От целителей девушки вышли растоптанные, подавленные, униженные, хотя казалось, куда уж больше? К ним тут же бросился Тамир:
— Вы что такие?
Лесана, полыхая щеками, вымученно улыбнулась.
— Ничего.
— Хворь какую нашли? — не унимался юноша.
— Нет, Тамир, у нас все в порядке, а с рукой у тебя что? — кинув обеспокоенный взгляд на его замотанную в чистую тряпицу правую руку, спросила Айлиша.
— А… это. Так она в детстве поломана была, вот велели каждый день на припарки ходить, — как-то виновато отозвался сын пекаря.
— Как же ты тесто-то месил такой рукой? — охнула будущая целительница.
— Ну, ежели не трудить, вообще бы негодящая осталась, — криво усмехнулся парень, пожалевший, что проговорился о детском недуге.
— Хватит лясы точить, пошли быстро в трапезную! — Фебр как всегда не дремал и снова погнал своих подопечных через двор, куда-то к дальней башне.
Они торопились, как могли, но когда легкий ветер донес до обоняния заманчивые запахи еды — припустили гораздо веселее. После первых тревог и волнений есть хотелось ужасно, аж живот сводило.
Внутри башни новичков перво-наперво встретила просторная комната с рукомойниками.
— Рожи с цапалками умойте и за столы пойдем, — сказал Фебр, показывая наглядный пример.
Его подопечные наскоро поплескались, а пока вытирали мокрые лица и руки полотенцами, парень нравоучительно сказал:
— Учтите, не знаю, как там у вас, а в Цитадели за чистотой следят строго. Перед трапезой руки и морды мыть обязательно. Одежу стирать раз в несколько дней. Не дай, боги, кто из наставников учует, что от вас потом воняет или ворот грязный заметит. Обувь тоже содержать в чистоте. У девок еще подмывальня есть, потом покажу. Там же в подмывальне и холстины найдете, ну, на краски ваши.
Лесана и Айлиша снова сделались густо-бордовыми.
— Ладно, хватит уже столбами стоять. Есть идем.
Парень толкнул высокую дверь и перед его совершенно оробевшими спутниками раскинулся просторный зал, со стоящими в ряды столами. За одним из этих столов, наверное, самым длинным, сидели юноши и девушки, одетые в такую же бесцветную одежду, что и вновьприбывшие.
— Садитесь, — кивнул Фебр на свободные места и тут же покинул растерянных спутников, отойдя за соседний стол к своим товарищам в черных облачениях.
Лесана огляделась. В обеденном зале собралось много народу, но стол, за которым сидели новички, действительно, был самым большим. Еще одна странность — все ученики цитадели — и парни, и девки — оказались облачены в одинаковые одеяния и одинаковую обувь. Только цвет одежды отличался. У новичков она была из небеленого грубого льна, а у тех, кто постарше: черная, как у Фебра, коричневая и темно-серая. Интересно, отчего так?
А еще дочка бортника увидела, что все ученики Цитадели и впрямь были пострижены коротко-коротко. От этого стало чуть легче на душе, все же одно дело быть белой вороной в стае черных собратьев, а совсем другое, если тебя окружают такие же.
Лесана продолжила озираться, отыскивая взглядами старших. Не могут же ученики одни сидеть? И правда, возле самого окна стоял пустующий стол, за ним никто не сидел, но ложки, миски и хлеб ждали едоков. Сразу стало ясно — это место креффов. Так оно и оказалось.
Высокая дверь снова открылась, и в зал вошли наставники. Их было около двадцати человек (девушка не успела точно разглядеть, да и побоялась, как бы не наказали за наглость, чай не коровы, по головам считать), а впереди всех шел мужчина, каких дочка бортника отродясь не видывала. Высокий, широкоплечий, прямой, словно высеченный из твердого ясеня. Он казался нестарым, хотя голова была вся седая, и двигался с хищной легкостью дикого зверя. Сколько ему лет, Лесана не взялась бы судить. Может сорок, может, пятьдесят, а может и тридцать… У него было чистое, лишенное морщин лицо и колючие прозрачные глаза. И веяло от этого человека такой силой, что хотелось вжать голову в плечи, а еще лучше — закопаться в стог сена и не высовывать носа.
При появлении наставников старшие ученики повскакивали с мест и застыли, ожидая разрешения сесть. Новички неуклюже и вразнобой последовали их примеру.
Окинув залу пронзительным взглядом, вошедший мужчина дал знак садиться.
Снова загрохотали отодвигаемые лавки, засновали между столов служки, разносящие по трапезной горшки, исходящие паром. Лесана невольно сглотнула голодную слюну и устыдилась собственной прожорливости — чего только не натерпелась за сегодня, должна бы слезы горькие лить и о еде седмицу не вспоминать, а уже позабыла и про отрезанную косу, и про порты, в которые облачена, и думает только о том, как бы набить брюхо. Но, к счастью, она такая оказалась не одна. Со всех сторон к стоящей горкой стопке мисок потянулись руки.
— Прежде чем приметесь за еду, я — глава Цитадели крефф Нэд, скажу новообращенным послушникам несколько слов.
Глубокий сильный голос разнесся над головами собравшихся.
Разговоры и гул сразу стихли.
— Запомните, среди вас нет больше детей пахарей и купцов. Тех, кто родился в городе или вырос в самой глухой веси. Девушек и парней, — обвел тяжелым взглядом Глава учеников, жадно внимающих каждому его слову. — Вы все теперь послушники. Отныне Цитадель ваш дом. Креффы — ваши отцы и матери. Остальные ученики — ваши соотчичи.
После этих слов новички начали недоуменно перешептываться. Страшно становилось даже подумать о таком! Все же не извергли их из рода, не изгнали насовсем, лишь отпустили на обучение! Как же теперь — чужие люди ближе родовичей, ближе отца, матери? Да и мыслимое ли дело не делить их на юношей и дев! Но нарастающий гул разбился о резкое:
— В Цитадели нет праздности и безделья. Вас привезли сюда учиться. Быть послушником — значит оставаться в послушании у старших, все пять весен и зим, которые вы будете в этих стенах. Только тот, кто от первого до последнего дня пройдет положенное ему испытание, получит звание мага. Иные, возможно, позднее станут креффами. Но о том пока не то что говорить, думать даже рано. И помните — обучение закончат не все из вас. Слабых духом Цитадель убивает, так как не может тот, кто не в силах защитить самого себя, защищать других. А вам предстоит стать единственным спасением людей от Ходящих В Ночи. Кто попустится страхом и жалостью к себе — не выживет.
Новообращенные послушники испугано охнули, под сводами залы пронесся ропот, а Нэд, грохнув кулаком по столу, в воцарившейся тишине так же спокойно, как прежде, продолжил:
— Если кто-то сейчас струсил и задумал сбежать, так я никого не держу. Ворота Цитадели открыты целый день, а ночью не запирается и калитка в стене — для тех, кого заход солнца застал в пути. Так что угваривать никого не стану. Только помните, — он усмехнулся, — едва отойдете от стен твердыни, охранная магия, что защищает крепость, перестанет действовать и беглеца сожрет первый же Ходящий В Ночи. А через несколько седмиц на обережном столбе у его селения появится метка, о том, что тут родился трус, предавший своих товарищей и род. И ни один маг более не станет помогать жителям места, породившего переметчика.
