Удивительно, но в сортире не пахло дерьмом. Он был настолько подозрительно глубок, что один из бойцов бросил туда под общий смех гранату…
Я заметил, что в доме не было верхней одежды, ни взрослой, ни детской. В хлеву уже изрядно посвежел воздух, все двери были открыты, а обиходная утварь лежала, будто на просмотр. Они ждали нас… Солдаты набивали карманы сухими фруктами – тутовником, урюком, кишмишем. Кто-то хотел забрать сахар. Я вяло попытался его остановить: «Не бери. Им зимовать». Подействовало.
На обратном пути пришлось надолго, часа на два, притормозить. По всем признакам участок дороги между двумя кишлаками Махмадхейль и Даври-Рабат приготовил нам парочку сюрпризов. Начнем с того, что было пасмурно и никакая авиация помочь нам не могла. На полях придорожных было пусто. И ни одного скота: «ни вола, ни осла…». Соответственно, не было и людей на дороге. А ведь пора возвращаться с базара в Даври-Рабате или в Кундузе. За нами шли четыре афганские бурбухайки, вроде бы им нужно было через перевал Ирганак в Мазари-Шариф. Так вот, на предложение обогнать колонну они не отреагировали. Вернее, просто отстали еще метров на пятьсот.
Ну, не ошиблась разведка. Пару «закладок» они приметили. А поскольку ни обойти, ни объехать, то делом занялись саперы. Заряды были добрые: мина – «итальянка» и фугас, поставленный на «неизвлекаемость». Просто под ящичком с тротилом, обернутым холстиной, укладывалась граната с выдернутой чекой или мина противопехотная с поводочком.
У них было много хитростей. Но почти всегда они усиливали заряды поражающими элементами – кусками железа, рубленой проволокой, щебнем.
Снимать фугасы никто не собирался. Обстреляв вокруг все, что можно, из всех стволов, колонна подалась назад, и саперы рванули накладными зарядами оба подарка. В этих случаях очень неуютно стоять на дороге. Самое время ударить по колонне. Так и бывало частенько.
* * *
В июне 1982 года я впервые увидел портативную радиостанцию, которой пользовались моджахеды. С таким же успехом меня можно было подвести к пульту синхрофазотрона. А когда сведущие люди объяснили, что может этот кусок пластика и металла, я почувствовал легкую тошноту. От зависти. От унижения. Этот параллелепипед размером со школьный пенал практически не уступал нашей радиостанции на командно-штабной машине. Мне не надо было объяснять, что такое устойчивая связь в горах. По сей день уверен: будь у нас такое, на треть бы сократились потери личного состава.
Единственное, в чем мы были сильны, – система блокпостов и опорных пунктов. Вот куда огонь наш достает, то и наше. Только днем, конечно, и только ступая «в след», а утром обязательно после прохода саперов. На штабы «духи» нападали редко. Обстреливали, это бывало. Впрочем, в Баглане они в основном молотили именно по штабу батальона.
* * *
Меня всегда озадачивала «ортодоксальность» моджахедов. Уж если они где поставили фугас, и он удачно сработал, или засаду успешно провели, то обязательно «на этом же самом месте»… И не два, и не три раза, а много больше. Не менее удивительна была и наша способность наступать на одни и те же грабли.
А как вот еще определить убитого: «дух» или нет? Если с оружием, то понятно – душман! А подробнее? Если обрезан, то свой, афганский. А если нет? О, это наемник! Если на плече синяк – то только от оружия. Короче, «руки в порохе – расстрелять!». В этом отношении мы мало чем отличались от аборигенов. Как-то два враждующих отряда самообороны столкнулись, пострелялись. Раздев одного из убитых, пуштуна, таджики обнаружили у него рудимент – хвостик. Все! Легенда: такое-то племя – не люди. У них хвосты есть!
Северные провинции ДРА. 1981–1988 гг.
БОЙ У КИШЛАКА ШАЕСТА
3 августа 1980 года 783-й отдельный разведывательный батальон 201-й мсд потерял в бою у кишлака Шаеста сорок восемь человек убитыми и сорок семь ранеными. В историческом формуляре дивизии об этом трагическом бое, обстоятельствах и причинах нет ни слова, впрочем, как и обо всем, что делала дивизия в Афганистане с 1980 по 1985 год. В беседах с участниками боя, офицерами, служившими в указанное время в 783-м орб и соседних частях, удалось установить следующее (орфография сообщений сохранена):
«2 августа 1980 года, командир разведывательного батальона м-р А.
Кадыров отдал приказ выдвинуться на бронетехнике в район населенного пункта.
Талукан (в памяти у меня этот город, потом, наверное, был Кишим) оставить технику с водителями и пулеметчиками и кого-то из офицеров, а остальному личному составу в пешем порядке пойти в горы на помощь мотострелковому батальону, якобы окруженному мятежниками.
Нас было примерно 100–110 человек: 1рр, 2рр (командир роты старший лейтенант Мигунов С., разведывательно-десантная рота, которой командовал я, старший лейтенант Тарнаев С. и управление батальона, а также приданные подразделения).
Перед предгорьем командир батальона принял решение не выставлять при движении боковое охранение, так как это замедляло движение батальона. Оставили только головную походную заставу-1 разведроты (врио командира роты лейтенант Буров В., в количестве двадцати человек, в том числе комвзвода лейтенант Сериков), так как к указанному времени мы не успевали выйти в указанный район. Спорить с командиром или ему что-то советовать было бесполезно.
В 6.00 мы вошли в ущелье в указанном ранее порядке. Через несколько часов движения был объявлен привал. Дистанции между ротами были на расстоянии зрительной видимости, где-то 50—100 метров. Первая разведрота в ущелье зашла за поворот. Вот тут все и началось. Нас просто ждали. С первых выстрелов я был ранен в голову. Закричали, что меня убили. Меня заменил замкомроты по политической части старший лейтенант Ананьев В.А.
По нам вели огонь с левой стороны с гор по ходу движения. Ущелье было шириной метров двадцать. Мы видели, что обстреливалась и вторая разведрота с управлением батальона, но пробиться к ним мы не могли. Впереди, где находилась первая рота, шла пулеметная и автоматная стрельба, позже слышались разрывы гранат. Только намного позже мы узнали, что первой разведроты уже нет. Они все погибли, остался только один живой солдат – тяжело раненный.
Бой шел на трех участках. Связи не было. Батальонная радиостанция была разбита, начальник радиостанции старший сержант сверхсрочной службы Кузнецов В. отстреливался из пулемета и, в конечном итоге, погиб. На его теле были следы разрывных пуль. Осталась радиостанция только у меня (Р-129), тяжелая, которая перевозилась на ишаке и во время боя была далеко от нас. Стали окапываться и строить укрытия из камней.
Ситуация была очень сложной, огонь очень сильный и плотный, но команды выполнялись четко. Вошли в связь со штабом дивизии. Оттуда обругали нас, как могли, грозились наказать, так как сеанс связи прошел открытым текстом, времени шифровать не было. Нам просто не поверили. Бой длился уже больше часа. К обеду боеприпасы были на исходе, собирали их у убитых.
По ущелью тек ручей, или небольшая горная река шириной где-то 1,5–2 метра, глубиной 50–60 см, правый берег высотой 50–60 см. Несколько солдат и я укрылись там. Огонь уже велся и с правой стороны ущелья. Мы были закрыты только с одной стороны. Вода была ледяная. К нам пристрелялись. Мы находились на близком расстоянии от противника.
В полдень прилетели вертолеты. Стали сбрасывать нам цинковые ящики с патронами. Много патронов было поврежденных, так как сбрасывались с большой высоты. Но огневой помощи практически не оказали, боялись задеть нас. Уж очень близко были от нас душманы. Пробовали выслать группу из моей роты на левый склон, но их сразу сбили. Погибло несколько человек, в том числе зам. ком. взвода сержант Бричник Н. Группу возглавлял командир первого взвода лейтенант Лось Н., который через месяц погиб, патрулируя ночью Кундуз.
Надо было уходить, и мы получили такую команду. Убитых решено было не брать, да мы просто и не могли физически их вынести. C небольшой группой я пытался проверить маршрут выхода (отхода) из ущелья. Но, пройдя метров пятьдесят, мы попали под сильный огонь и потеряли еще несколько человек.
К вечеру бой утих, стреляли редко, но присутствие душманов мы чувствовали. Окопались и ждали очередного нападения, так как они обычно нападали ночью. Ночь была бессонная. Сверху что-то кричали.
Утром мы вышли, нас уже ждал командир дивизии (или начальник штаба), не помню. Я ему доложил обстановку. Раненых на вертолетах отправили в г. Кундуз на аэродром, тяжелораненых сразу перегрузили в г. Кундуз с вертолетов в самолеты и отправили в госпиталь в г. Ташкент. Я оказался в г. Ташкенте.
Уже позже мне говорили, что мы вели бой с душманами и подразделениями регулярной армии Пакистана. Правда ли это? Не знаю. Потери были очень большие. Погиб личный состав 1рр вместе с двумя офицерами (командир рр Воловиков А. в то время был в отпуске), начальник штаба батальона – к-н Жуков, начальник радиостанции сверхсрочник ст. с-нт Кузнецов В., зам. ком. взвода с-нт Бричник Н. и многие другие. Ранены – командир 2 рр ст. л-нт Мигунов С., командир разведывательно-десантной роты ст. л-нт Тарнаев С.Г., офицер политработник батальона, к сожалению, фамилию не помню, и другие солдаты.
