Хамза Мирза попытался за улыбкой скрыть свое дурное настроение. И в самом деле, ему было смешно, что человек, доставивший дурную весть, без конца повторял слово “высокочтимый”.
Но принц не смог долго владеть собой. Губы дрогнули, щеки затряслись.
— Ты знал содержание письма, которое привез?
— Знал, — прямо ответил Тэчгок сердар. — Я присутствовал при написании данного послания. Высокочтимый Говшут хан обсуждал со своим окружением каждое слова письма.
Ответ подействовал на принца еще более удручающе. Значит, неприятные слова, заключенные в письме Говшут хана, не его личное мнение, в нем выражено отношение к Хамзе Мирзе всех текинцев.
— Когда ты совал за пазуху такое письмо, тебе не показалось, что ты засунул туда змею? Ты ведь не пастух, тебя послом отправили.
— У нас в народе бытует мудрость “Послу смерти нет”, высокочтимый принц. И поэтому…
— Согласен! — перебил Тэчгок сердара Хамза Мирза. — А ответ на письмо Говшут хана такой. Значит так, скажи своему хану. Если ему не жаль своих людей, детей и стариков, после таких слов пусть готовится к войне, пусть седлает коней!
— Туркмены всегда на коне, высокочтимый принц.
— Раз так, я очень скоро покажу вам, кто и где кому должен крутить хвосты, эншаллах!
— И мы Аллаха на помощь призываем.
— Если вы обращаетесь к Аллаху, Говшут хан увидит, как голова его скроется в клубах пыли из-под конских копыт, посол!
Тэчгок сердар, не ожидавший от Хамзы Мирзы иного ответа, уверенно заявил:
— Конь вынесет конскую пыль!
Взяв из рук трясущегося Гара сертипа бумагу, Хамза Мирза вдруг вспомнил слова Тэчгок сердара “Послам смерти нет!”.
— Отпустите послов с миром! — и резко пошел обратно. Его грузная фигура скрылась за пологом высокого шатра.
Гара сертип успокоился.
— Слава тебе, Господи!
25-го дня месяца Сапар полки, загрузившись запасом продовольствия волоча за собой еще 24 арбы с пушками, строились в строй на окраине Мерва. На следующий же день орда направилась к укреплению текинцев.
Сейит Мухаммет Алы аль-Хусейни.
Туркмены нападали то с той, то с другой стороны, не давая покоя. Они убнаших сербазов и захватили 15 верблюдов боеприпасов.
Жорж Блоквил.* * *
Письмо, переданное Говшут ханом через Тэчгок сердара, превратило душу Хамзы Мирзы Хишмета Довлета в осиное гнездо, которое оно к тому же и разворошило. Теперь уже не оставалось сомнения, что разбуженные злыдни вырвутся наружу, известно, и куда они полетят.
Как только туркменский посол отправился назад, Хамза Мирза изменил свои намерения, и охоту заменил на поход в гараяп. Были проверены и приведены в порядок пушки и ружья, стерта пыль с сурнаев и кернаев, кони и мулы напоены и запряжены.
По расчетам Хамзы Мирзы, войско, благополучно пройдя три фарсаха пути от Мерва до Гараяпа, самое большее за два часа уничтожит укрепление текинцев и к вечеру того же дня либо на следующее утро вернется обратно. Тем не менее генерал-снабженец по распоряжению Гара сертипа взял с собой в дорогу запас продовольствия на несколько дней.
Десятого сентября 1860 года тяжелое войско гаджаров начало поход на Гараяп. Для охраны оставшегося в Мерве имущества и продзапасов был оставлен генерал Ага Реза хан Ажданбаши. В его распоряжение было отданы полки Хояна и Дамгана. В помощь им были приданы наемные сербазы из Газвина.
Ага Реза хан Ажданбаши должен был не просто охранять крепость, оставленную большинством воинов, но и позаботиться об угощении для сербазов, которые, возможно, вернутся вечером или на рассвете следующего дня, а также заготовить корма для животных.
Пока последние части выходили из Мерва, передних уже не было видно. Серая пыль, поднятая с уже давно не видевшей влаги земли, мгновенно покрыла лица людей, животных, цвет деревьев изменился до неузнаваемости. Листья растущих у дороги тыкв сплющились под тяжестью свалившегося на них груза. И даже птицы были вынуждены попрятаться в гнезда.
Пугало не столько могущество огромной армии с двадцатью четырьмя желтыми пушками, страшнее была стена пыли, поднятая ими и видная издалека. Мервская земля уже давно, наверно, со времен Чингизхана, не видела такой опасности.
Группа знати человек в двести оторвалась от основного войска на значительное расстояние. Некоторые из них, несмотря на едущего впереди на белом коне Хамзу Мирзу, вели себя как шаловливые дети. Особенно бесновались они, проезжая через брошенные села, из которых, опасаясь иранцев, бежали в спешке, оставляя часть всоего имущества. Они протыкали штыками висящие на столбах бурдюки или забытые мешочки из-под кислого молока — сюзьмы, не спокойно не ехали. Словом, сербазы, без боя взявшие Мерв и надевшие на себя победную тогу, были на подъеме.
А как веселились сербазы, узнав, что в день вхождения в Мерв в Тегеране и на родине Хамзы Мирзы Хорасане были устроены пышные торжества. Им казалось, что празднование победы продолжается и по сей день. Они были в превосходном настроении, словно впереди им не предстояла стрельба и звон сабель, они даже попадавшихся на их пути кошек задевали.
Блоквил знал, что в мусульманских странах с особым почитанием относятся к очагу, казану, дастархану, и поэтому был немало удивлен, увидев, как один из сербазов стал целиться из ружья в перевернутый возле очага казан.
— А разве стрелять в казан не грех, сербаз? — спросил он.
Сербаз вопроса не услышал. “Но ведь мусульмане тащат за собой пушки, чтобы не только в казаны, а и в самих мусульман стрелять!” — сам себе ответил капрал и на том успокоился.
Гара сертип, следивший за движением войск, увидел Блоквила и остановил коня возле него. Сертип не видел его со вчерашнего дня, поэтому приветливо поздоровался с французом, спросил, как у него настроение. Весь вид его говорил о том, что у него великолепное настроение. Да и на коне он сидел как-то по-особому, лихо.
В селе Эгригузер не было ни единой живой души. И поэтому сертип, увидев собаку, развалившуюся возле коровника, привычного для нее места, спросил:
— Видишь вон ту собаку, господин?
— Вижу, генерал.
— Тогда у меня к тебе один вопрос.
— Задавайте, господин, постараюсь ответить, если знаю.
Гара сертип задал совершенно неожиданный для Блоквила вопрос:
— Кто преданнее родине — человек или собака?
“Что все это значит?” — подумал Блоквил, повторяя про себя услышанное.
— На первый взгляд он прост, но это очень сложный вопрос, господин генерал. Среди собак тоже бывают предатели, но среди людей их гораздо больше.
Гара сертип остался доволен тем, что заданный им прямо вопрос привел европейца в замешательство. А потому продолжил.
— Видишь, текинцы предали свою Родину, бросили насиженные места и удрали. А собака оказалась преданнее, она не бросилась вслед за ними, осталась сторожить свою землю. Какой удивительный случай!
Блоквил никак не мог понять скрытого смысла этого разговора. Но он и не стал задавать сертипу лишних вопросов, не стал возражать ему.
— Зверь он и есть зверь, господин. Захочет — уйдет, а нет, так и будет лежать на привычном ему месте.
Хоть его ответ и не устроил, сертип не стал набрасываться на француза. Он просто ошарашил его вопросом:
— Как ты думаешь, можно убить ее одним выстрелом, чтобы она даже не взвизгнула?
Подумав немного, Блоквил решил воспротивиться желанию сертипа.
— Я ситаю несправедливым стрелять в собаку, которая так предана своей родине.
Гара сертип со смеющимися серыми глазами хитро улыбнулся.
— У европейцев несколько иные понятия, чем у нас. А вернее, они более поверхностны. — Заметив вопросительный взгляд собеседника, генерал продолжил. — Партиотизм врага для тебя самая большая враждебность. Не забывай этой истины.
— Да собаки — они ведь всюду собаки.
— Нет, господин, в этом ты неправ. Собака врага для тебя тоже враг.
Блоквилу пришлось промолчать.
Гара сертип выхватил двуствольный французский пистолет.
Видя, что начатая ими пустая болтовня обретает зловещие очертания, француз решил заступиться за безвинную собаку:
— Зачем же в нее стрелять? Пусть животное живет столько, сколько Бог ему отпустил.
— А мне хочется стрелять в нее! — седовласый генерал в глазах француза превратился в капризного ребенка.
Блоквил сделал последнюю попытку спасти собаку.
— Но ведь она даже не исполнила своего собычьего долга, ни разу не залаяла на нас. И наших коней не спугнула.
Но все равно эти слова не растопили лед в сердце Гара сертипа.
— Она заслужила пулю хотя бы за то, что не выполнила свой собачий долг!
Блоквил понял, что дальнейшие уговоры ни к чему не приведут, и перестал препираться с упрямым сертипом.