— Ошай, — произнес Марчат в ответ.
— Добро пожаловать в наше скромное обиталище, — произнес лунолицый и улыбнулся. «С такой вот вежливой улыбкой, верно, сажают на тонущий корабль», — подумал Марчат.
— Мне сюда? — спросил он.
Ошай кивнул на грубо сколоченную дверь в глубине полутемной комнаты, еле заметную в свете свечи.
— Он ждет, — сказал Ошай.
Марчат проворчал что-то под нос и побрел в темноту. Дверная створка прогнила от сырости, кожаные петли отвисли. Пришлось приподнять дверь за ручку, чтобы закрыть за собой. Комната для встреч оказалась меньше, светлей и уединеннее. В стенной нише стояла оплывшая до половины ночная свеча. Еще несколько горело на столике, а сидел за ним не кто иной, как андат. Бессемянный. У Марчата мурашки поползли по спине, когда существо стало его разглядывать черными глазищами. Даже в наилучшей обстановке встреча с андатом выбивала из колеи.
Марчат принял позу приветствия. Бессемянный ответил тем же, после чего подвинул собеседнику табурет и пригласил садиться. Марчат так и сделал.
— А поэт не догадывается, что ты здесь? — спросил он.
— Великий поэт Сарайкета весь вечер пьет как лошадь. По своему обыкновению, — ответил андат тоном будничным и ровным, словно зеркало. — Ему безразлично, где я и что делаю.
— Женщина, я слышал, уже здесь?
— Да. Ошай сказал, она то, что нам нужно. Покладистая, доверчивая и бесконечно наивная. Едва ли испугается и сбежит, как та. Вдобавок она с Ниппу.
— Ниппу? — переспросил Марчат и усмехнулся. — Это же на краю океана! Не боишься навлечь подозрения? С какой стати простой крестьянке с полудикарского острова плыть в такую даль, чтобы избавиться от младенца?
— Повод сам придумаешь, — отмел возражения Бессемянный. — Главное, она говорит только на островных языках. Если бы рядом с ее деревней был порт, она наверняка выучила бы одно из цивилизованных наречий. А так ты сможешь использовать Ошая как переводчика. Все просто.
— Моя распорядительница может знать ее язык.
— А нельзя ли переложить это на кого-нибудь, кто не знает? — спросил андат. — Или у тебя в Доме все — полиглоты?
— Кто отец, известно? — сменил тему Марчат.
Бессемянный повел рукой. Жест не относился ни к одной из принятых поз и, судя по движению тонких пальцев, означал целый мир и все внутри него.
— Кто знает? Какой-нибудь заезжий рыбак. Или купец. Мало ли кому случилось бывать в тех местах и залезть к ней под юбку. В любом случае нам до него дела нет. А как твоя часть плана, выполняется?
— У нас все готово. Дары уже собраны. В основном жемчуг, да сотня полос серебра — то, чем обычно платят островитяне. Хай не придерется, а потом будет поздно.
— Вот и славно, — отозвался Бессемянный. — Устрой аудиенцию при дворе. Если все пройдет без заминки, больше не встретимся.
Марчат хотел было выразить облегчение по этому поводу, но на полупозе спохватился, что его неправильно поймут. Бессемянный, однако, заметил эти метания. Бледные губы изогнулись в усмешке. Марчат оставил позу, чувствуя, что багровеет от досады.
— Это точно подействует? — спросил он.
— Я и прежде исторгал младенцев до срока. Меня для того и создали.
— В твоих силах сомнений не было. Я хотел узнать, точно ли это его сломит? Хешая, то есть. Он годами терпел твои худшие выходки. И если наша маленькая трагедия не подействует… Если существует хоть малейшая вероятность провала, если хай выяснит, что гальты замышляют уничтожить его драгоценного андата, последствия будут ужасными.
Бессемянный сместился на край стула, глядя в никуда. Марчат как-то слышал, что андаты дышат, лишь когда говорят. В затянувшемся молчании он наблюдал за собеседником. Слух оправдался: грудь под одеянием не двигалась, пока андат не набрал воздуха и не произнес:
— Хешай вот-вот убьет нерожденное дитя. Любимое. Нет ничего хуже этого — по крайней мере, для него. Представь себе. А эта островитянка… Он увидит, как свет померкнет в ее глазах, и будет знать, что во всем виноват он сам. Ты желаешь знать, сломит ли его это? Я отвечу: раздавит.
На миг оба замолкли. Лицо андата сделалось таким кровожадным, что Марчат заерзал на стуле. И тут же, словно они обсуждали какое-нибудь невинное мероприятие вроде сбора тростника, Бессемянный откинулся на стуле и усмехнулся.
— Когда поэт ослабеет, вы от меня избавитесь, — произнес он, — а мне уже будет все равно. Так что мы оба будем в выигрыше.
— Звучит как записка самоубийцы, — заметил Марчат. — Ищешь смерти?
— В некотором смысле да, — согласился Бессемянный. — Хотя я смотрю на это иначе. Мы ведь разного рода создания — ты и я.
— Согласен.
— Хочешь посмотреть на островитянку? Она спит в соседней комнате. Если не шуметь…
— Нет, спасибо, — ответил Марчат и встал. — Как только я узнаю дату аудиенции, мы с Ошаем все подготовим к назначенному сроку. Чем позже мы с ней встретимся, тем лучше.
— Если можно сказать «лучше», — сказал Бессемянный, принимая позу согласия и прощания.
Снаружи похолодало. Марчат постучал посохом о землю, словно сбивая засохшую грязь, а на самом деле — чтобы вызвать боль в пальцах. На сердце навалилась тяжесть. Дрянное ему предстояло дело. Дрянное, опасное и преступное. А если препятствовать этому, что тогда? Верховный Совет Гальта наверняка его уничтожит. Назад уже не повернуть. Нельзя даже откланяться и спихнуть ношу другому.
Нет иного пути, кроме того, что ведет вперед. Хорошо хоть Амат не придется в этом участвовать.
— Ну как, удачно сходили? — спросил Итани.
— Удачно, — соврал Марчат и быстрым шагом направился в темноту.
Амат Кяан надеялась выйти еще утром, до того, как наступит жара. Лиат, как и обещала, пришла пораньше — рассказать о ночной прогулке Итани. Правда, рассказ получился коротким, почти в двух словах. Марчат и его спутник вернулись в Гальтский Дом, когда от ночной свечи осталась лишь четверть, и отчет Итани вышел совсем не таким, каким должен был, знай он об истинной цели своего задания. Удалось выяснить только то, в каком из предместий они побывали и какой дом навестили.
С помощью этих сведений оказалось нетрудно разыскать здание, согласно договору снятое внаем на частные средства Вилсина, а не самого Дома. Нашлись и письма, где вскользь упоминалось о некоей девушке и ее путешествии в Сарайкет. Правда, Амат пришлось потратить пол-утра, чтобы это узнать. Теперь, когда она шагала по дороге на восток из города, а пограничная арка съеживалась за спиной, ею овладевала досада. По спине струился пот, больную ногу уже начало ломить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
