— Александр Федорович, у вас морские глаза, не подскажете, что он сейчас делает? — Джевецкий показал на странные манипуляции Сковородникова у паровой машины.
— Глаза уже не те, зато имеем морской бинокль, — контр-адмирал извлек оптику из саквояжа и приставил к глазам. — Матерь Божия, он закручивает предохранительный клапан.
— Совсем с ума сошел, — заключил Самохвалов, которому стало не до веселья.
Его мнение явно разделил один из ассистентов, который бочком попятился в сторону. Второй, молодой чернявый парень с лихо закрученными усами, беспечно махнул рукой и забрался в седло. Командир экипажа двинулся было к капитанскому насесту, но вспомнил, что некому открыть вентиль, подающий пар в цилиндры, приводящие в действие крылья. Он обернулся и тут...
Все стоящие на ипподроме дернулись от неожиданности, даже Можайский с Самохваловым, ожидавшие подобного. С оглушающим грохотом паровой котел взорвался. Вверх рванул гейзер, аппарат заволокло белыми клубами, с треском развалилась топка, залитая остатками воды. С жалобным воем несся прочь уцелевший ассистент, а все, кто покрепче нервами да помоложе, кинулись к месту аварии.
Сковородников выгнулся на земле, беспомощно шевеля обваренными руками. Глаза ему выжгло напрочь, но изобретатель хотя бы остался жив. Помощник недвижимо лежал на велосипедной раме: фрагмент котла воткнулся бедолаге аккурат среди спины.
Дамы падали в обморок на руки своих кавалеров, кого-то рвало. Не все собравшиеся поглазеть на полеты оказались любителями острых ощущений.
Садясь в бричку, Петр Андреевич зло заметил:
— Теперь и нам в случае чего трудно будет получить разрешение на публичную демонстрацию. Слава Богу, из приглашенных никого не зацепило.
Дальше ехали молча. Они понимали риск покорения воздуха, но беспечность и самонадеянность самоучки, погубившие парня, не лезли, ни в какие ворота.
Ближе к Васильевскому Самохвалов подуспокоился и начал по обыкновению философствовать.
— Как ни жаль давешнего испытателя, прошу заметить, господа, мы присутствуем, наверное, при последнем всплеске изобретательства, что называется, на коленке. А убьют его, такие как мы и профессор Жуковский. Какую газету ни глянь, везде сообщения об изобретениях. Большинство из них сделаны на голом энтузиазме, без всякого научного обоснования, лишь с помощью интуиции. Понятно, что почти все они — абсурдны, реальную пользу лишь единицы имеют.
Джевецкий живо откликнулся:
— Третьего дня читал о патенте американца Эдисона. Он изобрел лампу с платиновой нитью накаливания!
— Американцы ненормальные, — пожал широкими черными плечами Можайский. — Тогда уж дешевле освещаться, сжигая ассигнации.
— Именно. Скажите, любезный Петр Андреич, что вы имели в виду, когда окрестили нас убийцами изобретательства?
— Всего лишь профессиональный подход. Я оплатил постройку аэродинамической трубы, Николай Егорович расписал план экспериментаторских работ, Александр Федорович продувает модельки и данные конспектирует. Потом Жуковский у себя в Москве все тщательно рассчитает, и мы построим правильно спроектированный самолет. Энтузиаст вроде сегодняшнего велосипедиста так не сможет — им вечно не хватает средств, образования, да и просто систематического подхода. Лет пять, много — десять, и эпоха гениальных кустарей-одиночек канет в Лету. Мне немного жаль этих чудаков, но жизнь, господа, жестокая штука.
Несмотря на громкий крах Сковородникова и многих других самодельщиков, пытавшихся летать на паропланах, ракетопланах, орнитоптерах, геликоптерах и прочих устройствах тяжелее воздуха, неукротимый Самохвалов вплотную задумался о закреплении приоритета в создании первого работоспособного аэроплана. Петр сам сформулировал критерии для такого аппарата: он, пилотируемый человеком, должен произвести старт и подняться в воздух силой своего двигателя выше точки взлета, удержаться в воздухе хотя бы несколько секунд за счет подъемной силы крыла, преодолеть в горизонтальном направлении расстояние, многократно превышающее длину аппарата. В идеале аэроплан сможет совершить круговой полет и произвести посадку в точке старта. Осталась сущая мелочь — построить такой аппарат.
Постепенно обретающий свои очертания на бумаге планер, проектируемый совместно с Жуковсжим, быстро не поспеет — его без мотора облетать бы. К октябрю многочисленные эксперименты дали лишь понимание оптимального профиля крыла, соотношения его основных показателей: подъемной силы на различных углах атаки и ее зависимости от скорости потока, удельной нагрузки и т.д. Моторной установки малого веса, способной раскрутить пропеллер, также не наблюдается. Поэтому Самохвалов решил двинуть по наиболее проторенной дорожке и вернуться к результатам логойских опытов: установить на «Самолет-1» реактивный стартовый ускоритель, явив миру активный полет на аэроплане.
В природе жизнь к зиме затихает. В особняке на Васильевском острове все происходило с точностью до наоборот. На сдержанные возражения Можайского Петр решительно заявлял, что следующую полетную сессию надобно провести средь зимы: на снег падать мягче. За три месяца по наброскам Самохвалова привыкшие к его причудам мастера изготовили подвеску для паровой ракеты и оснастку, дабы перевесить крылья управления креном на концы основного крыла, превратив их в полноценные элероны.
Контр-адмирал занимался постройкой планера, прототипа под установку двигателя внутреннего сгорания, который человечество пока не изобрело. Вместе с Жуковским он вычертил его будущие контуры: биплан размахом крыльев чуть более десяти метров, соединенных между собой подкосами и расчалками. Вместо лодкоподобного фюзеляжа, близкого сердцу старого моряка, основу конструкции составил ажурный каркас с горизонтальным стабилизатором сзади. Стальные трубки впереди, на которые в будущем станет мотор, приняли пилотское кресло и рукоятку управления рулем высоты и элеронами. Двухстоечное шасси несло только лыжи, а сзади, памятуя опыт Каца, поддерживающего на старте пилота за ноги, компаньоны установили упругий крюк из металлического прутка.
Деньги улетали как в прорву. Каждый раз, посещая брата, управлявшего капиталами семьи, Петя возвращался в дурном настроении, забрасывал работу, выпивал и разглядывал неприличные французские картинки. Но наутро легкий энергический характер брал свое, и он снова впрягался, выписывая сложный маршрут между аэродинамической трубой, мастерскими и Обуховским заводом, где заканчивалась сборка реактивного двигателя.
Впрочем, столь громкое название не соответствовало донельзя примитивной конструкции. Всего-навсего котел высокого давления сигарообразной формы, с отбрасываемым лючком в хвостовой части, предохранительным клапаном, манометром и заливной горловиной для воды. По задумке автора, паровая ракета устанавливалась между шасси, снизу разогревалась топкой на жидком топливе. Когда вода закипала и давление пара подходило к некому оптимальному значению, ассистент должен был сорвать стопор лючка, после чего пар через узкое сопло бил в пространство, сообщая летательному аппарату поступательное движение. По идее, эффективное время работы должно было составить не менее шести-семи секунд, достаточных для разгона, взлета и еще хотя бы одно-двухсекундного поддержания самолета в воздухе.
Памятуя печальный пример Сковородникова, Самохвалов принес первый котел в жертву, определив давление, при котором паровая установка повторила судьбу «орнитоптерного пароплана». Опыт проходил на пустыре, а показания манометра испытатель считывал издали через неизменный адмиральский бинокль. Грохот разрываемого котла, потрясший округу на радость собравшимся мальчишкам, произошел при отметке шестьдесят. Значит, решил автор затеи, свыше сорока единиц поднимать давление опасно.
Дальнейшие опыты заняли примерно месяц. Диаметр сопла, достаточный для создания взлетной тяги, но не позволяющий вырваться пару за одну-две секунды, уточнялся экспериментальным путем. Неприятным открытием стало истечение кипящей струи во все стороны. Чтобы направить ее строго назад, между лючком и корпусом котла пришлось установить пятидюймовую трубу.
Об остальных проблемах: как не сжечь планер во время разогрева котла, не ошпариться при карабкании в подвес и не обжечься при посадке, когда мужское сокровище висит сантиметрах в пяти от раскаленной поверхности, а также не обварить ассистента, открывающего стартовый люк, — Самохвалов решил задуматься уже в Логойске.
За всеми эти заботами промелькнули Новый год, Рождество Христово и Крещение. Только 30 января детали для усовершенствования «Самолета-1», разобранный «Самолет-2», двое компаньонов и пара рабочих погрузились в специально зафрахтованный вагон до Минска.
