Блоквил понял, что дальнейшие уговоры ни к чему не приведут, и перестал препираться с упрямым сертипом.
Словно догадавшись о злом умысле подошедшего поближе всадника, собака встала, но и не подумала бежать, поняв, вероятно, что это ее не спасет.
Гара сертип взвел курок.
Блоквилу было безумно жаль собаку, и он опять не выдержал:
— Стоит ли тратить на собаку пулю, когда впереди нас ждет большой бой…
— Уничтожить вражью собаку тоже благо, господин! — довольным своим ответом, сертип приободрился. Раздался выстрел.
Нацеленная в голову собаки пуля попала в заднюю часть ее туловища. Задрав нос, обезумевшая от боли собака взвыла. Вместе с тем она жалобно смотрела на людей, словно пытаясь запомнить своего обидчика.
Когда Блоквил встретился взглядом с собакой, по телу его пробежали мурашки. Казалось, собачьи глаза говорили человеческим языком: “Вы, люди, деретесь между собой. А чем вам не угодила безвинная собака? Я ведь так вас испугалась, что лежала тихонько, даже не лаяла. За что вы меня пристрелили? Или это в характере людей — вымещать зло на невинных? Деритесь между собой, если хотите, но зачем же нас-то трогать? Когда же вы станете людьми, люди? Это вы натравливаете собак друг на друга. Когда поумнеете? Если бы вы могли испытать хотя бы каплю той боли, которая разрывает мое тело…” И вместе с тем полные боли и тоски глаза собаки молили людей о помощи. “Ах, ты, доверчивый зверь! Разве стал бы так пытать тебя человек, способный на сострадание!” Испугавшись взгляда собаки, прочитав в них надежду, Блоквил чуть было не крикнул: “Это не я стрелял в тебя! Это Гара сертип пристрелил тебя!” Но собака взвыла во второй раз, и это заставило Блоквила оставить свои мысли при себе.
Собрав последние силы, раненая собака набросилась на своего обидчика. Брыжжа кровью, она прыгнула на голову коня Гара сертипа. Конь отпрянул назад. Сертип вылетел из седла. Но он успел, не поднимаясь с места падения во второй раз выстрелить в собаку.
Собачий вой сразу же прекратился. Она соскользнула с головы коня, словно сорвалась с веревки, и распласталась на земле.
На последнем издыхании собака все же отомстила своему палачу. Гнедой конь Гара сертипа, обезумев от боли, начал кружить на месте. Оказывается, острые когти собаки вонзились в глаза лошади и вывели их из строя!
Человек сделал врагами два безвинных животных. Носясь вокруг с залитыми кровью глазами, конь чуть было не затоптал своего хозяина. Схватив головной убор и пистолет, Гара сертип едва успел увернуться от конских копыт, не оказаться искалеченным.
На звуки выстрелов подбежали несколько сербазов, но, увидев убитую собаку, успокоились. Один из них спрыгнул на землю и попытался поймать коня Гара сертипа. Конь с окровавленной мордой, как только прикоснулись к его узде, вырвался и пулей отскочил в сторону. Он вновь чуть было не растоптал своего хозяина.
Будучи виноватым во всем случившемся, сертип грозно посмотрел на сербаза и выругался. Потом испуганно посмотрел на мертвую собаку.
— У них и собаки, как они сами!
Блоквил не нашелся, что ответить.
Сертипу привели другого коня. Поехав рядом с Блоквилом, он продолжил прежний спор:
— Видел, господин?! Уж теперь-то ты согласишься со мной, что эту собаку нужно было пристрелить?..
* * *
Бастион туркмен находился на правом берегу реки. Чуть ближе была еще одна цитадель, явно построенная позже. Это была вытянутая в длину песчаная насыпь. На этой высоте были установлены две желтые трофейные пушки, захваченные у Мэдэмин хана во время Сарахсской битвы 1855 года. По сообщениям шпионов, сумевших проникнуть в крепость туркмен и текинцев, захваченные у гаджаров другие пушки должны быть установленными у входа другой, основной крепости. Гаджары пока никак не могут понять смысла поступков туркмен.
Однако Блоквил считает, что туркмены посчитали, что даже если первые пушки будут захвачены, то дальние, иранские, будут стоять в обороне.
Стоя на левом берегу Мургаба, Гара сертип рассматривал крепость туркмен. Его срочно позвали к Хамзе Мирзе. Он получил от главнокомандующего приказ и быстро вернулся назад.
Приказ Хамзы Мирзы заключался в том, чтобы изъять у туркмен две иранские пушки, захваченные у сербазов-дровосеков. Конечно, после окончания боя эти пушки можно было бы вернуть себе без труда. Но по мнению Хамзы Мирзы, эти пушки могут пострадать, когда по туркменской крепости будет открыт огонь. К тому же нельзя допустить, чтобы иранские пушки крепили боевой дух туркмен, находясь в их руках. А в-третьих, если пушки будут отобраны до начала схватки, вполне возможно, что туркмены сдадутся без боя.
И хотя главнокомандующий не станет отчитываться за те почти три сотни сербазов, уже нашедших вечный приют на туркменской земле, и за тех, что сложат головы в предстоящей битве, но за пушки ему придется держать ответ перед Насреддином шахом. И поэтому, прежде чем вступить в бой, надо составить группу из самых отважных смельчаков и позаботиться о том, чтобы перетащить пушки на этот берег реки.
Пока собирали храбрецов, мало что понимавших из происходящего на левом берегу реки, а также кто и как охраняет пушки, Гара сертип велел принести к нему флаг с изображением солнца и льва. Никто, кроме него, не знал, для чего он это сделал.
Вскоре была выстроена группа добровольцев, согласных жизнь свою отдать ради выполнения приказа хамзы Мирзы. В ней было около сорока сербазов. Блоквил, сомневающийся, что такая маленькая группа сможет противостоять многим тысячам туркмен, даже если они будут вооружены только чабанскими посохами, и вернуться назад в целости и сохранности, решил, что это просто тактический ход: добровольцы отправляются на смерть, чтобы поднять дух всей армии. Пока есть добровольцы, готовые идти на смерть ради слова, ради желания главнокомандующего, тяжелое войско на этой стороне реки ничего не должно бояться, выступать без страха и упрека. А победа всегда на стороне сильных духом.
Оказывается, Гара сертип велел принести флаг с изображением солнца и льва для поднятия духа добровольцев. Сербазы, вызвавшиеся исполнить высокий приказ, должны были поклониться знамени, чтобы зарядиться от него хищной силой льва и обжигающей энергией солнца.
Волонтеры и в самом деле были все, как на подбор, могучими людьми. Все, кроме одного, были высокого роста, косая сажень в плечах. Но один из них был будто для насмешки предназначенным — щупленький, невысокого роста, да еще с выпирающим брюшком. Пышные черные усы под горбатым носом, скорее всего, нужны были ему для придания солидности. Но даже усы не могли ничем помочь ему — слишком уж он был мелок. Конечно, маленький рост еще ни о чем не говорит, вовсе не обязательно, что только люди могучего телосложения бывают сильными и смелыми. Можно предположить, что этот нукер, в среднем лет на десять-двенадцать старше остальных, примкнул к рядам добровольцев ради славы. Потому что, если удача улыбнется им, и они благополучно вернутся назад, несомненно, заслуги их будут отмечены непременно. К прославленным героям везде относятся с особым почтением. И Иран не исключение.
Этот черноусый тщедушный гажар встал рядом с огромным предводителем группы, вторым в ряду. Поскольку с другой стороны от него стоял сербаз не меньших габаритов, он и вовсе потерялся между ними.
Поскольку они уже вступили на поле боя, Гара сертип выглядел энергичнее обычного, строевым шагом он подошел вплотную к предводителю, поставил перед собой знамя, чуть ли не касаясь им лица командира подразделения.
— Сербаз, отправляющийся выполнять высокий приказ высокочтимого Хамзы Мирзы Хишмета Довле, как тебя зовут?
— Меня зовут Хасан, высокочтимый сердар. — Сербазу вдруг показалось, что это слишком короткое имя для человека, поставленного командовать группой, и он добавил. — Хасан хан Махмут Мешхеди!
— Хасан хан Махмуд Мешхеди, как ты думаешь, для чего я держу это знамя перед твоим лицом?
— Уважаемый сертип! Вы держите его, чтобы напомнить мне, что я должен беречь честь великого знамени!
Не успело знамя переместиться к нему, как маленький пуздан затараторил:
— Высокочтимый сердар! Я Нусратул Алы Шехабил хан Хорасани. Никакая сила в мире не способна повергнуть великое знамя Ирана, оно будет поднимать дух самым смелым сербазам, которые ни за что и никогда не опорочат свой народ, оно придаст им силы, ведь это несравненное, священное знамя моего народа. Сербаз, вступивший в бой под таким знаменем, способен сокрушить несокрушимые бастионы, великие крепости…
“Если ты и работаешь так, как говоришь, от тебя многого можно ждать!” — подумал про себя Гара сертип, перенося знамя к третьему сербазу, а тем временем коротышка все продолжал говорить. И если бы предводитель не толкнул его в бок, он бы никогда не остановился.
