— Ага! Излила ему душу. Получается, открыла, что на сердце, вот как. И сразу попалась.
— То есть?
— Когда ты кому-то изливаешь душу, это своего рода знак. Указание на то, что готова продолжить, так сказать, перейти к близости иного рода.
— Ну ты лапшу-то на уши не вешай, — возмущается Кэт.
— Да никакая это не лапша, здесь все яснее ясного!
— Пошло и не оригинально, — обижается моя домовладелица. — Послушать тебя, так получается, если я делюсь неприятностями с друзьями, значит, хочу завалиться с ними в постель?
— Нет.
— Или с матерью, скажем?
— Нет-нет, что ты! — отрицаю я, пожалуй, слишком пылко (неожиданно вспомнился недавний страшно правдоподобный сон, будто мы с мамулей поженились). — Ни в коем случае.
— Послушай, в твоей теории, может, и есть здравое зерно, — говорит Кэт, — но остальное слишком надуманно. Откровенный бред.
— Да нет же, нет! — говорю я, исступленно шаркая под столом ногами в неосознанной попытке обрести равновесие. — Ты меня не совсем правильно поняла. Я хотел сказать, что эмоциональное сближение между двумя людьми может навести на мысли о продолжении в физическом плане. Конечно, при условии, что тот, кто открывается, — подходящий партнер. Вот моя мысль.
Девчонки на некоторое время задумались.
— Пустословие и есть пустословие, — наконец изрекает Кэт.
— Хм, не знаю, — произносит Джесс. — В чем-то он прав.
— Ладно, ну так что там было дальше с этим Томом?
— Ах да. Мы еще долго беседовали о личном, о всяких серьезных делах. Потом он предложил поймать такси и отвезти меня домой, и мы решили продолжить разговор за кофе. Я пригласила нового знакомого к себе, а дальше… ну, ты сам понимаешь…
— Нет, не совсем. Что же дальше случилось?
Кэт глядит на меня.
— Ну, чем вы занимались? — подталкиваю я.
— Какой ты извращенец.
— Вот именно, — вступается Джесс, указывая на меня пальцем. — Он пошляк.
— Нет, мне просто любопытно. Хорошо, опустим этот момент. Ну а после?
— На следующее утро, — продолжает Кэт, — он вылезает из постели, одевается, подходит ко мне и, присев на краешек кровати, говорит: «Я должен тебе кое в чем признаться. Знаешь, я всегда очень откровенен в таких вещах. Взрослые люди должны быть честными друг с другом» — и подобная чушь. Я говорю: «Валяй». Он глубоко вздыхает, демонстрируя, каких неимоверных усилий ему стоит быть честным, и говорит: «Я женат».
— Ну ты погляди! — восклицаю я.
— Вот мерзавец, — поражается Джесс.
— Ну ты погляди! — Я возмущен.
— Я так и обалдела, — говорит Кэт. — Швырнула в него подушкой и заорала: «Ты это называешь честностью?! Сначала заваливаешься ко мне в постель, а потом между делом объявляешь, что женат! Да ты понятия не имеешь о честности!» Он принимает обиженный вид, будто я напала на него, бедненького, ни за что ни про что, и начинает что-то там объяснять про жену в отъезде, и как ему одиноко, и что они не ладят последнее время. И он сам не рад, что не сказал раньше, что я ему очень нравлюсь и он хотел бы со мной еще встретиться.
— Ну ты погляди! — говорю я.
— Вышвырнула этого подлеца вон и больше о нем не слышала и слышать не желаю.
Кэт раскуривает сигарету, и в разговоре наступает некоторое затишье.
— Все они такие, мужчины, — говорит Джесс.
— Ну ты погляди! — снова восклицаю я.
Кэт смотрит на меня в упор.
— Что ты все заладил «погляди, погляди», и вообще — почему так происходит?
— Прости.
(На самом деле, восклицая «Ну ты погляди!», я подразумевал: «Ну и влип. Оказаться один на один с двумя взбешенными кровожадными мегерами, готовыми вот-вот наброситься на меня и оскопить голыми зубами!» Что прикажете в таких случаях говорить?)
— Я спросила тебя, почему мужчины такие?
Пожимаю плечами.
— Так не только с мужчинами. На мой взгляд, и женщины вполне способны на непорядочность.
— Ну ладно. А для чего вам вся эта состязательность? Словно вы пытаетесь что-то доказать друг другу, кто больше самок соблазнит, у кого, так сказать, «на флаге больше зарубок».
— Ничего мы не пытаемся доказывать, — говорю я.
— Ну а в чем же тогда дело?
Опять пожимаю плечами.
— В удовольствии.
(Не могу отделаться от впечатления, что разговор приобретает невероятно ироничный оборот.)
— И не надоедает? Извечно одна и та же история: увидел, схапал и снова на поиски?
— Конечно, надоедает, — говорю я. — Между прочим, есть и такие, кто мечтает найти свою единственную, жениться, завести детишек.
(О, Бет, Бет!)
— Ненадолго, — говорит Кэт. — А через пару недель так и начинает свербить в одном месте и хочется непременно пуститься в новое плавание. — Я пристально изучаю поверхность стола. — Разве не так?
Поднимаю глаза на Кэт.
— Но ведь это заложено в природе, согласись. — Меня разбирает, и я продолжаю спорить уже из азарта, сам не веря ни одному своему слову. — Один спутник на всю жизнь — странная мысль, не находишь?
— Разумеется, женщины не больше настроены на моногамию, чем мужчины, — сообщает милая сестренка нашей хозяйки. — Иногда хочется скрасить однообразие.
— Вот в этом я согласен.
— Женщины — реалистки. В отличие от вас.
— Не возражаю, — говорю я, с радостью пользуясь возможностью уйти от скользкой темы. — Слабый пол в таких вопросах проявляет беспощадный реализм. А мы — безнадежные романтики. Цветочки, финтифлюшечки — только видимость. Настоящие мечтатели — мы. — Джесс начинает яростно возражать, но я настаиваю на своем: — Да ни один парень не способен на то, что сделала со мной эта сирена, злодейка, эта адская гадина, дочь Вельзевула и подручная Люцифера. Как она меня бросила!
— Ах ты, бедняжечка, — усмехается Джесс.
— Да, тебе легко смеяться, тебя бы на мое место. Как она все это преподнесла: «Кончено, и не о чем тут разговаривать. Я ухожу». Вот так запросто — коротко и ясно. Ни один парень не способен на такую черствость. Хладнокровно распрощалась, будто уходила с деловой встречи.
— Да уж, тут ты прав, — соглашается Кэт. — Парень бы стал цепляться до последнего, юлить, хитрить и врать напропалую. И все равно не перестал бы путаться с другими женщинами.
(Как бы между прочим перехожу к общим наблюдениям, желая удалиться на некоторую дистанцию от опасного вопроса.)
— Поймите, — пространно начинаю я в манере мистера Блэра. — Нельзя сравнивать мужчин и женщин — между ними огромная разница. Предположим, некая современная девица без тормозов, любительница женских журнальчиков, захочет подцепить в баре какого-нибудь молодца и переспать с ним без взаимных обязательств и условностей. Секс чистой воды с первым попавшимся Диком, Гарри или Томом…
Оскал Кэт подобен взгляду Медузы горгоны.
— Вся разница в том — что парень будет благодарен за каждый подаренный ему миг.
(Боже, что я несу!)
— Это лишь доказывает вашу низменность, — говорит Кэт.
— Нет, неправда. Так природа распорядилась. Здесь все замешено на физиологии: у нас нет выбора. Ну, подумай сама, будь у женщины хоть десяток мужей, она не произведет потомства больше, чем в ее силах. Максимум — один ребенок в год. Никакого смысла. Зато если дать мужчине дюжину женщин, он будет плодить детей в десять раз быстрее! Невероятная продуктивность! Так что, согласись, разница все-таки имеется.
— Но смысл-то не только в детях, — говорит Кэт. — Так что оставим треп о природе. Ведь ты сам только что признался, будто готов пожертвовать своими дикарскими позывами залезать на всех самок, которые появляются в поле зрения, и с удовольствием свил бы гнездышко с одной-единственной.
— Однако при этом я все равно буду испытывать дикарские позывы, как ты выразилась. Никуда от них не деться.
— А тебе они сильно докучают?
— Да не то чтобы очень… Пойми, от нашей ветрености не только вам плохо — нам она тоже здорово жизнь портит.
— Бедненький ты наш.
— Поверь, довольно мучительно оглядываться на каждую встречную симпатяжку. Без этого было бы гораздо спокойнее. И не в пример безопаснее. Ты только представь, сколько аварий происходит на дорогах из-за зазевавшихся водителей.
— Так ты на всех оборачиваешься?
— Скажем, временами. Парни заглядываются на девчонок, это вполне…
— Естественно, — хором заканчивают собеседницы.
Я улыбаюсь.
— Только не надо думать, будто я хожу по улицам и выкручиваю шею во всех направлениях, старательно пялясь по сторонам, дабы ни одна аппетитная попка в радиусе километра не осталась незамеченной. Так само выходит. — Я пожимаю плечами.
— Вот именно, ты же мужчина.
— Поверьте, я далек от старомодного донжуанства.
— А к чему близок? К новоиспеченному жигольству? — подкалывает Кэт.
Я игнорирую издевки.
