Уже глубоко за полночь в темный покой заглянули двое. При свете лучины они оглядели открывшуюся глазам возмутительную картину и один из вошедших хмыкнул.
— Клесх, как думаешь, они — будущая тройка? — нарушил тишину негромкий женский голос.
— Не знаю, Майрико, какая они тройка, но они единственные кому хватило ума объединиться и сделать все для того, чтобы не застыть. Гляди, — он небрежно поднял уголок одеяла, — все, что было в сундуках, напялили.
Собеседница усмехнулась.
— Что ж, может, и выживут.
* * *
Затворив дверь покойчика, маги направились на верхние этажи Цитадели.
Они шли в молчании, думая каждый о своем и не слыша призрачного эха шагов, витающего под высокими темными потолками. О чем они думали? О тех далеких днях, когда сами очутились в стенах каменной твердыни — испуганные и жалкие? Вряд ли они помнили те времена. Ведь от полудикого мальчишки, выросшего в рыбацкой лачуге, и от девочки из глухого горного села не осталось ничего, кроме данных когда-то родителями имен. Былое подернулось зыбкой дымкой. Стало далеким, чужим. Ненастоящим.
По мрачным лестницам крепости, тускло освещенным чадящими факелами, креффы поднялись на самый верхний этаж. Тут было тихо и не так сыро. Здесь жили наставники и глава Цитадели. Клесх остановился, когда услышал за спиной короткий смешок. Обернулся, вопросительно глядя на спутницу, а она вдруг сказала то, о чем он и сам мельком подумал, идя по стертым от времени ступеням:
— Помнишь, когда тебя только привезли, ты был одет в такие смешные штаны до колен и весь грязный, как будто валялся в угле? Нурлиса сказала, таких, как ты, надо сначала кипятить с мыльным корнем, а уж потом спрашивать имя. А ты стоял посреди двора, смотрел на Северную башню и кричал от восторга: «Поди с нее плюваться далече можно!» — она старательно изобразила его просторечное «оканье».
Клесх в ответ только кивнул. Он смутно помнил тот день. Ему было всего одиннадцать лет, он никогда не бывал дальше каменистого берега Злого моря и всю дорогу до Цитадели ехал, постоянно сваливаясь с лошади. Он тогда оказался самым юным послушником магической крепости. Его привезли сюда в столь нежном возрасте только потому, что никому не хотелось ждать несколько лет, пока он повзрослеет, и снова тащиться в такую даль.
Майрико заглянула в холодные серые глаза и переспросила:
— Помнишь?
Он снова кивнул, но целительница только покачала головой:
— Не помнишь. Я помню.
Мужчина скупо усмехнулся.
— Потому что я содрал с тебя ту тряпку, которой у вас принято закрывать девок. И то, как ты орала при этом от ужаса, помнит, наверное, каждый.
Майрико опустила глаза, на миг погрустнев:
— У нас лицо девушки может видеть только муж. Сдернув покрывало, ты все равно что обесчестил меня.
— Я тогда этого не знал.
Они стояли друг напротив друга и молчали. Наконец, крефф не выдержал и спросил:
— К чему ты все это вспомнила?
Целительница задумчиво провела ладонью по коротким волосам — ото лба к затылку и обратно. Это был такой мужской, такой неправильный жест…
— Клесх, она — девчонка.
— Надо же. Я и не понял.
Волшебница вскинула на него злые глаза:
— Она первая девочка за много-много лет!
— И?
— Просто вспомни, какими мы были.
Он пожал плечами и устало ответил:
— Я помню. Я постоянно хотел есть и драться с теми, кто надо мной смеялся, но все они были старше. И меня постоянно лупили. А ты рыдала днями напролет из-за своей потерянной занавески, пока тебя не раздели и не высекли.
— Верно, — согласилась она и вдруг с яростью заговорила: — Поэтому нельзя забывать, что…
— …что если бы с тобой и со мной этого не сделали, мы вряд ли бы сейчас беседовали. Полагаю, мы вообще были бы очень молчаливы. Ведь покойники неболтливы.
Она зло поджала губы, обошла собеседника и направилась дальше по коридору, опережая его на пару шагов.
— Майрико, — окликнул он, по-прежнему не двигаясь.
Она остановилась, но не обернулась.
— Если ты решишь влезть и помешаешь мне, будет только хуже.
— Не будет. Я не помешаю, — она толкнула тяжелую темную дверь и вошла в ярко освещенный покой, не дожидаясь своего спутника.
В уютной маленькой зале было тепло, но обстановка оставалась такой же безыскусной, как и везде в Цитадели — стены из нетесаного камня, широкие лавки вдоль стен, покрытые тканками из грубой некрашеной шерсти, овечьи шкуры на полу. В углу — простой деревянный стол, а в стенах кованые светцы, в которых над плошками с водой ярко горели лучины. Очаг полыхал так, что пламя ревело в трубе, распространяя волны жара.
Клесх любил сюда приходить. Пожалуй, это было единственное место во всей крепости, где ощущался хотя бы призрачный уют. Но сегодня тут собралось слишком много народа. Майрико сразу неслышной тенью скользнула к расстеленным на полу шкурам, где устроилась свободно и в одиночестве. Места на лавках почти все были заняты — креффы сидели вольготно, наслаждаясь теплом, покоем и отсутствием учеников.
Рядом с Нэдом, неспешно пьющим ароматный отвар из деревянного ковшика, сидел Ихтор. Возле узкого длинного окна, закрытого по случаю непогоды ставнями, расположился Донатос. Он расположился отдельно от всех, закинув ногу на ногу и прикрыв глаза. Помимо этих троих в комнате находилось еще десять мужчин. Клесх поздоровался со всеми коротким кивком и прошел к дальней лавке, где еще оставалось свободное место.
Тяжелый взгляд Нэда скользнул по собравшимся, однако смотритель Цитадели остался недоволен увиденным и неодобрительно покачал головой. Темные брови сошлись в одну линию. Мужчина словно искал и не находил кого-то дерзкого, посмевшего не явиться на вечерю креффов.
В этот самый миг, когда лицо мага грозило превратиться в застывшую личину порицания, тяжелая дверь распахнулась и на пороге возникла женщина в невзрачном сером одеянии. Высокая, по-девичьи стройная, с коротко остриженными смоляными волосами, в которых тонким инеем мерцали седые пряди. На вид ей можно было дать и тридцать, и шестьдесят весен. И этим она была похожа на главу Цитадели, поскольку, как и он, казалась лишенной возраста. Новоприбывшая шагнула вперед, с грохотом закрыла за собой тяжелую створку. Темные глаза насмешливо оглядели собравшихся.
— Ну что, упыри, насупились? Без старой клячи Бьерги разговор не клеится?
Клесх поднялся на ноги, скрывая невольную улыбку, и с поклоном уступил вошедшей место. Женщина усмехнулась, села и еще раз оглядела всю честную компанию.
— Дона-а-атос…и ты здесь! А я думаю, что это так мертвечиной-то воняет…
