выпавшую у нее из рук катушку желтых ниток; и водопадом загрохотали все остальные катушки.
– Девочка моя!
– Сеньора! – И, шепотом, напарнику: – Вызови «скорую».
Закатив глаза, Лео летела в черную дыру, затягивающую ее, и повторяла, как литанию к Страждущей Матери, не может быть, снова, только не это… Не может быть, снова, только не это… Она глядела в одну точку, как Скорбящая Дева Мария. И, потеряв связь с реальностью, умолкла.
* * *
Измаил уже полтора дня жил у Марлен Дитрих; с большой изобретательностью она где-то откопала для него нижнее белье, рубашку (слишком просторную) и брюки (узковатые), носки (слишком тоненькие) и ботинки (в самый раз), а в придачу явилась с просьбой: вот тебе тетрадка; записывай в нее все, что вспомнишь. И с вопросом: откуда мне знать, не обманываешь ли ты меня?
– Зачем мне тебя обманывать? Какой в этом прок?
– Чтобы пожить как король.
– Прямо в этой трущобе?
– Слушай, ты, – внезапно взорвалась Марлен, – не нравится – отправляйся на все четыре стороны! – И продолжала сердито: – Дурак чертов со своей трущобой…
– Прости, прости… Я просто нервничаю, и…
– Я тоже нервничаю. Если выясню, что ты меня обманываешь, убью.
– Да пожалуйста. Только я тебе не вру; могу поклясться.
– Я должна тебе верить, что ты спасаешься от страшных людей?
– Думаю, да. А то зачем они меня обманывали и говорили, что я в больнице? Зачем им нужно знать, что произошло? Почему они не обратились в полицию и вообще вели себя не так, как принято после аварии? А вдруг они все это сочинили? Я думал, они полицейские, но сейчас ума не приложу, кто они такие.
– Они тебя еще не забыли.
– В каком смысле?
– Если ты ничего не приврал, сейчас они за тобой охотятся.
– Бовари и Живаго…
– Кто это такие?
– Врачи. Ну или бог знает кто.
– Тогда запиши это в тетрадке.
Измаил коснулся ручкой еще чистого листа раскрытой тетради, лежащей на столе. Но ничего не написал, как будто в забытьи. А может, у него не хватало духу. Она отобрала у него ручку и написала: «Бавари» и «Живага». И подняла голову:
– Это что, как из фильма «Доктор Живаго»?
– Без понятия.
– Если у тебя в памяти всплывают имена, значит ты что-то помнишь.
– Да… Со вчерашнего дня я их, видимо, еще не забыл.
– Ты знаешь, где живешь. Спорим?
– Не знаю, – соврал он.
– Да знаешь, конечно. А с женой поругался.
– Исключено. Я один живу.
– Так я тебе и поверила.
– Один как сыч.
И чтобы перевести разговор на другую тему, сказал, как мне тебя отблагодарить за помощь? И они решили, что поговорят об этом. И что она купит ему недостающую одежду, но только пойдет в магазин вместе с ним, чтобы не ошибиться…
– Прости, что мне нечем тебе отплатить.
– Пока что я рулю, чувак…
– Ну да…
– Пока у меня деньги не кончились.
– А…
– И нам нужно принять решения.
– Послушай: насчет денег…
– Так, решения. – Несколько театральным жестом она указала на него и заявила, давай покончим с этим раз и навсегда: как насчет полиции? Да или нет?
– Мы же договорились, что в полицию не пойдем.
– Тема закрыта; что дальше?
Наступило слегка неловкое молчание. Потом она проговорила вполголоса, я хочу, чтобы ты знал, что я ни в коем случае не собираюсь обращаться в полицию или иметь дело с чем-то на нее похожим. Уяснил? Пойдешь в полицию – забудь, что мы знакомы.
– Но мы же только что решили, что ничего общего с полицией иметь не хотим!
– Кстати, тем лучше для тебя. Ведь если бы тебе только вздумалось сказать мне, что ты собрался в полицию…
– Чего?
– Убила бы на месте. Не знаю, верить ли тебе, но уж насчет того, что ты толком не знаешь, кто ты такой… Такого быть не может. И что не знаешь, куда девал ключи от дома…
Измаил пожал плечами. Поправлять он ее не стал, на всякий случай. Или, может быть, от усталости.
– Как-то я сомневаюсь, что ты совсем ничего не помнишь об аварии, если ты вообще в нее попал.
– Думай что хочешь. Мне врачи сказали, что была авария. Но все, что с этим связано, для меня как в тумане.
– Я бы все помнила, если бы…
– А ты-то откуда знаешь – ты ж никогда не попадала в автокатастрофу.
– А ты-то откуда знаешь… – передразнила его Марлен. – А если окажешься уголовником, ступай на все четыре стороны, я с тобой не знакома, и ты меня забудь.
– Отлично.
– Поклянись.
– Клянусь тебе, Марлен.
– А если ты нормальный парень, потом поможешь мне. На работу меня возьмешь.
– Я не могу нанять…
– Да господи, ну найдешь мне работу, если сможешь.
– О’кей, Марлен. Ты хорошая женщина.
Несколько часов спустя они начали фантазировать:
– А что, если мы съездим на разведку к этой липовой больнице?
– Прекрасная идея; но соваться туда опасно.
– Твою машину они узнать не могут. Да и тебя тоже. А я буду с усами, в темных очках и с поднятым воротником.
– Ну ты загнул! Это же не кино, а жизнь.
– Как-то все это странно, – сказал Измаил.
– Да уж, загадочно, – отозвалась Марлен. – Оп – и потерял память, скажите мне, кто я такой, ради бога…
– Это не совсем так. Просто все, что связано с автокатастрофой, как будто в густом тумане…
– Что-то ты, видимо, хочешь утаить…
Загадочно помолчав, она подошла к нему лицом к лицу, посмотрела ему в глаза и сказала, откуда мне знать, что ты не водишь меня за нос?
– Я?
– Ты.
– Какая мне в этом выгода? Ты что, богачка? Думаешь, украду твои миллионы?
– Еще посмейся.
– Нет, прости, я не хотел… Я тебе очень благодарен за гостеприимство.
– Но не ответил на вопрос.
– Я знаю.
– Ты мне морочишь голову, права я или нет? – настаивала Марлен.
– Нет. И все же… – Последовало молчание, прозвучавшее несколько драматично. – Спасибо тебе большое за…
– Только не говори, что ты меня отблагодаришь, потому что предыдущего чувака, который мне стал нести такую околесицу, я с лестницы спустила.
– Ты представляешь, только хотел сказать.
Два недоверчивых и чужих друг другу человека стояли над почти чистым листом бумаги, на котором до сих пор им удалось написать только… всего ничего: «Бавари» и «Живага».
* * *
Марлен, которую на самом деле звали не Марлен, впервые вышла на улицу в сопровождении Измаила, которого на самом деле, скорее всего, звали Измаилом. Вид у этой пары был незаурядный. Женщина обладала властным взглядом и двигалась решительно. Мужчина, какой-то нервный, худой, практически невидимый,
