неожиданно впадаете в ярость? Этот список можно продолжать до бесконечности. Я хочу вас подвести к основной мысли этой книги: если у вас регулярно появляется какое-то неприятное и сильное чувство, ощущение или какая-то мысль, которые не дают вам покоя, это может быть связано с психологической травмой. Возможно, это фрагмент вашей травматической реакции.
Такие необъяснимые переживания глубоко сбивают с толку и встречаются гораздо чаще, чем кто-либо готов признать. То, что мы сейчас ищем, – это паттерны ваших реакций на какой-то внешний раздражитель, связанные с этим ощущения и когнитивные модели. Если вы где-то «застряли», если что-то повторяется снова и снова, это может стать подсказкой того, какая у вас была травма, намеком на то, что хранится глубоко в памяти, но игнорируется сознанием. Я пытаюсь донести, что, если вы не помните о каком-то конкретном травматическом опыте, это вовсе не значит, что у вас его нет: если есть травматическая реакция, то и травма тоже есть.
Есть несколько типов скрытых травматических переживаний. Один из них довольно очевиден: мы не помним событий, которые произошли с нами до трехлетнего возраста. А результаты недавних исследований и вовсе показывают, что у некоторых людей так бывает до семи лет[25]. Поэтому, независимо от того, что могло с вами случиться в раннем возрасте, вы можете совсем и не помнить об этом.
Прежде чем мы продолжим, вспомните, о чем мы говорили в предыдущем разделе: обычно привязанность формируется до трехлетнего возраста. Скорее всего, вы не помните, что происходило с вами в младенчестве, – это хранится слишком глубоко в вашей памяти. И если у вас была травма отношений или привязанности, то доступ к этим воспоминаниям у вас будет закрыт. Это ваш опыт. Вы живете с ним, но ничего из этого не помните.
Есть еще одна разновидность травмирующего опыта, которая по определению скрыта, – травма поколений[26], которую нам могут передать родители, дедушки, бабушки и далекие предки. Исследования в области психологии и неврологии приводят все больше данных о том, что мы несем в себе травмы тех, кто жил до нас[27]. Поэтому, если у тех, кто вас воспитывал, была в жизни тяжелая психологическая травма, она может быть передана и вам, как мы обсуждали в разделе о привязанности. Когда травмированный родитель выстраивает взаимоотношения с ребенком, его травма отражается на способе их взаимодействия[28].
Еще более невероятный способ передачи травмы из поколения в поколение – это эпигенетическая травма, когда события и переживания в жизни одного человека действительно отражаются в структуре ДНК. Если вы специалист в области естественных наук, то знаете про эпигенетику все. Если вы обычный человек, то я вкратце объясню вам, что это такое.
Эпигенетика буквально означает «сверхгенетика». Это отрасль науки, изучающая часть ДНК, которая изменилась под воздействием определенных внешних факторов (например, особенностей диеты, режима сна). Крошечные фрагменты с генетической информацией добавляются в нашу ДНК или исчезают из нее в качестве реакции на условия нашей жизни. Они включают или выключают какие-то гены, помогая человеку адаптироваться к условиям окружающей среды, но при этом не вносят серьезных изменений в его генетический код. Цепь ДНК сама по себе при этом не меняется, меняется то, как она проявляется и действует. ДНК дается нам при рождении, но окружающая среда воздействует на нее, и в результате появляемся именно мы. До недавнего времени мы думали, что все эти эпигенетические штуки перепрограммируются, когда женский организм производит яйцеклетку, а мужской – сперму. Мы думали, что у каждого поколения был шанс максимально эффективно воспользоваться полученным по наследству генетическим кодом, но теперь мы знаем, что какая-то часть эпигенетической информации передается с рождения. Все это приводит к колоссальным последствиям: то, что происходило с вашими родителями в течение их жизни, может серьезно повлиять на вас, ваших детей, их детей и так далее. Мы получаем все больше данных о том, что травматические переживания могут воздействовать на эпигенетический слой генетической информации и что они могут наследоваться будущими поколениями. Результаты исследований, проведенных с участием людей, показали, что травматические физиологические и психологические характеристики передаются от одного поколения другому. А данные, полученные после исследований на животных, доказывают, что даже страх и восприимчивость к угрозам могут передаваться по наследству.
Надеюсь, чтение этого раздела убедило вас в том, что травма может быть скрытой независимо от того, детская она, связанная с воспитанием или наследственная, и часто это бывает именно так. При этом человек совершенно сбит с толку, потому что страдает от последствий психологической травмы, о которой не помнит, и поэтому не может соотнести ее со своими симптомами. Тело и эмоции подсказывают ему, что травма есть, но вспомнить о ней он не может. От этого человек запутывается и начинает стыдиться еще больше.
Здесь я могла бы рассказать вам о многих людях, с которыми мне довелось повстречаться, у которых была скрытая травма отношений или обычная психотравма. Вспоминаются мне очень многие, потому что скрытая травма – дело распространенное. Я могу даже рассказать о чем-то из личного опыта. Но давайте лучше познакомимся с историей Сэм, после которой я изменилась сама. Я размышляла об этой женщине: о том, что с ней случилось, и о том, какое значение имеет произошедшее для нее и для всех нас. Сэм помогла мне в полной мере осознать, что такое травма и какой вред она может причинить.
Я познакомилась с Сэм в одной из групп психологической поддержки, когда работала в реабилитационном центре. На тот момент ей было сорок два года. Она попала в центр из-за проблем с алкоголем и клинической депрессией. Это была очаровательная и остроумная женщина – она сразу мне понравилась. Однажды, отработав с одной из групп, я шла по коридору в спальном блоке, где жили пациенты, и услышала: «Привет, мисс Сара, какие классные у тебя ботиночки!» Это была Сэм, которая, лежа на кровати, рассматривала тех, кто проходил по коридору. Я ответила с улыбкой: «Что ж, спасибо, мисс Сэм». Она пригласила меня зайти и посидеть с ней – я так и сделала. Мы говорили про занятия в группе, и я спросила, что она думает о них.
«У меня такое чувство, будто я могу сказать что угодно и меня не осудят, – а я к такому не привыкла», – ответила она. Сэм рассказала мне, что никогда ни с кем не откровенничала, даже с самой собой. Она объяснила, что не верит в то, что у нее клиническая депрессия, а думает, что это «клинический стыд». Сэм поделилась со мной мыслями о том, что всю
