Вот почему женатые мужчины, сколько бы они ни обещали юным, красивым, очаровательным подругам и любовницам, на самом деле очень редко бросают жен. Гораздо реже, чем могло бы показаться, — слишком страшно переплывать море воспоминаний в полном одиночестве.
Это море теперь переплываю я.
И вот однажды вечером меня вызывают в один из дорогих отелей в Мэйфэре [22], и с этого момента моя жизнь приобретает совсем иной оборот.
Я захожу в огромный, размером с собор, вестибюль и докладываюсь портье за обитым кожей мраморным столом. Называю номер, где меня ждут, бородавчатый лакей делает дежурный звонок, с равнодушным кивком выслушивает ответ и сообщает, что мне велено проходить. Поднимаюсь на лифте на четвертый этаж, выхожу в коридор и, осторожно ступая по пунцовым коврам, подхожу к двери номер 404. Стучусь. Обычное ожидание. Дамы всегда заставляют тебя долго ждать: им надо еще раз припудриться, подушиться, поправить прическу, освежить помаду, а потом, наверное, еще некоторое время порассматривать предоставленную фирмой игрушку в дверной глазок. Наконец дверь открывается.
Долгая незабываемая пауза: она пристально смотрит на меня холодными зелеными глазами, а мои собственные порхают по ней, точно одурманенные ядовитым газом мотыльки. Наконец она с присущей ей издевкой протягивает:
— Так-так. Значит, решил последовать моему совету. — Я молча пялюсь на нее, и она поясняет: — Насчет работы — поторговать собой.
Я выхожу из оцепенения:
— А-а, ну да. Правда, не на вокзале. Способный я ученик?
Мы стоим в неловкой тишине друг перед другом. Я даже не представляю, что теперь делать: рассмеяться? заплакать? убежать? притвориться, что все в порядке, и делать то, зачем пришел?
Благо Бет приходит на выручку и принимает решение.
— Что ж, проходи, — говорит она и ведет меня в комнату. Вернее сказать, в шикарный номер-люкс.
— Вот черт! — говорю я.
Она оборачивается, с улыбкой смотрит на меня, и сразу становится понятно, что у нее на языке крутятся остроты в ответ на мое восклицание. Только пошлить Бет не стала, а вместо этого объявила, что она теперь новая «девушка Аманьюна». (Поясняю: «Аманьюн» — отвратительное, недавно выпущенное на рынок приторное пойло из сока манго, этилового спирта и сахара — один из излюбленных «ликеров» не самых искушенных представителей среднего класса, употребляемый главным образом под Рождество.) Контракт подписан на серию рекламных роликов. Номер ей выделили на неделю — на время съемок на киностудии «Шеппертон». Речь идет о нескольких чудовищно дорогих и неправдоподобных подводных сценах, где Бет, находчивая героиня фильмеца, заткнет дыру в стене бутылкой упомянутого напитка и тем самым спасет от гибели подводный город капитана Немо.
— Гадость невероятная, — глубокомысленно добавляет она. — Зато платят хорошие деньги.
Дома ей жить не позволено — по контракту она обязана всегда находиться в отеле. Еще у нее есть личный шофер, который каждый день отвозит ее на киностудию, и персональный стилист.
— Знаешь, — говорит Бет, взглянув на огромные настенные часы с позолотой под стиль «золотого века» времен короля Людовика XIV, — я вынуждена тебя поторопить: через час Фатима придет. Поэтому…
И начинает раздеваться.
— Подожди, ты что, серьезно?
Она останавливается и смотрит на меня, в лице — ни намека на юмор: зеленые глаза, холодный пронизывающий взгляд, за которым не различишь ничего. Бет молчит, никак не выдавая своих намерений.
— Мы ведь почти не знаем друг друга…
Да, что касается нелепых высказываний, мой аргумент явно вне конкуренции и достоин самого почетного места в «Лиге нелепых мыслей всех времен и народов». Когда проститутка отказывается спать с клиентом на том основании, будто они недостаточно хорошо знакомы, — это случай из ряда вон выходящий. Только я-то прекрасно знал, что имею в виду, в отличие от нее. Правда, может, ей так проще.
Платье тихо падает на пол, под ним — ничего больше. Она ложится голая, словно труп, на незаправленную кровать: маленькие грудки, ровный темный треугольничек, бледная кожа, не знавшая загара. Уставилась в потолок, а глаза подернуты пеленой смертной тоски.
— Слушай, — говорит, — дорогой. Ты проститутка, и ничего страшного в этом нет. — По ее губам пробегает усталая улыбочка, словно она ведет забавную беседу с потолком. — Все мы проститутки. У меня есть друг, Алекс, он тоже модель. Так вот даже он, когда заказов нет, занимается в точности тем же, чем и ты, — работает по вызову. Причем он гораздо симпатичнее тебя и зарабатывает раз в десять больше, при этом стараясь в десять раз меньше. — Она вздыхает — видно, собственная речь ей наскучила. — Ладно, а теперь, пожалуйста, принимайся за дело.
Я начинаю раздеваться, и вдруг меня останавливает какой-то внутренний протест: за что мне такое — не знаю, высокомерие или недружелюбие… И еще нечто неопределенное, только разбираться мне сейчас некогда.
— Скажи, а почему ты выбрала именно меня?
Бет приподнимается, опираясь на локоть.
— Потому что я вряд ли тобой увлекусь, согласись. Кто ты? Нищий жиголо с фигурой как у инопланетного пришельца.
Скидываю трусы-боксеры — теперь я почти голый — и с милой улыбочкой говорю:
— А к какой разновидности шлюшек ты причисляешь себя, дорогуша?
Молчание. Уязвленное молчание, хотелось бы думать.
— Да, и кстати, я беру вперед. Знаешь, в наши дни никому нельзя доверять.
Она несколько секунд лежит неподвижно, потом резко садится на постели, поворачивается к прикроватному столику и достает из ящика чековую книжку. Ручкой с золотым пером выписывает чек и вручает его мне.
Выписан на дорогущий банк. (А чего еще ожидать?) Вижу: двойной гонорар, жду комментариев.
Хочется спросить ее, что она такое творит? И что я здесь делаю? Если ей так надоел несчастный, надежный и такой зависимый Майлз, почему она просто не пошла в бар и не подцепила кого-нибудь на свой вкус? На уме крутится лишь один очевидный ответ. Она покупает не партнера, а возможность его быстро выпроводить. Платит за отсутствие некоторых вещей: обязательств, эмоций, душевной близости, постоянства.
И все-таки как же насчет Майлза?
Тем не менее этот вопрос мы обходим стороной, исполняя этакое неуклюжее, неромантичное, деланное па-де-де вокруг незаданных вопросов. И еще: у нее на руках следы от уколов. Хоть одно утешение, пусть и злорадное: она тоже на крючке, да и посильнее меня зацепилась.
Забираю деньги и бегу прочь. Я тут совсем ни при чем, не нужны мне чужие проблемы. Может, скажете, что я черств или бессердечен, только я-то прекрасно знаю, в чем дело: другого просто не остается. Бет — далеко не та девочка, которая станет распространяться первому встречному о своих «пранблемах». Бет — Снежная королева, она может легко лечь с тобой, щедро отвалить тебе денег, но никогда не откроет своих чувств и сокровенных мыслей.
Я даже не стал целовать ее на прощание. Не тот случай.
Глава 12
А дальше, вы не поверите, еще одно невообразимое совпадение. (События все больше и больше наводят на тоскливую мысль — я попал в одну из новелл Томаса Харди, пав жертвой жестокого случая.)
Наверное, ничего удивительного, что история с Бет повторилась. (Особенно учитывая простой факт: женщины, с которыми мне доводится общаться, принадлежат к тому же кругу, что и я сам.) Открывается дверь, и слышен растерянный возглас: «О, Дэниел, здравствуй. Так, выходит, ты тот самый человек, которого я вызывала. Какое невероятное совпадение! Ну проходи же, проходи!» Честное слово, когда подобно случается дважды на одной и той же неделе, это, согласитесь, кого угодно выбьет из колеи.
Одиннадцать вечера, меня направляют в тихий переулок в районе Пимлико. Вызов в столь поздний час может означать только одно: клиентка желает секса — ей не нужен ни вечер в опере, ни ужин при свечах, не жаждет она и робких касаний пальцев за супом из лобстеров в тихом романтическом уголке, залитом золотистым светом тусклых ламп и улыбками влюбленных.
Одиннадцать вечера означают постель.
Дверь открывает Оливия — леди Крэйгмур, мать Клайва.
Она в черном шелковом кимоно с золотисто-пунцовыми райскими птицами, на красивом лице превосходный макияж, в зубах — черная сигарета. Надо отдать Оливии должное: неловкую ситуацию она сгладила блестяще — на лице не промелькнуло ни тени смущения. Более того, Оливия звонко рассмеялась — оглушительно, с неподдельным весельем. Она одна так умеет.
Мы сидим в не слишком чистой, но стильно обставленной гостиной. Леди Крэйгмур наливает мне бокал шампанского, откидывается в кресле, закинув руку на спинку, и улыбается в бокал, видя мое смущение. Я сижу на краешке дивана, затравленный и перепуганный, всеми силами стараясь выглядеть как можно естественнее.
