...Вот и на этот раз все было, как обычно.
— ...Когда медведь вышел из лесу, он заметил, что в ближайшей избушке горит свет. Зверь направился прямо туда. Видит, дверь хижины приокрыта. Он толкнул её и вошел в дом.
Во дворе находились собаки, но они не заметала медведя.
— Почему? — спросил Эсен.
— Потому что медведи ходят очень осторожно, — пояснил Семен Андреевич, подняв палец. — И вот тог да...
В это время на веранде дома появилась черная тень. Она перемещалась тихо и осторожно. Вслед за нею появились еще две тени.
— Ой, мамочка! Медведь пришел, — закричали че рез несколько мгновений близнецы, прижавшись к Ива нову.
— Стань в дверях и никого не выпускай! — рас порядился один из вошедших властным полушепотом.
Жена учителя, сидевшая на стуле, сначала хотела закричать и вскочила с места. Услышав, однако, гроз ное щелкание ружья, она возвратилась и села, не проронив ни слова,
Семен Андреевич молча сидел и спокойно рассмат ривал мужчину, больше похожего на парнишку, у которого неумело повешенная кобура маузера доходила до пят, а также на подростка, стоявшего рядом.
— Ты дохтор? Верно? — грозно спросил Чоллек и некоторое время молчал, ожидая ответа. Не дождавшись его, постучал пальцем по увеличительному стек» лу микроскопа. В тот же миг длинная линейка хлопнула его по запястью.
Быть может, Чоллек даже не успел сообразить, что к чему, да это ему и не требовалось. Басмач привык стрелять, и его рука, натренированная в многочисленных убийствах, мгновенно вытащила маузер и направила в сердце Иванова.
Семен Андреевич, немало испытавший в жизни, сразу оценил серьезность ситуации. Он понял, что этот невысокий, похожий на малчишку, человек и есть самый опасный враг, который может убить его, ни секунды не раздумывая.
Иванов решил изменить тактику, сыграть в простака.
— Послушай, парень, — сказал он добродушно, — это выпуклое стекло нельзя трогать руками. Если его испачкать оно может испортиться. Это дорогой прибор, микроскоп, понимаешь?
«Что ему микроскоп, басмачу, которому ничего не стоит убить человека, — лихорадочно соображал на ходу Семен Андреевич, — Нужно что-то другое придумать».
— Но дело даже не в том, что прибор дорогой, — продолжал он все тем же спокойным тоном. — Пожалуйста, можешь трогать, если тебе интересно. Дело, видишь ли, в том, что я это стекло все время смазываю ядом. Что же ты хочешь, чтобы я стал твоим убий-
— Заткнись! грубо оборвал его Чоллек, он сунул оружие в кобуру. — Я у тебя спросил: ты дохтор? Оглох, что ли?
— Да, я врач! — ответил резко Семен Андреевич. — А в чем, собственно, дело?
— Живот можешь разрезать?
— Могу. Что еще скажешь?
— У меня нет времени болтать с тобой. Бери свои инструменты и садись на коня. Мы должны срочно ехать, чтобы успеть.
— Кто вы такой?
— Неважно.
— В конце-концов, должен я знать, куда мы едем?— сказал Иванов.
— Я — это я. А едем мы под небом, по земле. Сирота, приведи ему коня—приказал Чоллек Иламану, который стоял за дверьми.
— У меня нет никаких инструментов. Видите ли, уже несколько лет я занимаюсь совсем другим предметом — микробиологией, — произнес Иванов.
Чоллек понял, что это правда, и изменился в лице от досады.
— Если нет у тебя, найди у кого-нибудь.
— Куда я пойду среди ночи?
— Если ты меня обманываешь, — с расстановкой проговорил Чоллек, — тебе придется худо. Я застрелю тебя.
— Воля ваша.
— Нет, дохтор, на легкую смерть не надейся. Ты будешь жить, но будешь всю жизнь проводить в страданиях. Я убью этих детей, прижавшихся к твоей груди. У тебя всегда будут стоять перед глазами их окровавленные трупы, а в ушах будут звучать проклятия их родителей.
Чоллек снова вытащил маузер и сделал короткий шаг назад.
— Ну что, дохтор, найдешь инструмент?
— Дай мне один час срока. Пойду в больницу и там раздобуду, что нужно.
— Пусть будет по-твоему, дохтор, — согласился басмач. — Я дам тебе хорошего, доброго скакуна. Кстати, если хочешь, можешь и не возвращаться. Можешь обо всем сообщить большевикам в буденовках, Я не против. Только запомни, если ты не вернешься через час, я обязательно исполню то, что сказал.
Семен Андреевич отдал близнецов матери, онемевшей от горя, и вышел на улицу. Садясь на коня, которого ему подвели, он услышал в открытую дверь слова Чоллека:
— Жизнь твоих детей, молодуха, зависит от этого дохтора, она в его руках. Если он вовремя не вернет ся, я убью обоих щенков.
От этих слов Иванов содрогнулся,
— Спеши, дохтор, — бросил Чоллек, выглянув в дверь и указывая рукой на дорогу. — Времени у тебя немного, меньше часа осталось.
Иванов подхлеснул лошадь и поскакал по ночной дороге, оставляя за собой смутно белеющие клубы пыли.
Больница находилась недалеко. Едва он, тяжело дыша, вошел в дверь, его забросали ненужными вопросами:
— Товарищ Иванов, что вы так поздно приехали?
— Что-нибудь случилось?
— Красивая лошадь, чья она?
— Зачем вам, микробиологу, операционные инструменты?
Волей-неволей Семен Андреевич вынужден был отвечать коллегам, не мог перед ними отмалчиваться. Он пояснил, что, хотя хирургией сейчас и не занимается, она остается его основной профессией. А инструменты ему понадобились для тяжелобольного. Но, как бы там ни было, он постарается вернуть их в больницу в назначенный срок.
Когда Чоллек со своими нукерами, прихватив с со-бой возвратившегося Иванова, выехали со двора, из дома учителя раздался плач детей — до этого они молчали. Их мать, крича, принялась звать на помощь людей.
«Село разбросано, люди перепуганы, — подумал про себя Иванов. — Пека кто-нибудь решится прийти •на помощь, пройдет в лучшем случае два часа, не меньше».
— Слышишь? Они тебя оплакивают, — проговорил Чоллек.
— Слышу, — ответил спокойно доктор. — Теперь я понял, как был им дорог. Извини, но я думаю, если бы мы поменялись местами, за тобой бы никто так не убивался.
— Если мне придется тебя убивать, я начну с твоего языка, — как бы между продам проворчал Чоллек.
Больше басмач не задавал Иванову никаких вопросов, только вонзил шпоры в коня.
Иламан важно сидел на коне сзади Иванова. Ноздри мальчика щекотал приятный запах одеколона, идущий от одежды Семена Андреевича.
Через какое-то время впереди послышался топот, и в лунном свете показался небольшой конный отряд. Это был Менджак с пятью-шестью всадниками. Развернув коня, он поехал рядом с Чоллеком.
— Может, мои хлопоты с доктором напрасны, боль ной умер? — спросил Чоллек.
— Он жив. Пока никаких изменений, сердар, не произошло, — ответил Менджак, — Только вот его отец...
