В середине 1870-х гг. в саду на средства купца 2-й гильдии Александра Васильевича Говорова, который выступил и подрядчиком работ, был сооружен фонтан.
8 марта 1932 г. храм закрыли для богослужения, а к весне 1933-го, несмотря на то что он состоял под охраной государства как памятник архитектуры, его снесли. Не сохранился и фонтан.
Введенский сад. 1934 г.
В 1934 г. за счет освободившейся территории сквер расширили.
1 июня 2003 г. в центре сада установили «Памятный знак на месте собора Введения во храм Пресвятой Богородицы», который создал скульптор Анатолий Дёма. Архитекторы проекта – С. Л. Михайлов, Николай Соколов и И. В. Вержбицкая.
Сад Веры Слуцкой
В октябре 1918 г. 15-ю линию Васильевского острова переименовали в улицу Веры Слуцкой.
Вера Климентьевна (настоящее имя Берта Брониславовна) Слуцкая (1880–1917) – участница революционно-освободительного движения в России, организатор Василеостровской районной ячейки Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков). Она работала на ситценабивной фабрике «И. А. Воронин, Лютш и Чешер» (Кожевенная линия, 34), которая в советское время стала носить ее имя, а теперь называется «Северный текстиль».
В первые же дни после Октябрьской революции Вера Слуцкая встала на защиту Красного Петрограда. Она выезжала на фронт, снабжая продовольствием и медикаментами солдат, сдерживавших атаки войск генерала Краснова. 30 октября 1917 г. в районе Пулкова она погибла от прямого попадания снаряда.
Выбор именно этой линии объяснялся тем, что Вера Климентьев на жила в доме № 70, одном из самых примечательных жилых домов 15-й линии, построенном в 1910 г. по проекту архитектора Михаила Еремеева и украшенном майоликовыми цветами – семью маками и семью подсолнухами – творением художника Петра Ваулина.
15-я линия стала единственной из существовавших тогда 27 номерных линий Васильевского острова, переименованных после революции, несмотря на то что созданная в 1925 г. Межведомственная комиссия по переименованию улиц «считала желательным, оставляя временно номерные обозначения линий, прибавить к каждой наименование по имени великих ученых или художников с тем, чтобы постепенно эти имена вошли в обиход». Более того, новое название практически не употреблялось и к 1930 гг. благополучно забылось.
Сад Веры Слуцкой
Тем не менее имя Веры Слуцкой закрепилось за садом, который расположен между домами № 50 и № 58 по 15-й линии, выходя на Донскую улицу. Сад образовался на месте домов, разрушенных в годы Великой Отечественной войны.
Весенний сквер
Сквер расположен перед домом № 12 по Новочеркасскому проспекту, напротив Весенней улицы. Он образовался в 1980-е гг. после сноса старого лицевого корпуса этого дома. Когда-то Весенняя улица шла дальше, как раз по нынешней территории сквера.
Сквер Викентия Грязнова
Скверу, устроенному в 1970-е гг. вместо так и не построенного дома № 22 по улице Пилотов в Авиагородке, 23 июля 2014 г. присвоено имя Героя Советского Союза бортмеханика самолета Ту-104 Викентия Григорьевича Грязнова (1928–1973).
Викентий Грязнов родился и вырос в Ленинграде. В 1947 г. окончил Вольскую военную авиационную школу механиков, в 1958 г. – Пермское военное авиационно-техническое училище. Служил авиамехаником, затем авиатехником звена и отряда в военно-воздушных силах Черноморского флота. В 1960 г. в звании капитана уволен в запас и вернулся в Ленинград. Здесь он по-прежнему работал авиатехником, но уже на гражданских судах, а через два года окончил Ульяновскую школу высшей летной подготовки и стал летать бортмехаником на самолетах Ту-104. Жил он здесь же, в Авиагородке (современный адрес – Штурманская ул., 22).
23 апреля 1973 г. его самолет совершал обычный рейс из Ленинграда в Москву. По дороге к бортпроводнице подошел человек с зажатой в кулаке бомбой и потребовал лететь в Стокгольм. Еще он потребовал пустить его в кабину. Командир решил возвращаться в Пулково; Грязнов вышел из кабины и начал переговоры с террористом, постепенно оттесняя его от пассажирского салона. Увидев, что самолет садится в Ленинграде, террорист взорвал бомбу. Грязнов и террорист погибли, самолет получил сильные повреждения, но смог сесть. Экипаж и пассажиры были спасены.
Сквер Виктора Цоя
Маленький скверик, появившийся в 1950-е гг. на месте разрушенного дома № 19 по Зверинской улице (угол Любанского переулка), 20 сентября 2012 г. получил имя рок-музыканта, лидера группы «Кино» Виктора Робертовича Цоя (1962–1990). Рядом, в доме № 15 по улице Блохина, он, продолжая традицию «поколения дворников и сторожей», работал оператором газовой котельной, которую сам назвал «Камчаткой». Сейчас на ее месте клуб с тем же названием.
Сквер Виктора Цоя
Виктор Цой окончил ПТУ, получил профессию резчика по дереву, но по специальности почти не работал. Свою музыкальную карьеру он начал как панк среди таких персонажей, как легендарный Андрей Панов по прозвищу «Свин» и его не менее колоритные друзья «Осёл», «Пиночет» и «Крыса».
Неизвестно, что бы стало с Цоем в этой компании, если бы его не услышал Борис Гребенщиков. Услышал и понял: «Это надо срочно записывать, пока это чудо функционирует». Именно Гребенщиков вытащил Цоя из «банды пьяных анархистов» (выражение Ильи Смирнова), привел в студию, помог создать группу (в первом альбоме Цоя играют трое музыкантов «Аквариума») и вообще помог ему стать тем, кем он стал.
Первоначально группа, которую основал Цой вместе с Алексеем Рыбиным и Олегом Валинским, называлась «Гарин и гиперболоиды», но они быстро поняли, что с таким непроизносимым именем на популярность рассчитывать нечего, и переименовались в «Кино». Раннее творчество Цоя отмечено склонностью к абсурдизму и эпатажу и колоссальным влиянием Гребенщикова и близкого друга Цоя Майка Науменко:
Злое белое коленоПытается меня достать.Колом колено колет веныВ надежде тайну разгадать —Зачем яСажаю алюминиевые огурцыНа брезентовом поле.
Гуляю, я один гуляю,Что дальше делать – я не знаю.Нет дома, никого нет дома,А я лишний, словно куча лома.
Я не вижу здесь их, я не вижу здесь нас,Я искал здесь вино, я нашел третий глаз,Мои руки из дуба, голова из свинца,Ну и пусть…
Мои друзья идут по жизни маршем,И остановки только у пивных ларьков.
После смерти в феврале 1984 г. Генерального секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Юрия Владимировича Андропова русский рок, до того существовавший полулегально, оказался фактически загнан в подполье. Для Цоя этот период ознаменован разрывом со слишком «левым» Рыбиным и появлением десятков песен «ни о чем», в которых очень трудно усмотреть глубокий смысл и которые мало чем отличались от советского эстрадного ширпотреба («Восьмиклассница», «Весна», «Ты выглядишь так несовременно», «Видели ночь», «Фильмы», «Когда твоя девочка больна»). Именно тогда Андрей Тропилло определил творчество Цоя как «мужественный попс». Но тогда же была написана песня, ставшая гимном поколения, понимавшего, что так жить нельзя, но не знавшего, как можно:
Перемен требуют наши сердца,Перемен требуют наши глаза,В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен:«Перемен!Мы ждем перемен!».
Не надо только забывать, чем эта песня кончается:
Сигареты в руках, чай на столе – так замыкается круг,И вдруг нам становится страшно что-то менять…
В 1986 г. начинался новый этап в творчестве Цоя – он, наконец, обрел свой голос. В 2010-х г. некоторые депутаты Государственной думы, слышавшие одну песню, и ту не до конца, стали утверждать, что так не бывает: дескать, человек не может так перемениться, а потому новые песни ему сочиняли некие кураторы из ЦРУ. Нет, это нормальный процесс становления таланта. Ни один поэт, будь он хоть трижды гением, не начинает с шедевров, и тот же Некрасов сначала написал «Мечты и звуки» и лишь потом – «Пьяницу» и «В дороге». Так и Цою, чтобы создать «Группу крови» и «Звезду по имени Солнце», надо было пройти через «Бездельников» и «Восьмиклассниц».
Он собирал стадионы по всей стране, он снимался в главной роли в остросюжетном фильме Рашида Нугманова «Игла». Для него это был шанс уйти от «папиного кино», каким он считал почти весь советский, да и зарубежный кинематограф. Он вообще был максималистом, это про себя он написал:
Кто живет по законам другимИ кому умирать молодым.Он не помнит слово «да» и слово «нет»,Он не помнит ни чинов, ни именИ способен дотянуться до звезд,Не считая, что это сон,И упасть опаленным звездойПо имени Солнце…
По своему поэтическому и музыкальному дару, по силе обличения Цой, безусловно, уступал и Борису Гребенщикову, и Александру Башлачёву, и Юрию Шевчуку, и даже Майку Науменко и Михаилу Борзыкину. Тогда в чем же секрет его популярности? Наверное, в том, что все вышеперечисленные получили прекрасное образование, были интеллигентами до мозга костей. Они и ориентировались в основном на интеллигенцию. Их творчество – это, с одной стороны, продолжение традиций классической русской поэзии («Здесь забыто искусство спускать курок / И ложиться лицом на снег»), а с другой – своеобразное ответвление бардовской песни. А Цой – пэтэушник, он был своим для миллионов обычных молодых людей, его песни просты и понятны. Просты и понятны – не значит примитивны, афористичность, вообще характерная для рок-поэзии этого направления, у позднего Цоя достигает совершенства:
