусал. Под обложкой была фотография Лео, на которой мелким почерком было подписано: «Лео из галантереи „Изумруд“».
– Что-то случилось?
– Вы знакомы с этим мужчиной?
– Да, но не знаю, откуда у него моя фотография.
Она оглянулась на хозяйку, которая немедленно сделала вид, что пристально рассматривает пятно на потолке, появившееся лет двадцать назад.
– Вам известно его местонахождение?
Молчание. Внезапная тоска. Глядя на карточку, Лео испуганно проговорила, уже несколько дней от него нет никаких вестей.
– Он стал участником автокатастрофы, – пояснил один из них.
– В каком смысле «участником»? – невольно вскричала она.
– Пока не установлено. Но это удостоверение мы обнаружили на месте аварии.
– Какой аварии, боже мой?
– Она произошла несколько дней назад в окрестностях города Ла-Гаррига[32]. – Он помахал в воздухе карточкой. – Возможно, что в автокатастрофе он погиб.
– И вы только сейчас удосужились нам об этом сообщить? – взорвалась хозяйка галантереи.
– Документ был обнаружен вчера в процессе повторного осмотра места происшествия.
– Но что с ним случилось?
– Установить… личность потерпевшего пока не удалось.
– Но вот же фотография, господи боже ты мой!!! – возмутилась хозяйка, чувствуя, что Лео уже на грани обморока.
– Из-за ожогов и ран потерпевший изувечен до неузнаваемости. Мне очень жаль.
– Нет, нет, – глухо и отчаянно простонала Лео, – не может быть, снова, только не это…
– Простите, сеньора, в каком смысле «снова»? – удивился полицейский.
Вместо ответа Лео медленно сползла на пол, как будто собиралась подобрать