как будто ему хотелось спрятаться за женщиной, шел, опустив слишком широко раскрытые, как будто постоянно испуганные глаза; брюки были ему тесноваты, но это почти не замечалось под курткой, купленной несколько часов назад. Им казалось, что все на них смотрят и говорят, вон идет безбашенная официантка, которую выгнали с работы за тяжелый характер, а рядом с ней хлюпик, похожий на едва отдышавшуюся жертву кораблекрушения, и глаза у него бегают, как у недоверчивого кролика. Внезапно она остановилась и сказала, послушай, если тебе пришло в голову назвать совершенно незнакомого тебе типа Живаго, это значит, что ты помешан на кино. Правильно?
– Не знаю.
– А женщину как звали, ты сказал?
– Мадам Бовари.
– Это, по-моему, тоже из фильма.
– Не знаю, просто вертелось у меня в голове.
– Значит, она мадам, эта тетка? То есть, сказать прямо, хозяйка публичного дома? Есть у меня знакомая…
– Нет, – перебил ее Измаил, – это дама, которая… Очень длинная история.
– Так, кое-что ты помнишь. – Она резко остановилась. – Правда?
– Да. Не понимаю, зачем ты так хочешь выяснить, помню я что-либо или не помню.
– Ну как. У тебя просто вид такой потерянный, что…
– Это книги. Все, что я упоминал, – это названия романов. Почему ты мне все время повторяешь, что я ничего не помню?
– Я знаю, куда нам надо, – приосанилась Марлен и, подобно знаменитому полководцу, провозгласила: – Вперед!
* * *
Сотрудница библиотеки предположила, что имена Бовари и Живаго знакомы Марлен потому, что это герои книг. Бовари – это героиня романа…
– Знаю, знаю, – перебила Марлен. – Даже не романа, а фильма, правда?
– Как скажете, – пожала плечами библиотекарь.
– А Измаил? – подмигнула Измаилу Марлен.
– Честно говоря, не могу сказать точно. Но это имя мне знакомо. Если хотите, я поищу…
Марлен подтолкнула Измаила локтем, как будто библиотекарь внезапно растворилась в воздухе, и обвинительным тоном, словно уличая его в постыдном пороке, заявила:
– Итак, ты любишь читать.
– М-да.
– И разбираешься в литературе и все такое.
– Ага.
– А почему ты зовешься Измаилом?
– Трудно сказать. Уточнить у родителей теперь уже невозможно.
– Думаешь, не выйдет?
– Как мне это узнать, по-твоему?
– Нет-нет; я хотела спросить, почему ты просишь звать тебя Измаилом?
– По словам врачей, оказавшихся вовсе не врачами, я сам попросил их: «Зовите меня Измаил».
– Я рада, что ты кое-что припоминаешь.
– Смотри: я помню больницу, помню, как я от них сбежал, как встретился с тобой и как ты меня едва не переехала.
– Отлично, чувак. Знаешь, чем прельстить даму.
– И помню то, что произошло давно, до автокатастрофы. Сама авария как в тумане.
Марлен смущенно улыбнулась библиотекарю, которая слушала их с раскрытым ртом:
– Вы можете себе представить, что сегодня я впервые в жизни зашла в библиотеку?
– Заходите снова, мы будем очень рады. Я чем-нибудь еще могу вам быть полезна?
– Нет, спасибо, – ответил Измаил.
– Постойте-постойте, – попросила Марлен, – а как же Измаил? Вам это имя знакомо?
– Измаил?
– Ага.
– Я уже раньше хотела вам сказать, что, скорее всего, персонажей с таким именем великое множество. – Она указала на один из залов библиотеки. – Это все романы…
– «Зовите меня Измаил. Несколько лет тому назад – когда именно, не важно – я обнаружил, что в кошельке у меня почти не осталось денег, а на земле не осталось ничего, что могло бы еще занимать меня, и тогда я решил сесть на корабль и поплавать немного, чтоб поглядеть на мир и с его водной стороны»[33].
Он произнес это на одном дыхании, пока библиотекарь и Марлен безмолвно обменивались недоумевающими взглядами.
– Это похоже на роман, – заметила библиотекарь. – На начало романа.
– Кáк человек, который твердит, что ничего не помнит, – обиженно заметила Марлен, уперши руки в боки, – может знать все это наизусть? А?
– «Моби Дик», – прошептал Измаил, будто сознаваясь, что совершил преступление.
– Опять какое-то кино, видишь? – сказала Марлен. И пояснила библиотекарю: – Он повернут на названиях фильмов.
– Но что же, – обратилась библиотекарь к Марлен, украдкой косясь на Измаила, – что с ним не так? Что происходит?
– Да ничего… Человек он рассеянный… И зануда… И у него депресняк… – Она любезно улыбнулась. – Большое спасибо за помощь. – И на всякий случай добавила: – Никогда не выходите замуж за пессимиста.
– Я хотела сказать, что «Моби Дик» – это роман…
– Спасибо, девушка, вы нам очень помогли, но мы уже уходим.
С этими словами Марлен потащила упиравшегося Измаила к выходу.
– Германа Мелвилла! – донеслись до них слова библиотекаря.
– Слышу, слышу. – И, обернувшись к Измаилу, рассерженно спросила: – Это всё фильмы, правда? – как будто отчитывала провинившегося шалуна. – Ты режиссер?
– Это не фильмы, это романы, – сказал Измаил. – «Моби Дик» – это роман, и рассказчика в нем зовут Измаил.
Они остановились у входа в библиотеку и никому не давали пройти.
– Бавари – это тоже книга?
– Тебе библиотекарь только что сказала. «Мадам Бовари».
– Ты писатель?
– Нет.
– А если не писатель, тогда кто?
– Я люблю читать.
– Я тоже люблю читать.
– Как интересно.
– А ты что думаешь, не люблю?
– Сколько книг ты читаешь в год?
– Не знаю. Пару-тройку; иногда ни одной. Бывает, читаю. Но очень скоро устаю.
– Мне тоже приходилось пинать мяч, но я же не футболист.
– Ты помнишь, где, когда и с кем?
– Я просто пример привожу.
– Ты помнишь, что такое футбол?
– Да. Кстати, может, я и футболист.
– Не футболист. Даже и не думай.
– Откуда такая уверенность?
– Потому что видела тебя без прикрас, и ты хлюпик…
– Эх…
– И вдобавок староват.
– Да, но…
– Если ты футболист, то я Марлен Дитрих.
– Хорошо… Ты и есть Марлен Дитрих.
– Ты меня понял.
– Тебя не так зовут? – съехидничал он. – Ты тоже свое настоящее имя забыла?
Тут они наконец перестали блокировать проход в библиотеку, вышли на улицу и остановились там, где четверо или пятеро читателей устроили перекур. Тогда Марлен прикрыла глаза и нежным гортанным голосом запела Vor der Kaserne, vor dem grossen Tor, stand eine Lanterne und steht sie noch davor[34].
– С ума сойти, какой у тебя голос… Очень редкий.
Он взял ее под руку и тут же отпустил, сообразив, что делает. И чтобы скрыть замешательство, добавил, выходит, ты говоришь по-немецки.
– Нет, просто повторяю за Дитрих. Я даже не знаю, про что эта песня. Знаю, что про любовь.
– Значит, кое-что ты понимаешь.
– В подробности не вникала. Все песни про любовь похожи друг на друга.
Они помолчали, напряженно глядя в разные стороны.
– Это история о том, как кто-то ждет кого-то у ворот военной казармы, где когда-то всю ночь светил фонарь и, наверное, светит до сих пор. Ты замечательно
