— Вот, — с нежностью в голосе сказала она, — выпей еще. — Когда он был навеселе, то казался спокойнее, а потому, думала Сильвия, чувствовал себя счастливее. Оттаяв, он погладил ее по руке.
— Моя маленькая неряха.
— Думаю, этот дом так действует на тебя, — мягко проговорила она. — Наверное, тебе не нужно было приходить сюда. Только сильные женщины вроде меня могут спать рядом с мертвецом.
Ее слова понравились ему. Он гордился своей впечатлительностью, хотя в последнее время она тревожила его.
— Куда мне еще идти? — надулся он. — Несмотря на твою глупость, ты единственная родная мне душа в этом ужасном городе.
Сильвия улыбнулась и закрыла глаза. Постоянные обиды не ожесточили ее, и почти каждое сказанное им слово отдавалось в ее душе болью. Но на лице не отражалось ни тени страдания.
— До сих пор тебе нравилось таскаться по чужим домам, — заметила она.
— Здесь все рушится, — с горечью проговорил он. — Дом так и кишит тараканами. Я не смогу здесь спать. Они топчутся на голове, будто слоны. А Реи такой дурень, что не может даже заварить чай.
— Говорила я тебе, ты еще пожалеешь, что уволил тех двух туземцев, — сказала Сильвия. — По крайней мере, тот грязный старый черт, что повыше, хорошо стряпал.
— А я не жалею, — по-детски заупрямился он. — Нечего меня утешать. Только дураки жалеют. Я — никогда!
Он не хотел обидеть ее. Он считал ее неспособной на сильное чувство, неспособной понять и половины его слов. Просто ему нужно было кому-то изливать душу. Но теперь, глядя в безмятежное лицо Сильвии, он позавидовал ее трезвому, простому взгляду на жизнь. Он встал, опустился у ее ног на пол и зарылся носом в подол ее юбки. Сильвия погладила его по голове и улыбнулась. Она уже почти не обращала внимания на его вспышки раздражения, потому что они всегда завершались вот так.
Она напоминала Вашингтону не мать, а сестру, которая была на десять лет старше и заботилась о нем все его детство и юность. Эта прямая, самоотверженная хромая женщина жила в Мельбурне и занималась «художественной» керамикой.
Он мечтал жить с ней в доме на холме по соседству с самыми видными государственными служащими. Презирая успех, он вместе с тем стремился к успеху и хотел прославиться на весь мир. Но за семь лет экстравагантной жизни на маленькую зарплату он ни на шаг не приблизился к своей цели. У него не было денег на строительство собственного дома, а государство не предоставляло ему жилья. С жильем было трудно, а первыми в списке ожидающих заселения стояли имена людей с высоким заработком. В жилищном отделе ему говорили, что у него в конце концов есть крыша над головой, пусть даже там полно тараканов и гекконов, а пол изъеден паршивыми белыми муравьями. Ему еще повезло. Большинство холостяков живет в невыразимо более кошмарных условиях и едва не сходит с ума от вечного шума и неудобств.
Несколько лет он был почти всем доволен. Он любил тропики и свой дом до тех пор, пока он не начал разваливаться на части. Обычно он держал двух слуг-папуасов, а временами и целых пять, и все они относились к нему дружелюбно и даже по-настоящему привязывались к нему. Он был беден, но это его забавляло. Всегда оставалась надежда на продвижение по службе, а значит, и на получение дома. Полгода назад эта надежда испарилась. Доходное место в управлении отдали кому-то другому. Дом его — совсем развалина. Одежда вся заштопана, магазины требуют оплаты счетов. А его сестра все так же занимается керамикой и в письмах уже не спрашивает брата, как продвигаются дела с домом. Наверное, государство не может предоставить жилье, и, уж конечно, сам он не сумеет построить себе дом. Людям стало трудно с ним общаться, и все решили, что, в конце концов, он не такой уж занятный собеседник. Если бы Вашингтону предложили работу на юге, он бы с радостью согласился.
И вот, словно испуганный щенок, он зарылся носом в складки юбки Сильвии. Она гладила его по голове.
— Я не могу спать, — глухо прозвучал его голос. — Если б я смог заснуть. Я не спал уже несколько недель.
— Тебе нужно что-нибудь принимать, — посоветовала Сильвия.
— Всю ночь вокруг бродят люди. Я знаю. Я слышу их шаги. Вчера ночью кто-то забрался в мой дом.
— Ерунда, — пробормотала Сильвия, гладя его по голове.
— Говорю тебе, там кто-то был, — настаивал он. — Я лежал с закрытыми глазами — не спал, я не сплю последнее время. Это был туземец, я почувствовал его запах. Я видел его.
— Наверное, это был Реи, — предположила Сильвия.
— Я спрашивал его, он говорит, что не приходил. И вообще, ты что, думаешь, я бы не узнал Реи?
— Ну, может быть, он солгал, а? Может, ему показалось, что ты хочешь его в чем-то обвинить. Может, он искал там сигарету или что-то еще.
— Это был не Реи! — Он почти кричал. — Это мог быть кто-нибудь из проклятых керемов, но хрен редьки не слаще. — Он не верил в то, что это мог быть кто-нибудь из керемов, но ничего больше сказать не осмелился. Он даже был убежден, что это не туземец. Был ли это человек? Или просто полоса лунного света? И только размышляя об этом, Филипп укрепился в своих подозрениях. И запах был не таким, как его запах. Он почуял его так же явственно, как и полчаса назад в коридоре. Этот запах запомнился ему навсегда. Этот запах он носил с собой повсюду. Казалось, что он будет преследовать его до конца жизни.
— Зачем им это могло понадобиться? — спокойно спросила Сильвия.
Филипп нервно рассмеялся.
— Хотят вернуть свое, ведь я вышвырнул их на улицу. Наверное, захотелось пурри-пурри или чего-то еще.
— Колдовство! — Она вскинула брови и улыбнулась. — Чепуха. Сдается мне, ты все это выдумал. — Предвидя еще один взрыв, она потянулась за единственным известным ей лекарством и налила ему еще джина.
— Вот, выпей, милый. Ты нервничаешь. Ты не высыпаешься.
— Как я могу выспаться, — жалобно проговорил он, — если всю ночь вокруг дома ошиваются эти туземцы.
Но джин оказал свое действие, и Филипп начал успокаиваться. Его рука принялась ласкать бедра Сильвии. Она любит его, милая, глупая Сильвия. И сестра его любит. И даже Реи был предан ему, хотя он плохо готовил и не умел отгонять собак. Скоро он купит землю и построит собственный дом, и пусть они катятся ко всем чертям. Плевать на Тревора Найала, потому что у него будет свой дом, и люди будут уважать его и приходить к нему на обед, и дивиться его гостеприимству. Он знал, как по-особому подать пау-пау. Он выпишет сюда китайского повара — иммиграционная служба, если не скупиться, не будет препятствовать. Он уже составлял меню для первого званого обеда и список гостей. Тревора Найала, решил он, среди приглашенных не будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
